Неточные совпадения
Тщательно скрывая от дочерей положение несчастной горничной, она спешила ее отправить в деревню, и при этом не только
что не бранила бедняжку, а, напротив, утешала, просила не
падать духом и беречь себя и своего будущего ребенка, а сама между тем приходила в крайнее удивление и восклицала: «Этого я от Аннушки (или Паши какой-нибудь) никак не ожидала, никак!» Вообще Юлия Матвеевна все житейские неприятности — а у нее их было немало — встречала с совершенно искренним недоумением.
Между тем в Людмиле была страсть к щеголеватости во всем: в туалете, в белье, в убранстве комнаты; тогда как Сусанна почти презирала это, и в ее спальне был только большой образ с лампадкой и довольно жесткий диван, на котором она
спала; Муза тоже мало занималась своей комнатой, потому
что никогда почти не оставалась в ней, но, одевшись, сейчас же сходила вниз, к своему фортепьяно.
Тактика Ченцова была не скрывать перед женщинами своих любовных похождений, а, напротив, еще выдумывать их на себя, — и удивительное дело: он не только
что не
падал тем в их глазах, но скорей возвышался и поселял в некоторых желание отбить его у других. Людмила, впрочем, была, по-видимому, недовольна его шутками и все продолжала взад и вперед ходить по комнате.
— Ты ляжешь
спать? — сказала она, возвратясь к мужу и видя,
что он сидит, облокотясь на стол, мрачный и вместе с тем какой-то восторженный.
В догматике ее рассказывается,
что бог Саваоф, видя,
что христианство
пало на земле от пришествия некоего антихриста из монашеского чина, разумея, без сомнения, под этим антихристом патриарха Никона […патриарх Никон — в миру Никита Минов (1605—1681), выдающийся русский религиозный деятель.], сошел сам на землю в лице крестьянина Костромской губернии, Юрьевецкого уезда, Данилы [Данила Филиппов (ум. в 1700 г.) — основатель хлыстовской секты.], или, как другие говорят, Капитона Филипповича; а между тем в Нижегородской губернии, сколько мне помнится, у двух столетних крестьянских супругов Сусловых родился ребенок-мальчик, которого ни поп и никто из крестьян крестить и воспринять от купели не пожелали…
— Мне, во времена моей еще ранней юности, — продолжал владыко, — мы ведь, поповичи, ближе живем к народу,
чем вы, дворяне; я же был бедненький сельский семинарист, и нас, по обычаю, целой ватагой возили с нашей вакации в училище в город на лодке, и раз наш кормчий вечером пристал к одной деревне и всех нас свел в эту деревню ночевать к его знакомому крестьянину, и когда мы поели наших дорожных колобков, то были уложены
спать в небольшой избенке вповалку на полу.
Сам Иван Дорофеев, мужик лет около сорока, курчавый и с умными глазами, в красной рубахе и в сильно смазанных дегтем сапогах,
спал на лавке и первый услыхал своим привычным ухом,
что кто-то подъехал к его дому и постучал в окно, должно быть, кнутовищем.
За ужином Егор Егорыч по своему обыкновению, а gnadige Frau от усталости — ничего почти не ели, но зато Сверстов все ел и все выпил,
что было на столе, и, одушевляемый радостью свидания с другом, был совершенно не утомлен и нисколько не опьянел. Gnadige Frau скоро поняла,
что мужу ее и Егору Егорычу желалось остаться вдвоем, чтобы побеседовать пооткровеннее, а потому, ссылаясь на то,
что ей
спать очень хочется, она попросила у хозяина позволения удалиться в свою комнату.
Что касается до Людмилы, то в душе она была чиста и невинна и
пала даже не под влиянием минутного чувственного увлечения, а в силу раболепного благоговения перед своим соблазнителем; но, раз уличенная матерью, непогрешимою в этом отношении ничем, она мгновенно поняла весь стыд своего проступка, и нравственное чувство девушки заговорило в ней со всей неотразимостью своей логики.
Адмиральша, Сусанна и майор перешли в квартиру Миропы Дмитриевны и разместились там, как всегда это бывает в минуты катастроф, кто куда
попал: адмиральша очутилась сидящей рядом с майором на диване и только
что не склонившею голову на его плечо, а Сусанне, севшей вдали от них и бывшей, разумеется, бог знает до
чего расстроенною, вдруг почему-то кинулись в глаза чистота, порядок и даже щеголеватость убранства маленьких комнат Миропы Дмитриевны: в зальце, например, круглый стол, на котором она обыкновенно угощала карабинерных офицеров чаем, был покрыт чистой коломянковой салфеткой; а про гостиную и говорить нечего: не говоря о разных красивых безделушках, о швейном столике с всевозможными принадлежностями, там виднелось литографическое и разрисованное красками изображение Маврокордато [Маврокордато Александр (1791—1865) — греческий патриот, организатор восстания в Миссолонги (1821).], греческого полководца, скачущего на коне и с рубящей наотмашь саблей.
— Насчет здоровья, я не думаю, чтобы нам, военным, было вредно плотно поесть: как прошагаешь в день верст пятнадцать, так и не почувствуешь даже,
что ел; конечно, почитать что-нибудь не захочешь, а скорей бы
спать после того.
Все хлопоты по свадьбе в смысле распоряжений
пали на gnadige Frau, а в смысле денежных расходов — на Егора Егорыча. Жених, как только дано ему было слово, объявил,
что он Музу Николаевну берет так, как она есть, а потому просит не хлопотать об туалете невесты, который и нельзя сделать хоть сколько-нибудь порядочный в губернском городе, а также не отделять его будущей жене какого-либо состояния, потому
что он сам богат. Когда эти слова его были переданы Сусанной матери, старуха вдруг взбунтовалась.
Я была брезглива с рождения, и никогда не была в то же время пуглива и труслива; но, признаюсь, чуть не
упала в обморок, когда приподняли немного повязку на моих глазах, и я увидала при синеватом освещении спиртовой лампы прямо перед собою только
что принятую перед тем сестру в окровавленной одежде.
Gnadige Frau между тем об этих разговорах и объяснениях с прелестным существом в непродолжительном времени сообщила своему мужу, который обыкновенно являлся домой только
спать; целые же дни он возился в больнице, объезжал соседние деревни, из которых доходил до него слух,
что там много больных, лечил даже у крестьян лошадей, коров, и когда он таким образом возвратился однажды домой и, выпив своей любимой водочки, принялся ужинать, то gnadige Frau подсела к нему.
— Так я сейчас и поеду; мне все равно
спать —
что в постели,
что в тарантасе! — объяснил Сверстов.
Почти наверно можно сказать,
что ни Егор Егорыч, ни gnadige Frau, ни доктор эту ночь не
спали напролет, да не
спала, кажется, и Сусанна, тревожимая раздававшимся шумом внизу.
— Ждать так ждать! — сказал с тем же невеселым лицом Егор Егорыч и затем почти целую неделю не
спал ни одной ночи: живая струйка родственной любви к Валерьяну в нем далеко еще не иссякла. Сусанна все это, разумеется, подметила и постоянно обдумывала в своей хорошенькой головке, как бы и
чем помочь Валерьяну и успокоить Егора Егорыча.
Я тоже в усадьбу-то прибрела к вечеру, прямо прошла в людскую и думала,
что и в дом меня сведут, однако-че говорят,
что никаких странниц и богомолок от господ есть приказание не принимать, и так тут какая-то старушонка плеснула мне в чашку пустых щей; похлебала я их, и она
спать меня на полати услала…
— Прочитайте!.. Меня так мучит это,
что я всю ночь не
спала!
— Нет, тевтон, германец из Герлица, и главным образом в нем великого удивления достойно то,
что он, будучи простым крестьянином и
пася в поле стада отца своего, почти еще ребенком имел видения.
Gnadige Frau подала Сусанне Николаевне чернильницу, и та подписалась. Затем начался полнейший беспорядок в собрании. Сусанна Николаевна
упала в объятия мужа и плакала. Он тоже плакал. Ворвался в собрание Сверстов, успевший, наконец, отыскать и надеть свой белый запон; он прежде всего обеспокоился, не случилось ли чего-нибудь с Сусанной Николаевной, и, вид «,
что ничего, шепнул жене...
— Хорошо! — произнес покорно Егор Егорыч и, встав, пошел в свою спальню. Сусанна Николаевна последовала за ним. Там он прилег на постель. Сусанна Николаевна села около и, взяв его руки, начала их согревать. Егор Егорыч лежал совершенно тихо, но она очень хорошо чувствовала,
что он не
спит.
— Ну, это он шалит! — подхватил с азартом Егор Егорыч. — Я нарочно поеду для этого на баллотировку, и мы его с позором черняками закатаем! Скорее верблюд пролезет в игольное ухо,
чем он
попадет в попечители!
Дело в том,
что на потолке этой уборной была довольно искусно нарисована Венера, рассыпающая цветы, которые как бы должны были
упасть с потолка на поправляющих свой туалет дам и тем их еще более украсить, — мысль сама по себе прекрасная, но на беду в уборной повесили для освещения люстру, крючок которой пришелся на средине живота Венеры, вследствие
чего сказанное стихотворение гласило: «Губернский предводитель глуп, ввинтил Венере люстру в пуп».
— Не помню, голубчик, не помню! — восклицал Иван Петрович и, нисколько не подумав, зачем нужна Сверстову какая-то справка о Тулузове, а также совершенно не сообразив,
что учитель Тулузов и Тулузов, ныне ладящий
попасть в попечители гимназии, одно и то же лицо, он обратился к сторожу, продолжавшему держать перед ним шубу, и приказал тому...
Некоторые утверждали,
что для этого надобно выбрать особых комиссаров и назначить им жалованье; наконец князь Индобский, тоже успевший
попасть в члены комитета, предложил деньги, предназначенные для помещичьих крестьян, отдать помещикам, а раздачу вспомоществований крестьянам казенным и мещанам возложить на кого-либо из членов комитета; но когда ни одно из сих мнений его не было принято комитетом, то князь высказал свою прежнюю мысль,
что так как дела откупов тесно связаны с благосостоянием народным, то не благоугодно ли будет комитету пригласить господ откупщиков, которых тогда много съехалось в Москву, и с ними посоветоваться, как и
что тут лучше предпринять.
Старики Углаковы одновременно смеялись и удивлялись. Углаков, сделав с своей дамой тур — два, наконец почти
упал на одно из кресел. Сусанна Николаевна подумала,
что он и тут что-нибудь шутит, но оказалось,
что молодой человек был в самом деле болен, так
что старики Углаковы, с помощью даже Сусанны Николаевны, почти перетащили его на постель и уложили.
— У меня!.. Так
что я должен был ехать в полицию и вызвать ту, чтобы убрали от меня эту
падаль.
Егор Егорыч поспешил ущипнуть себя, ради убеждения,
что не
спит; но видение еще продолжалось, так
что он встал со стула.
— Я знаю,
что прощает, и нисколько не
упал духом, — отвечал Лябьев.
— Из больницы, умер было совсем… — отвечал тот. — Вообразите, посадили меня на диету умирающих… Лежу я, голодаю, худею, наконец мне вообразилось,
что я в святые
попал, и говорю: «О, чудо из чудес и скандал для небес, Дьяков в раке и святитель в усах, при штанах и во фраке!»
На этом кончилось совещание камер-юнкера с Екатериной Петровной, но она потом не
спала всю ночь, и ей беспрестанно мерещилось,
что муж ее отравит, так
что на другой день, едва только Тулузов возвратился от генерал-губернатора, она послала к нему пригласить его придти к ней.
— Конечно, я! — призналась пани Вибель и, заметив,
что Генрику ее широко и всласть зевнул, сказала ему: —
Что ж ты, татко, сидишь тут и мучишься? Ступай к себе
спать.
Он к пани Вибель не подходил даже близко и шел в толпе с кем ни
попало, но зато, когда балкона стало не видать, он, как бы случайно предложив пани Вибель свою руку, тотчас же свернул с нею на боковую дорожку,
что, конечно, никому не могло показаться странным, ибо еще ранее его своротил в сторону с своей невестой инвалидный поручик; ушли также в сторону несколько молодых девиц, желавших, как надо думать, поговорить между собою о том,
что они считали говорить при своих маменьках неудобным.
— Я-то, понятно,
что, — отвечал Терхов, — но как вы с вашим супругом сюда
попали?
—
Попали мы потому,
что мне захотелось путешествовать (Сусанна Николаевна при этом слегка покраснела), ну, а потом Егору Егорычу необходимо было посоветоваться с докторами, чтобы они ему прописали какие нужно воды.
— И вы вот
что сделайте, пан Зверев! Татко после обеда всегда
спит, а вы приходите ко мне в сад, где я бываю, и там в беседке мы будем с вами читать! — прибавила она Аггею Никитичу.
Подойдя к окну своей спальни, он тихо отпирал его и одним прыжком прыгал в спальню, где, раздевшись и улегшись, засыпал крепчайшим сном часов до десяти, не внушая никакого подозрения Миропе Дмитриевне, так как она знала,
что Аггей Никитич всегда любил
спать долго по утрам, и вообще Миропа Дмитриевна последнее время весьма мало думала о своем супруге, ибо ее занимала собственная довольно серьезная мысль: видя, как Рамзаев — человек не особенно практический и расчетливый — богател с каждым днем, Миропа Дмитриевна вздумала попросить его с принятием, конечно, залогов от нее взять ее в долю, когда он на следующий год будет брать новый откуп; но Рамзаев наотрез отказал ей в том, говоря,
что откупное дело рискованное и
что он никогда не позволит себе вовлекать в него своих добрых знакомых.
Сообразив все это, Аггей Никитич взобрался на акацию, а с нее шагнул на верхний брус забора и, ухватившись за ветку той же акации, попробовал спрыгнуть на землю, до которой было аршина четыре; ветка при этом обломилась, и Аггей Никитич
упал, но сейчас же и поднялся с земли, причем он, как это после уже припомнил, почувствовал,
что что-то такое обронил, и вместе с тем раздались громкие голоса: «Кто это?
Положим,
что это так; но тут не надо забывать,
что цели других обществ слишком ограниченны, замкнуты, слишком внешни и не касаются внутреннего мира работающих вкупе членов, вот почему наш союз не только не
падает, а еще разрастается, и доказательством тому служит,
что к нам постоянно идут новые ищущие неофиты, как и вы оба пришли с открытыми сердцами и с духовной жаждой слышать масонские поучения…
— Скажи,
что я
спал, потому
что перед этим очень много и долго не
спал, — ответил он что-то такое и снова погрузился как бы в забытье.