Сверху послышались нежные звуки струнного оркестра, заигравшего
веселый марш. Юнкера сразу заволновались. «Господа, пора, пойдем, начинается. Пойдемте».
Устанут песенники, начнут играть музыканты. Под мерный, громкий и большею частью
веселый марш идти гораздо легче; все, даже самые утомленные, приосанятся, отчетливо шагают в ногу, сохраняют равнение: батальон узнать нельзя. Помню, однажды мы прошли под музыку больше шести верст в один час, не замечая усталости; но когда измученные музыканты перестали играть, вызванное музыкою возбуждение исчезло, и я почувствовал, что вот-вот упаду, да и упал бы, не случись вовремя остановка на отдых.
— Сейчас начнется блестящее представление: укрощение львов и кормление диких зверей. Пожертвуйте, господа, кто что может, в пользу служащих зверинца. И в это время свободной рукой он зазвонил в колокольчик, возвещающий начало представления. Десять евреев-музыкантов грянули
веселый марш.
— Ну, а Лоренцита? спросил я мистера Чарли, когда он угрюмо замолчал вслед за последними словами. Он долго молчал, потом принялся насвистывать какой-то
веселый марш и, наконец, ответил мрачным тоном:
Неточные совпадения
Наши поэты уже не витают более в эмпиреях: они спустились на землю; они с нами в ногу идут под строгий механический
марш Музыкального Завода; их лира — утренний шорох электрических зубных щеток и грозный треск искр в Машине Благодетеля, и величественное эхо Гимна Единому Государству, и интимный звон хрустально-сияющей ночной вазы, и волнующий треск падающих штор, и
веселые голоса новейшей поваренной книги, и еле слышный шепот уличных мембран.
Освобожденные от живой преграды из человеческих тел, точно радуясь свободе, громче и
веселее побежали навстречу Ромашову яркие звуки
марша.
Все оправились и туже подтянули ремни, расправили складки, выровняли груди и опять — шагом
марш — вступили в первую улицу Москвы под мужественное ликование ярко-медных труб,
веселых флейт, меланхолических кларнетов, задумчивых тягучих гобоев, лукавых женственных валторн, задорных маленьких барабанов и глухой могучий темп больших турецких барабанов, оживленных
веселыми медными тарелками.
Послышался тревожный стук капельмейстерской палочки, и первые такты
марша понеслись по цирку
веселыми, возбуждающими, медными звуками. Кто-то быстро распахнул занавес, кто-то хлопнул Арбузова по плечу и отрывисто скомандовал ему: «Allez!» Плечо о плечо, ступая с тяжелой, самоуверенной грацией, по-прежнему не глядя друг на друга, борцы пошли между двух рядов выстроившихся артистов и, дойдя до средины арены, разошлись в разные стороны.
— Ну, на прощанье еще песню и
марш по домам, — сказал граф, свежий,
веселый, красивый более чем когда-нибудь, входя в залу в дорожном платье.