Неточные совпадения
— Но где ж мы
узнаем эти дела? Не таскаться же по всем канцеляриям!.. Мы,
слава богу, не французские стряпчие.
— Тогда пусть она
пошлет за доктором!.. Я не смею этого сделать, не
зная, угодно ли это будет ей, или нет! — произнес Крапчик с насмешкой.
— Что прислуга?.. Они не понимают ничего!.. — отозвался майор и затем, подумав немного, присовокупил: — Мне иногда,
знаете, когда бывает очень грустно, приходит на мысль
идти в монахи.
Он меня убедительно звал
пойти с ним в церковь на Мясницкую; мне бы самой хотелось, но не
знаю, как мамаше это покажется; и он мне говорил, что в Москве все теперь толкуют о скором пришествии антихриста и о страшном суде.
Он с приставленною к груди вашей шпагою водит вас по ужасному полу, нарочно изломанному и перековерканному, и тут же объясняет, что так мы странствуем в жизни: прошедшее для нас темно, будущее неизвестно, и мы
знаем только настоящее, что шпага, приставленная к груди, может вонзиться в нее, если избираемый сделает один ложный шаг, ибо он не видит пути, по которому теперь
идет, и не может распознавать препятствий, на нем лежащих.
Тем временем Егор Егорыч
послал Антипа Ильича к Андреюшке
узнать, можно ли к нему
идти, ибо юродивый не во всякое время и не всех к себе пускал. Антип Ильич исполнил это поручение с великим удовольствием и, возвратясь от Андреюшки, доложил с сияющим лицом...
В избранный для венчания день Егор Егорыч
послал Антипа Ильича к священнику, состоящему у него на руге (Кузьмищево, как мы
знаем, было село), сказать, что он будет венчаться с Сусанной Николаевной в пять часов вечера, а затем все, то есть жених и невеста, а также gnadige Frau и доктор, отправились в церковь пешком; священник, впрочем, осветил храм полным освещением и сам с дьяконом облекся в дорогие дорадоровые ризы, в которых служил только в заутреню светлого христова воскресения.
— Будет! — отвечал ей Ченцов и,
шедши в спальню, проговорил: — Какое дарование у этого Лябьева, черт его
знает!.. По-моему, он музыкант великий!
Купив ягоды и сказав Маланье, что она может
идти домой, Екатерина Петровна впала в мучительное раздумье: основным ее предположением было, что не от Валерьяна ли Николаича полился золотой дождь на старика Власия, которого Катрин
знала еще с своего детства и вовсе не разумела за очень богатого мужика, — и полился, разумеется, потому, что у Власия была сноха красивая.
Однажды он после продолжительного мистического бодрствования, чтобы рассеять себя, вышел из дому и направился в поле, где почувствовал, что чем далее он
идет, тем проницательнее становится его умственный взор, тем понятнее ему делаются все видимые вещи, так что по одним очертаниям и краскам оных он начал
узнавать их внутреннее бытие.
— Как же не понять, помилуйте! Не олухи же они царя небесного! — горячился Иван Петрович. — И теперь вопрос, как в этом случае действовать в вашу пользу?.. Когда по начальству это
шло, я взял да и написал, а тут как и что я могу сделать?.. Конечно, я сегодня поеду в клуб и буду говорить тому, другому, пятому, десятому; а кто их
знает, послушают ли они меня; будут, пожалуй, только хлопать ушами… Я даже не
знаю, когда и баллотировка наступит?..
— В таком случае, mesdames, — сказал между тем Углаков, садясь с серьезнейшей миной перед дамами и облокачиваясь на черного дерева столик, — рассудите вы, бога ради, меня с великим князем:
иду я прошлой осенью по Невскому в калошах, и
иду нарочно в тот именно час, когда
знаю, что великого князя непременно встречу…
— Конечно, дурной человек не будет откровенен, — заметила Сусанна Николаевна и
пошла к себе в комнату пораспустить корсет, парадное бархатное платье заменить домашним, и пока она все это совершала, в ее воображении рисовался, как живой, шустренький Углаков с своими проницательными и насмешливыми глазками, так что Сусанне Николаевне сделалось досадно на себя. Возвратясь к мужу и стараясь думать о чем-нибудь другом, она спросила Егора Егорыча,
знает ли он, что в их губернии, как и во многих, начинается голод?
— Но неужели же ни вы, ни Гегель не
знаете, или,
зная, отвергаете то, что говорит Бенеке? — привел еще раз мнение своего любимого философа Егор Егорыч. — Бенеке говорит, что для ума есть черта, до которой он
идет могущественно, но тут же весь и кончается, а там, дальше, за чертой, и поэзия, и бог, и религия, и это уж работа не его, а дело фантазии.
— Что ж мне на него огорчаться? Я давно
знаю, как он любит петушиться… Я только буду просить его помочь как-нибудь нам, — проговорила Екатерина Петровна и
пошла к Егору Егорычу все-таки несколько сконфуженною.
— Без тебя-то пуще не
знают! — огрызнулась Аграфена Васильевна, и, встав из-за стола,
пошла вниз.
Между узником и посетителями его как-то не завязывался разговор. Да и с чего его было начать? С того, что случилось? Это все
знали хорошо. Высказывать бесполезные рассуждения или утешения было бы очень
пошло. Но только вдруг Лябьев и Углаков услыхали в коридоре хорошо им знакомый голос Аграфены Васильевны, которая с кем-то, должно быть, вздорила и наконец брякнула...
— Мы панихиды и заупокойные обедни можем совершать и здесь по Юлии Матвеевне, она же все это будет
знать и ведать. Прикажете
идти позвать священников для служения панихиды?
После обеда Сусанна Николаевна прилегла на постель и даже задремала было; но на улице невдолге раздалась музыка, до такой степени стройная и согласная, что Сусанне Николаевне сквозь сон показалась какими-то райскими звуками; она встала и
пошла к Егору Егорычу, чтобы
узнать, где играют.
— Даже не
знаю из какой, и это был, как мне потом рассказывали, какой-то венгерский авантюрист, который,
узнав, что я русский, подошел ко мне и сказал: «Вы дерзко взглянули на даму, с которой я вчера
шел, а потому вы…» и, хотел, конечно, сказать «dummer Junge!», но я не дал ему этого договорить и мгновенно же воскликнул: «Вы dummer Junge, а не я!»
Пани Вибель не вытерпела долее и
послала Танюшу
узнать, что такое с Аггеем Никитичем и почему он к ней не
идет.
—
Знаю я, — произнес, самодовольно мотнув головой, Лябьев, — во-первых, тут дело
идет о Сусанне Николаевне.
— Оттого что… как это
знать?.. Может быть, Егор Егорыч завещал Сусанне
идти в монастырь.
Неточные совпадения
Городничий (в сторону).О, тонкая штука! Эк куда метнул! какого туману напустил! разбери кто хочет! Не
знаешь, с которой стороны и приняться. Ну, да уж попробовать не куды
пошло! Что будет, то будет, попробовать на авось. (Вслух.)Если вы точно имеете нужду в деньгах или в чем другом, то я готов служить сию минуту. Моя обязанность помогать проезжающим.
Аммос Федорович. Да, нехорошее дело заварилось! А я, признаюсь,
шел было к вам, Антон Антонович, с тем чтобы попотчевать вас собачонкою. Родная сестра тому кобелю, которого вы
знаете. Ведь вы слышали, что Чептович с Варховинским затеяли тяжбу, и теперь мне роскошь: травлю зайцев на землях и у того и у другого.
Да объяви всем, чтоб
знали: что вот, дискать, какую честь бог
послал городничему, — что выдает дочь свою не то чтобы за какого-нибудь простого человека, а за такого, что и на свете еще не было, что может все сделать, все, все, все!
Городничий. Я здесь напишу. (Пишет и в то же время говорит про себя.)А вот посмотрим, как
пойдет дело после фриштика да бутылки толстобрюшки! Да есть у нас губернская мадера: неказиста на вид, а слона повалит с ног. Только бы мне
узнать, что он такое и в какой мере нужно его опасаться. (Написавши, отдает Добчинскому, который подходит к двери, но в это время дверь обрывается и подслушивавший с другой стороны Бобчинский летит вместе с нею на сцену. Все издают восклицания. Бобчинский подымается.)
Марья Антоновна. Право, я не
знаю… мне так нужно было
идти. (Села.)