Людей и свет изведал он
И знал неверной жизни цену.
В сердцах друзей нашед измену,
В мечтах любви
безумный сон,
Наскуча жертвой быть привычной
Давно презренной суеты,
И неприязни двуязычной,
И простодушной клеветы,
Отступник света, друг природы,
Покинул он родной предел
И в край далекий полетел
С веселым призраком свободы.
Увы, минувших лет
безумный сон // Со смехом повторить не смеет лира! // Живой водой печали окроплен, // Как труп давно застывшего вампира, // Грозя перстом, поднялся молча он, // И мысль к нему прикована… Ужели // В моей груди изгладить не успели // Столь много лет и столько мук иных — // Волшебный стан и пару глаз больших? // (Хоть, признаюсь вам, разбирая строго, // Получше их видал я после много.)
Неточные совпадения
Мельком, словно во
сне, припоминались некоторым старикам примеры из истории, а в особенности из эпохи, когда градоначальствовал Бородавкин, который навел в город оловянных солдатиков и однажды, в минуту
безумной отваги, скомандовал им:"Ломай!"Но ведь тогда все-таки была война, а теперь… без всякого повода… среди глубокого земского мира…
Что было следствием свиданья? // Увы, не трудно угадать! // Любви
безумные страданья // Не перестали волновать // Младой души, печали жадной; // Нет, пуще страстью безотрадной // Татьяна бедная горит; // Ее постели
сон бежит; // Здоровье, жизни цвет и сладость, // Улыбка, девственный покой, // Пропало всё, что звук пустой, // И меркнет милой Тани младость: // Так одевает бури тень // Едва рождающийся день.
Затем, как во
сне, увидел он, еще не понимая этого, что в глазах Шульговича попеременно отразились удивление, страх, тревога, жалость…
Безумная, неизбежная волна, захватившая так грозно и так стихийно душу Ромашова, вдруг упала, растаяла, отхлынула далеко. Ромашов, точно просыпаясь, глубоко и сильно вздохнул. Все стало сразу простым и обыденным в его глазах. Шульгович суетливо показывал ему на стул и говорил с неожиданной грубоватой лаской:
Младая кровь играет; // Смиряй себя молитвой и постом, // И
сны твои видений легких будут // Исполнены. Доныне — если я, // Невольною дремотой обессилен, // Не сотворю молитвы долгой к ночи — // Мой старый
сон не тих, и не безгрешен, // Мне чудятся то шумные пиры, // То ратный стан, то схватки боевые, //
Безумные потехи юных лет!
Я к этому мошеннику недаром // Сочувствие имел. Мы схожи нравом, // Но в клады я не верю уж давно! // А странно, что досель я не могу // О ней не думать! В память глубоко // Слова и голос врезались ее, // И этот взгляд испуганный, когда // Опомнилась она в моих объятьях. //
Безумный дон Жуан! До коих пор // Играть тобой воображенье будет! // Стыдись хоть Боабдила. Этот ищет, // Что находить и добывать возможно, — // А ты? Стыдись! Тебя смущает
сон!