Неточные совпадения
Она безгрешных сновидений
Тебе на ложе
не пошлет
И для небес, как добрый гений.
Твоей души
не сбережет!
Вглядись в пронзительные очи —
Не небом светятся они!..
В них есть неправедные ночи,
В них есть мучительные сны!
— Да, а пока удержи
твой язык хулить то, чего ты
не знаешь!.. — поучал его тот.
— Если ты будешь сметь так говорить со мной, я прокляну тебя! — зашипел он, крепко прижав свой могучий кулак к столу. — Я
не горничная
твоя, а отец тебе, и ты имеешь дерзость сказать мне в глаза, что я шулер, обыгрывающий наверняка своих партнеров!
Тогда он воскликнул: «Егда, говорит,
не будет тебе, князь, беды на земле за неверие
твое, то аз простираю руку к небу и призываю на тебя суд божий: анафема!»
— Друг любезный, ты безумствуешь! Любовь
твоя ко мне совершенно ослепляет тебя!.. Сусанна никак уж
не пойдет за меня!.. Я слишком стар для нее! — кричал Егор Егорыч.
— Я
не понимаю тебя! Неужели ты этими словами оплакиваешь смерть Людмилы или жены
твоей! — проговорила она с легким укором и вместе с тем смотря жгучим и ревнивым взором на Ченцова.
— В чем мне тебя прощать? — возразил ей Ченцов. — Ты ни в чем
не виновата, и если тут кого прощать и извинять следует, так это
твою натуру!
— Жаль! — проговорила недовольным голосом Катрин и встала. — Я к тебе еще раз заеду взглянуть на
твою сноху, которой советую тебе
не давать очень воли, а если она
не будет слушаться, мне пожалуйся!
— Да ты
не бог знает какой большой награды требуешь, и очень натурально, что, как ты говорил, жертвуя деньги, хочешь хоть немного наблюдать, куда эти деньги будут расходоваться… И что же, дурачок Артасьев этот против
твоего избрания?
— Я и
не хочу ездить за тобой, а хочу, чтобы ты оставался здесь со мной… Неужели же тебе карьера
твоя дороже меня, и почему эта проклятая должность попечителя устроит
твою карьеру?
— Cher Лябьев, — воскликнул он, — я еду мимо и вижу
твою лошадь,
не удержался и забежал! Откуда ты?
— Ты велик, Максинька, в
твоем ответе! — воскликнул на это Углаков. — Протягиваю тебе руку, как собрату моему по каламбурству, и жму
твою руку, как сто тысяч братьев
не могли бы пожать ее!.. Хорошо сказано, Максинька?
— Вот видишь, как я угадал
твое желание! — произнес опять-таки с своей горькой улыбкой Лябьев, хотя, правду говоря, он пригласил Углакова вовсе
не для удовольствия того, но дабы на первых порах спрятаться, так сказать, за него от откровенных объяснений с женой касательно
не дома проведенной ночи; хотя Муза при такого рода объяснениях всегда была очень кротка, но эта-то покорность жены еще более терзала Лябьева, чем терзал бы его гнев ее.
— Сыграй что-нибудь, Муза! — попросила Сусанна Николаевна. — Я так давно
не слыхала
твоей игры.
— Как
не сумасшедшие? Неужели ты
не видела, как я по милости
твоего мужа была одурачена сегодня?
— Все это вздор и пустяки! — продолжал тот. — На людей, начинающих возвышаться, всегда возводят множество клевет и сплетен, которые потом, как комары от холода, сразу все пропадают; главное теперь
не в том; я имею к тебе еще другую, более серьезную для меня просьбу: продать мне
твою эту маленькую деревню Федюхину, в сорок или пятьдесят душ, кажется.
— По-твоему — глупо, а по-моему — умно, и мне уж наскучило на все глядеть
не своими, а
твоими глазами.
— Ах, барин, барин!..
Не ты бы говорил,
не я бы слушала! — воскликнула вдруг восседавшая на месте хозяйки Аграфена Васильевна. — Кто больше
твоего огладывал Аркашу?.. Ты вот говоришь, что он там милый и размилый, а тебе, я знаю, ничего, что он сидит теперь в тюрьме.
— У меня на вечере; человек пятьдесят гостей было. Я, по
твоему доброму совету,
не играю больше в банк, а хожу только около столов и наблюдаю, чтобы в порядке все было.
— Э, зови меня, как хочешь!
Твоя брань ни у кого на вороту
не повиснет… Я людей
не убивала, в карты и на разные плутни
не обыгрывала, а что насчет баломута ты говоришь, так это ты, душенька,
не ври, ты его подкладывал Лябьеву: это еще и прежде замечали за тобой. Аркаша, я знаю, что
не делал этого, да ты-то хотел его руками жар загребать. Разве ты
не играл с ним в половине, одно скажи!
— После этого ты
не знаешь
твоего мужа! — воскликнула Муза Николаевна. — Я уверена, что если бы ты намекнула ему только на то, что ты чувствуешь теперь, так Егор Егорыч потребовал бы от тебя совершенно противного.
— Катерина Петровна
не будет больше жить со мною, и потому в ее отделение я перевожу главную контору мою; кроме того, и ты можешь поместиться там с
твоей семьей.
— Принимая какое-нибудь бремя на себя, надобно сообразить, достанет ли в нас силы нести его, и почти безошибочно можно сказать, что нет,
не достанет, и что скорее оно придавит и уморит нас, как это случилось с Людмилой Николаевной, с которой я
не допущу тебя нести общую участь, и с настоящей минуты прошу тебя идти туда, куда влекут
твои пожеланья…
— Молись и вместе с тем призови в помощь к молитве разум
твой! Сейчас ты очень разумную вещь сказала, что Углаков тебе
не пара и
не стоит
твоей любви; ты женщина серьезно-мыслящая, а он — ветреный и увлекающийся мальчишка.
— Ну, этого ты
не говори! В Европу ездить приятно и полезно. Я сама это на себе испытала!.. Но тут другое… и я, пожалуй, согласна с
твоим предположением.
— Что же ты, — возражала ему Миропа Дмитриевна тихим и вместе с тем ядовитым голосом, — думаешь, что я куда-нибудь растранжириваю
твое великое жалованье? Так, пожалуйста,
не давай мне ничего и распоряжайся хозяйством сам.
На слова
твое великое жалованье она делала заметное ударение и очень хорошо, конечно, знала, что сам хозяйничать Аггей Никитич
не сумеет, да и
не захочет.
— Я говорила, татко, об этом Аггею Никитичу; ты отлично это сделаешь, — нам самим читать в такой жар ужасно трудно. Кроме того, мы многого
не понимаем, но когда ты говоришь, из
твоего голоса многое узнаешь.
Не правда ли? — отнеслась она к Аггею Никитичу.
Черт с тобой;
не смей писать мне, ни являться ко мне, чему ты, конечно, будешь очень рад, находясь, вероятно, целые дни в объятиях
твоей мерзавки!
В выборе
твоем ты
не ошибешься: около тебя стоит человек, который любит тебя и достоин быть тобою любимым.
— Чем же
не очищена душа
твоя будет, — продолжала возражать gnadige Frau. — Ты пытался, ты доносил, тебе
не поверили, и в грехе будут виноваты они, а
не ты.
— Да, но дай мне
твою руку! — отвечала на это Сусанна Николаевна, все-таки
не открывая глаз.
— Еще бы тебе
не видеть и
не слышать, когда ты только об этом и думаешь! Но вот что, мое сокровище: я
не оставлю тебя здесь и увезу с собой в Москву; ты здесь окружена только тем, чего уж нельзя возвратить, а того, что ты желаешь видеть, нет около тебя. Кроме того, последнее
твое видение может и сбыться: Терхов в самом деле может умереть от тоски! — решилась уж немножко припугнуть сестру Муза Николаевна.
— Страшно я нуждаюсь теперь в деньгах: постояльцы некоторые
не платят, запасы дорожают, номера к осени надобно почистить.
Не можешь ли ты мне уплатить
твой долг?