Неточные совпадения
— Приготовим! — сказала докторша и, несколько величественной походкой
выйдя из спальни мужа, прошла к себе тоже в спальню, где, впрочем, она
стала еще вязать шерстяные носки. Доктор же улегся снова в постель; но, тревожимый разными соображениями по предстоящему для него делу, не заснул и проворочался до ранних обеден, пока за ним не заехал исправник, с которым он и отправился на место происшествия.
Произошло его отсутствие оттого, что капитан, возбужденный рассказами Миропы Дмитриевны о красоте ее постоялки, дал себе слово непременно увидать m-lle Рыжову и во что бы то ни
стало познакомиться с нею и с матерью ее, ради чего он, подобно Миропе Дмитриевне,
стал предпринимать каждодневно экскурсии по переулку, в котором находился домик Зудченки, не заходя, впрочем, к сей последней, из опасения, что она начнет подтрунивать над его увлечением, и в первое же воскресенье Аггей Никитич, совершенно неожиданно для него, увидал, что со двора Миропы Дмитриевны
вышли: пожилая, весьма почтенной наружности, дама и молодая девушка, действительно красоты неописанной.
Юлия Матвеевна осталась совершенно убежденною, что Егор Егорыч рассердился на неприличные выражения капитана о масонах, и, чтобы не допустить еще раз повториться подобной сцене, она решилась намекнуть на это Звереву, и когда он, расспросив барышень все до малейших подробностей об Марфине,
стал наконец раскланиваться, Юлия Матвеевна
вышла за ним в переднюю и добрым голосом сказала ему...
Таким образом неумолкающая ни на минуту борьба Людмилы со своей страстью потрясла наконец в корень ее организм: из цветущей, здоровой девушки она
стала тенью, привидением, что делало еще заметнее округлость ее
стана, так что Людмила вовсе перестала
выходить из своей комнаты, стыдясь показаться даже на глаза кухарки.
Любя подражать в одежде новейшим модам, Петр Григорьич, приехав в Петербург, после долгого небывания в нем, счел первою для себя обязанностью заказать наимоднейший костюм у лучшего портного, который и одел его буква в букву по рецепту «Сына отечества» [«Сын Отечества» — журнал, издававшийся с 1812 года Н.И.Гречем (1787—1867).], издававшегося тогда Булгариным и Гречем, и в костюме этом Крапчик — не хочу того скрывать —
вышел ужасен: его корявое и черномазое лицо от белого верхнего сюртука
стало казаться еще чернее и корявее; надетые на огромные и волосатые руки Крапчика палевого цвета перчатки не покрывали всей кисти, а держимая им хлыстик-тросточка казалась просто чем-то глупым.
— Поезжайте! — не
стал его отговаривать Егор Егорыч, и едва только доктор ушел от него, он раскрыл лежавшую перед ним бумагу и
стал писать на ней уже не объяснение масонское, не поучение какое-нибудь, а стихи, которые хотя и
выходили у него отчасти придуманными, но все-таки не были лишены своего рода поэтического содержания. Он бряцал на своей лире...
Дочь же ее, Екатерина Филипповна, воспитывалась в Смольном монастыре, а потом
вышла замуж за полковника Татаринова, который был ранен под Лейпцигом и вскоре после кампании помер, а Екатерина Филипповна приехала к матери, где
стала заявлять, что она наделена даром пророчества, и собрала вкруг себя несколько адептов…
Однажды он после продолжительного мистического бодрствования, чтобы рассеять себя,
вышел из дому и направился в поле, где почувствовал, что чем далее он идет, тем проницательнее
становится его умственный взор, тем понятнее ему делаются все видимые вещи, так что по одним очертаниям и краскам оных он начал узнавать их внутреннее бытие.
Лябьев опять
стал фантазировать, и тут у него
вышло что-то очень хорошее, могущее глубоко зашевелить душу всякого человека.
Егор Егорыч заспорил было, а вместе с ним и Аграфена Васильевна; последняя начала уже говорить весьма веские словечки; но к ним
вышел невзрачный камер-юнкер и на чистом французском языке
стал что-то такое объяснять Егору Егорычу, который, видимо, начал поддаваться его словам, но Аграфена Васильевна снова протестовала.
— Это не я один, а вся Москва утверждает, и говорят, что не он собственно убил, а какой-то негодяй есть там, по прозванию Калмык, держащий у себя открытый картежный дом, который подкупил полицию и
вышел сух из воды… Вообще жить
становится невозможным.
Кажется, можно было бы удовлетвориться и благодарить только бога, но супруге моей показалось этого мало, так как она
выходила за меня замуж вовсе не потому, что любила меня, а затем, чтобы я брал на службе взятки для нее, но когда я не
стал этого делать, она сама задумала брать их.