Неточные совпадения
— Это распределить нетрудно, —
произнес в сильном раздумье
отец Василий, — но избранное вами место в церкви я нахожу совершенно невозможным… Если бы даже во время процветания масонства я допустил в храме, мною заведоваемом, собрание ложи, то и тогда бы меня по меньшей мере что расстригли…
— По-английски? —
произнес несколько семинарским акцентом
отец Василий.
— А этого бы вам не следовало читать, —
произнес отец Василий серьезным тоном и кладя книжку на стол.
— Почему вы это думаете, что вы? —
произнес, разводя руками,
отец Василий.
— Ах, он пан Гологордовский, прощелыга этакий! —
произнесла с гневом Екатерина Петровна. — Он смеет колебаться, когда я ему делала столько одолжений: он живет в моем доме в долг; кроме того, у меня на него тысячи на три расписок, которые он перебрал у
отца в разное время… В случае, если он не будет тебе содействовать, я подам все это ко взысканию.
Доктору, кажется, досадно было, что Аггей Никитич не знает этого, и, как бы желая поразобраться с своими собственными мыслями, он вышел из гостиной в залу, где принялся ходить взад и вперед, причем лицо его изображало то какое-то недоумение, то уверенность, и в последнем случае глаза его загорались, и он начинал
произносить сам с собою отрывистые слова. Когда потом gnadige Frau, перестав играть в шахматы с
отцом Василием, вышла проводить того, Сверстов сказал ей...
— Это — переложенное в поэму апокрифическое предание о разбойнике, который попросил деву Марию, шедшую в Египет с Иосифом и предвечным младенцем, дать каплю молока своего его умирающему с голоду ребенку. Дева Мария покормила ребенка, который впоследствии, сделавшись, подобно
отцу своему, разбойником, был распят вместе со Христом на Голгофе и, умирая,
произнес к собрату своему по млеку: «Помяни мя, господи, егда приидеши во царствие твое!»
— Я знаю, что я прекрасно говорил, —
произнес отец Василий с некоторою ядовитостью (выпивши, он всегда становился желчным и начинал ко всему относиться скептически), — но это происходило в силу того закона, что мой разум и воображение приучены к этому представлению более, чем к какому-либо другому.
— Нет, я не отказываюсь ни от того, ни от другого, —
произнес мрачным тоном
отец Василий, — я тот же остаюсь масон и в придаток к тому — православный поп; но уразумейте меня, gnadige Frau: я человек и потому не вполне себе верю; не могу, например, утверждать, что исповедуемое мною вероучение непогрешимо: напротив того, я верую и, вместе с тем, ищу.
— И верьте!.. Это очень хорошо с вашей стороны, —
произнесла gnadige Frau, как бы поучавшая
отца Василия, а не он ее.
— Все-таки странно! —
произнес владыко, и при этом у него на губах пробежала такая усмешка, которою он как бы дополнял: «Что такое ныне значит масонство?.. Пустая фраза без всякого содержания!». Но вслух он проговорил: — Хоть
отец Василий и не хотел обратиться ко мне, но прошу вас заверить его, что я, из уважения к его учености, а также в память нашего товарищества, считаю непременным долгом для себя повысить его.
«Ба!» — воскликнул он вдруг, ударив себя по лбу и тем тоном, каким некогда Архимед
произнес эврика! — и эврика Аггея Никитича состояла в том, что он вспомнил о тяжелейших карманных золотых часах покойного
отца, а также о дюжине столовых ложек и предположил часы продать, а ложки заложить.
Неточные совпадения
— Напрасно ж она стыдится. Во-первых, тебе известен мой образ мыслей (Аркадию очень было приятно
произнести эти слова), а во-вторых — захочу ли я хоть на волос стеснять твою жизнь, твои привычки? Притом, я уверен, ты не мог сделать дурной выбор; если ты позволил ей жить с тобой под одною кровлей, стало быть она это заслуживает: во всяком случае, сын
отцу не судья, и в особенности я, и в особенности такому
отцу, который, как ты, никогда и ни в чем не стеснял моей свободы.
Голос Аркадия дрожал сначала: он чувствовал себя великодушным, однако в то же время понимал, что читает нечто вроде наставления своему
отцу; но звук собственных речей сильно действует на человека, и Аркадий
произнес последние слова твердо, даже с эффектом.
— Очинно они уже рискуют, — как бы с сожалением
произнес отец Алексей и погладил свою красивую бороду.
Родители и крестный
отец, держа рюмки в руках, посматривали на гостя с гордостью, но — недолго. Денисов решительно
произнес:
«Что же я тут буду делать с этой?» — спрашивал он себя и, чтоб не слышать
отца, вслушивался в шум ресторана за окном. Оркестр перестал играть и начал снова как раз в ту минуту, когда в комнате явилась еще такая же серая женщина, но моложе, очень стройная, с четкими формами, в пенсне на вздернутом носу. Удивленно посмотрев на Клима, она спросила, тихонько и мягко
произнося слова: