Неточные совпадения
—
Граф Хвостиков приезжал ко мне… Он в отчаянии и рассказывает про Янсутского такие вещи, что поверить трудно: конечно, Янсутский потерял много состояния в делах у Хмурина, но не разорился же совершенно, а между тем он до такой степени
стал мало выдавать Лизе денег, что у нее каких-нибудь шести целковых не было, чтобы купить себе ботинки… Кормил ее бог знает какой дрянью… Она не выдержала наконец, переехала от него и будет существовать в номерах…
Тот, конечно, не отказал ему. При прощанье Тюменев с Бегушевым нежно расцеловался, а
графу протянул только руку и даже не сказал ему: «До свиданья!» По отъезде их он немедленно ушел в свой кабинет и
стал внимательно разбирать свои бумаги и вещи: «прямолинейность» и плотный мозг Ефима Федоровича совершенно уже восторжествовали над всеми ощущениями.
Граф Хвостиков, едучи в это время с Бегушевым, опять принялся плакать.
Через несколько дней на станцию Московской железной дороги к вечернему экстренному поезду приехал Бегушев вместе с
графом Хвостиковым, и когда он
стал было брать два билета,
граф вдруг воскликнул...
Домне Осиповне хотелось спросить, о чем именно хандрит Бегушев, однако она удержалась; но когда
граф Хвостиков
стал было раскланиваться с ней, Домна Осиповна оставила его у себя обедать и в продолжение нескольких часов, которые тот еще оставался у ней, она несколько раз принималась расспрашивать его о разных пустяках, касающихся Бегушева.
Граф из этого ясно понял, что она еще интересуется прежним своим другом, и не преминул начать разглагольствовать на эту тему.
Граф приехал сильно пьяный. Бегушев все-таки велел его позвать к себе и
стал расспрашивать.
Граф и рассказать хорошенько не мог: болтал, что похороны были великолепные, что полиция палками разгоняла народ, — такое множество набралось, — и что все это, по его соображению, были раскольники.
— Ближе всего, чтобы этим делом
стали заниматься люди добросовестные, и вот ради этого я и
граф Хвостиков решились издавать честную, русскую и правдивую газету, — объяснил Долгов.
— Мы ожидали, — продолжал Долгов, — что вы поработаете с нами; я так предположил разделить занятия: вам — иностранный отдел, я беру внутренний, а
граф Хвостиков — фельетон, критику и
статьи об искусствах!
Встретив такие сухие и насмешливые ответы,
граф счел за лучшее плюнуть на все, — пусть себе делают, как хотят, — и удрал из дому; но, имея синяк под глазом, показаться в каком-нибудь порядочном месте он стыдился и прошел в грязную и табачищем провонялую пивную,
стал там пить пиво и толковать с немецкими подмастерьями о политике.
Актриса с заметной гримасой встала и нехотя пошла за хозяйкой, которая, как ни раздосадована была всеми этими ломаньями Чуйкиной, посадила ее опять рядом с собой, а по другую сторону Татьяны Васильевны поместился
граф Хвостиков и
стал ее просить позволить ему взять пьесу с собой, чтобы еще раз ее прочесть и сделать об ней заранее рекламу.
Граф Хвостиков, которому Бегушев, конечно, ни слова не говорил об этом,
стал подмечать и подозревать, что Бегушев что-то такое замышляет и что ему оставаться долее у него ненадежно.
Впрочем, на этот случай
граф заранее себя до некоторой степени обеспечил, так как немедля же после чтения пьесы Татьяны Васильевны он написал и напечатал хвалебнейшую
статью о сем имеющемся скоро появиться в свете произведении и подписался под этой рекламой полной своей фамилией.
Хвостиков поставлен был в затруднительное положение. Долгов действительно говорил ему, что он намерен писать о драме вообще и драме русской в особенности, желая в
статье своей доказать… — Но что такое доказать, —
граф совершенно не понял. Он был не склонен к чересчур отвлеченному мышлению, а Долгов в этой беседе занесся в самые высшие философско-исторические и философско-эстетические сферы.
Камердинер графский удивился, с какой это
стати графу селедки принесли, но делать было нечего, допустил положить те бочонки в зале и пошел доложить графу. А жиды, меж тем, пока граф к ним вышел, эти свои сельдяные бочонки раскрыли и в них срезь с краями полно золота. Все монетки новенькие, как жар горят, и биты одним калибром: по пяти рублей пятнадцати копеек за штуку.
Неточные совпадения
Я выстрелил, — продолжал
граф, — и, слава богу, дал промах; тогда Сильвио… (в эту минуту он был, право, ужасен) Сильвио
стал в меня прицеливаться.
«Ты не узнал меня,
граф?» — сказал он дрожащим голосом. «Сильвио!» — закричал я, и признаюсь, я почувствовал, как волоса
стали вдруг на мне дыбом.
Дивиться,
стало быть, нечему, что одним добрым утром у крестьян Даровской волости Котельнического уезда отрезали землю вплоть до гуменников и домов и отдали в частное владение купцам, купившим аренду у какого-то родственника
графа Канкрина.
Дело было в том, что я тогда только что начал сближаться с петербургскими литераторами, печатать
статьи, а главное, я был переведен из Владимира в Петербург
графом Строгановым без всякого участия тайной полиции и, приехавши в Петербург, не пошел являться ни к Дубельту, ни в III Отделение, на что мне намекали добрые люди.
Отчаянный роялист, он участвовал на знаменитом празднике, на котором королевские опричники топтали народную кокарду и где Мария-Антуанетта пила на погибель революции.
Граф Кенсона, худой, стройный, высокий и седой старик, был тип учтивости и изящных манер. В Париже его ждало пэрство, он уже ездил поздравлять Людовика XVIII с местом и возвратился в Россию для продажи именья. Надобно было, на мою беду, чтоб вежливейший из генералов всех русских армий
стал при мне говорить о войне.