— За мое призвание, — продолжал студент, — что я не хочу по их дудке плясать и сделаться каким-нибудь офицером, они считают меня, как и Гамлета, почти сумасшедшим. Кажется, после всего этого можно сыграть эту роль с душой; и теперь меня собственно останавливает то, что знакомых, которые бы любили и понимали это дело, у меня нет. Самому себе доверить невозможно, и потому, если б вы позволили мне прочесть вам эту роль… я даже
принес книжку… если вы только позволите…
Незаметно и неожиданно, где-нибудь в углу, в сумраке, возникал рыжий человек, учитель Клима и Дмитрия, Степан Томилин; вбегала всегда взволнованная барышня Таня Куликова, сухонькая, со смешным носом, изъеденным оспой; она
приносила книжки или тетрадки, исписанные лиловыми словами, наскакивала на всех и подавленно, вполголоса торопила:
— Постойте, я вам
принесу книжку. Вы из нее хоть главные факты узнаете. Так слушайте же песню… Впрочем, я вам лучше принесу написанный перевод. Я уверен, вы полюбите нас: вы всех притесненных любите. Если бы вы знали, какой наш край благодатный! А между тем его топчут, его терзают, — подхватил он с невольным движением руки, и лицо его потемнело, — у нас все отняли, все: наши церкви, наши права, наши земли; как стадо гоняют нас поганые турки, нас режут…
Неточные совпадения
— Ржига предупредил меня, что с Иваном придется поступить строго. Он
приносил в класс какие-то запрещенные
книжки и неприличные фотографии. Я сказала Ржиге, что в
книжках, наверное, нет ничего серьезного, это просто хвастовство Дронова.
Летом 1836 года я спокойно сидел за своим письменным столом в Вятке, когда почтальон
принес мне последнюю
книжку «Телескопа».
Что он Зайцевский — об этом и не знали. Он как-то зашел ко мне и
принес изданную им
книжку стихов и рассказов, которые он исполнял на сцене.
Книжка называлась «Пополам». Меня он не застал и через день позвонил по телефону, спросив, получил ли я ее.
Но вот наконец я сдал экзамен в третий класс, получил в награду Евангелие, Басни Крылова в переплете и еще
книжку без переплета, с непонятным титулом — «Фата-Моргана», дали мне также похвальный лист. Когда я
принес эти подарки домой, дед очень обрадовался, растрогался и заявил, что всё это нужно беречь и что он запрет книги в укладку себе. Бабушка уже несколько дней лежала больная, у нее не было денег, дед охал и взвизгивал:
Он давал деньги, присылал необходимые вещи — портянки, подвертки, холста,
приносил иногда душеспасительные
книжки и оделял ими каждого грамотного, с полным убеждением, что они будут их дорогой читать и что грамотный прочтет неграмотному.