— Господин начальник губернии теперь пишет, — начал Забоков, выкладывая по пальцам, — что я человек пьяный и характера буйного; но, делая извет этот, его превосходительство, вероятно, изволили забыть, что каждый раз при проезде их по губернии я пользовался счастьем принимать их в своем доме и удостоен даже был
чести иметь их восприемником своего младшего сына; значит, если я доподлинно человек такой дурной нравственности, то каким же манером господин начальник губернии мог приближать меня к своей персоне на такую дистанцию?
Неточные совпадения
Надобно было
иметь истинно христианское терпение Петра Михайлыча, чтобы держать Гаврилыча в продолжение десяти лет сторожем при училище, потому что инвалид, по старости лет, был и глуп, и ленив, и груб; никогда
почти ничего не прибирал, не чистил, так что Петр Михайлыч принужден был, по крайней мере раз в месяц, нанимать на свой счет поломоек для приведения здания училища в надлежащий порядок.
Полина совсем
почти прищурила глаза и начала рисовать. Калинович догадался, что объявлением своей службы он уронил себя в мнении своих новых знакомых, и, поняв, с кем
имеет дело, решился поправить это.
Хотя поток времени унес далеко счастливые дни моей юности, когда
имел я счастие быть вашим однокашником, и фортуна поставила вас, достойно возвыся, на слишком высокую, сравнительно со мной, ступень мирских
почестей, но, питая полную уверенность в неизменность вашу во всех благородных чувствованиях и зная вашу полезную, доказанную многими опытами любовь к успехам русской литературы, беру на себя смелость представить на ваш образованный суд сочинение в повествовательном роде одного молодого человека, воспитанника Московского университета и моего преемника по службе, который желал бы поместить свой труд в одном из петербургских периодических изданий.
Прошу принять уверение в совершенном моем почтении и преданности, с коими
имею честь пребыть
Калинович отвечал, что он
имел честь быть у них один раз.
И я вот, по моей кочующей жизни в России и за границей, много был знаком с разного рода писателями и художниками, начиная с какого-нибудь провинциального актера до Гете, которому
имел честь представляться в качестве русского путешественника, и, признаюсь, в каждом из них замечал что-то особенное, не похожее на нас, грешных, ну, и, кроме того, не говоря об уме (дурака писателя и артиста я не могу даже себе представить), но, кроме ума, у большей части из них прекрасное и благородное сердце.
— Действительно не умею, — отвечал князь, — хоть и жил
почти весь век свой между литераторами и, надобно сказать,
имел много дорогих и милых для меня знакомств между этими людьми, — прибавил он, вздохнув.
Я отвечаю за вас моею совестью и
честью, не признать которых во мне вы по сю пору не
имеете еще никакого права.
— Прощу извинения, — продолжал становой, — по обязанностям моей службы, до сих пор еще не
имел чести представиться вашему сиятельству.
— Merci! — отвечал Дубовский, торопливо выпивая вино, и, видимо, тронутый за чувствительную струну, снова продолжал: — Я был, однако, так еще осторожен, что не позволил себе прямо отнестись в редакцию, а вот именно самого Павла Николаича, встретив в одном доме, спрашиваю, что могу ли надеяться быть напечатан у них. Он говорил: «Очень хорошо, очень рад».
Имел ли я после того право быть
почти уверен?
— Ужасно трудна, — подтвердил юноша, — но я откровенно могу вам сказать, что вполне сочувствую ей, потому что сам
почти в положении Гамлета. Отец мой, к несчастью,
имеет привязанность к нашей бывшей гувернантке, от которой страдала наша мать и, может быть, умерла даже от нее, а теперь страдаем мы все, и я, как старший, чувствую, что должен был бы отомстить этой женщине и не могу на это решиться, потому что все-таки люблю и уважаю моего отца.
— Я было, ваше сиятельство,
имел честь заезжать сегодня к вам, но мне отказали, — проговорил князь. В голосе его тоже слышалось почтение.
— Завтра же, потому что я сегодня буду в Петергофе и завтра буду
иметь честь донести вам, господин будущий владетель миллионного состояния… Превосходнейшая это вещь! — говорил князь, пожимая ему руку и провожая его.
— Точно так, ваше сиятельство, я
имел честь встретиться там с вами раз, — отвечал Калинович.
— Я
имел честь быть раз у его превосходительства, — отвечал тот.
При чтении этих строк лицо Калиновича загорелось радостью. Письмо это было от Настеньки. Десять лет он не
имел о ней ни слуху ни духу, не переставая
почти никогда думать о ней, и через десять лет, наконец, снова откликнулась эта женщина, питавшая к нему какую-то собачью привязанность.
— Эти наши солдаты такой народ, что возможности никакой нет! — говорил он, ведя свою спутницу под руку. — И я, признаться сказать, давно желал
иметь честь представиться в ваш дом, но решительно не смел, не зная, как это будет принято, а если б позволили, то…
Вначале, когда я
имела еще глупость выговаривать ему за его холодность и
почти презрение ко мне, он прямо отвечал, — что разве такие женщины, как я,
имеют право ожидать от мужей любви?..
Все, которых я
имею честь здесь видеть, все мы чиновники, и потому маскироваться нам друг перед другом нечего.