Неточные совпадения
В этом
письме указано, что М. И. Пущин прислал брату пушкинский автограф стихотворения «Мой первый
друг» в 1843 г.
[В показаниях
других московских декабристов это
письмо приводится с таким дополнением: «Нас по справедливости назвали бы подлецами, если бы мы пропустили нынешний, единственный, случай».]
[Написано на случай, если
письмо попадет в руки фельдъегеря Желдыбина, везшего Пущина и
других декабристов в Сибирь.
На днях получил доброе
письмо ваше от 8-го генваря, почтенный, дорогой мой
друг Егор Антонович! Оно истинно меня утешило и как будто перенесло к вам, где бывал так счастлив. Спасибо вам за подробный отчет о вашем житье-бытье. Поцелуйте добрую мою М. Я. и всех ваших домашних: их воспоминание обо мне очень дорого для меня; от души всех благодарю.
Может быть, это мечта, но мечта для меня утешительная сладостная. Объяснений между нами не нужно: я пойму, если вы пришлете мне какую-нибудь книгу и скажете в
письме, что она вам нравится, — тогда я прямо за перо с некоторыми добрыми
друзьями и спечем вам пирог. Но — увы! — когда еще этот листок до вас долетит и когда получу ответ? Мильон верст!
В день воспоминаний лицейских я получил
письмо твое от 8 апреля, любезный
друг Малиновский; ты, верно, не забыл 9 июня [9 июня — день окончания выпускных экзаменов для лицеистов 1-го выпуска, в 1817 г.] и, глядя на чугунное кольцо, которому минуло 21 год, мысленно соединился со всеми товарищами,
друзьями нашей юности.
Спасибо тебе, любезный
друг, что ты меня так бескорыстно наделяешь добрыми твоими
письмами.
Надобно кончать, любезный
друг: пора отправлять
письма.
Вот месяц, что я к тебе писал отсюда,
друг Оболенский; в продолжение этого времени, долгого в разлуке, ты, верно, мне сказал словечко, но я ничего не получал после
письма твоего от 5 сентября, которым ты меня порадовал в Тобольске.
Наконец, любезный
друг, я получил
письма от Марьи Николаевны. Давно мне недоставало этого утешения. Она обещает писать часто. Ты, верно, с Трубецкими в переписке; следовательно, странно бы мне рассказывать отсюда, что делается в соседстве твоем. Меня порадовало известие, что Сутгова матушка к нему начала снова писать попрежнему и обеспечила их будущность; это я узнал вчера из
письма Марьи Казимировны — невольно тебе сообщаю старую весть, может быть, давно уже известную.
Вы имеете полное право, почтенный
друг Егор Антонович, быть недовольным мною: нужна испытанная ваша доброта, чтобы простить мне с лишком трехмесячное мое молчание, до сих пор не благодарил вас за
письмо ваше на лицейском листке, [Бумага с литографированным видом Лицея.] которое меня встретило в Тобольске.
Давно пора побеседовать с тобой, любезный
друг Евгений; все поджидал твоего
письма; наконец, пришедшая почта привезла мне твой листок от Нового года; благодарю тебя сердечно за добрые твои желания, в которых я нахожу старую, неизменную твою дружбу…
…Мне очень живо представил тебя Вадковский: я недавно получил от него
письмо из Иркутска, в котором он говорит о свидании с тобой по возвращении с вод. Не повторяю слов его, щажу твою скромность, сам один наслаждаюсь ими и благословляю бога, соединившего нас неразрывными чувствами, понимая, как эта связь для меня усладительна. Извини, любезный
друг, что невольно сказал больше, нежели хотел: со мной это часто бывает, когда думаю сердцем, — ты не удивишься…
Прощай, любезный
друг Оболенский, мильон раз тебя целую, больше, чем когда-нибудь. Продолжай любить меня попрежнему. Будь доволен неполным и неудовлетворительным моим
письмом. Об соседях на западе нечего сказать особенного. Знаю только, что Беляевы уехали на Кавказ. Туда же просились Крюковы, Киреев и Фролов. Фонвизину отказано. — Крепко обнимаю тебя.
Официальные мои
письма все, кажется, к вам ходят через Петербург — с будущей почтой буду отвечать Сергею Григорьевичу, на днях получил его листок от 25 — го числа [Много
писем С. Г. Волконского к Пущину за 1840–1843, 1855 гг., характеризующих их взаимную сердечную дружбу и глубокое, искреннее уважение — в РО (ф. 243 и Фв. III, 35), в ЦГИА (ф. 279, оп. I, № 254 и 255), за 1842, 1854 и 1857 гг. напечатаны в сборниках о декабристах.] — он в один день с вами писал, только
другой дорогой.
На прошедшей неделе не удалось мне, почтенный и добрый
друг мой Егор Антонович, поблагодарить вас за ваше мартовское
письмо, которое долго странствовало; через Иркутск, наконец, оно дошло до меня, и я насладился вашею беседою; рано или поздно она всегда для меня истинное утешение.
Сегодня получил от Annette
письмо, 12 августа; она говорит, что послан запрос в Иркутск об моем переводе и соединении с тобой, любезный
друг. Теперь можно спокойно ожидать к зиме разрешения, — вероятно, на Ангаре дадим
друг другу руку на житье!
Опять из Туринска приветствую тебя, любезный, милый
друг Евгений. Опять горестная весть отсюда: я не застал Ивашева. Он скоропостижно умер 27 декабря вечером и похоронен в тот самый день, когда в прошлом году на наших руках скончалась Камилла Петровна. В Тобольске это известие меня не застало:
письмо Басаргина, где он просил меня возвратиться скорее, пришло два дни после моего отъезда. В Ялуторовске дошла до меня эта печальная истина — я тотчас в сани и сюда…
Прощай, любезный Евгений, — это
письмо несколько замедлит, из Туринска дорога дальше, но к тебе всегда одинаково близок твой
друг И. Пущин.
Одна тяжелая для меня весть: Алекс. Поджио хворает больше прежнего. Припадки часто возвращаются, а силы слабеют. Все
другие здоровы попрежнему. Там уже узнали о смерти Ивашева, но еще не получили моего
письма отсюда. M. H. не пишет, С. Г. говорит, что она уверена, что я еду. Мнения, как видите, разделены.
Не моя вина, добрый мой
друг Евгений, что обычные мои
письма не вовремя к тебе доходят, и не твоя вина, что я получил, после листка твоего от 15 декабря,
другой от 14 февраля.
Много бы хотелось с тобой болтать, но еще есть
другие ответы к почте. Прощай, любезный
друг. Ставь номера на
письмах, пока не будем в одном номере. Право, тоска, когда не все получаешь, чего хочется. Крепко обнимаю тебя. Найди смысл, если есть пропуски в моей рукописи. Не перечитываю — за меня кто-нибудь ее прочтет, пока до тебя дойдет. Будь здоров и душой и телом…
Прощайте. Басаргин пришел звать ходить. Да и вам пора отдохнуть от моей болтовни. Чего не сказал, то до
другого раза. Не знаю, сказал ли что-нибудь путного. Судите сами, я не берусь читать своего
письма. Жажду вашего листка. Пожалуйста, доставляйте мне иногда весточку через Дорофеева.
Десять дней тому назад я получил, добрый
друг мой Оболенский, твое
письмо, вероятно, мартовское, числа нет…
Ты меня смешишь желанием непременно сыграть мою свадьбу. Нет! любезный
друг. Кажется, не доставлю тебе этого удовольствия. Не забудь, что мне 4 мая стукнуло 43 года. Правда, что я еще молодой жених в сравнении с Александром Лукичом; но предоставляю ему право быть счастливым и за себя и за меня. Ты мне ни слова не говоришь об этой оригинальной женитьбе. Все кажется, что одного твоего
письма я не получил…
Как снег на голову, явился сейчас ко мне Завьялов и просит
письма к вам, почтенные и добрые
друзья мои…
Сообщите Басаргину при случае ваше
письмо; он привязан к Никите. Прощайте, добрый
друг!
За три дня до появления сюда Жадовского я послал к вам
письмо через Мясникова — и мне теперь досадно, что не адресовал к
другому лицу.
Только это отражено в дошедших до нас
письмах Пущина к
друзьям.
Сегодня в ночь заезжал Казадаев; я, пока он здесь был, успел сказать несколько слов братьям Михаиле и Николаю, а ваше
письмо до
другого разу осталось.
Однако прощайте, почтенный
друг. Вы, я думаю, и не рады, что заставили меня от времени до времени на бумаге беседовать с вами, как это часто мне случалось делать мысленно. Не умею отвыкнуть от вас и доброго вашего семейного круга, с которым я сроднился с первых моих лет. Желаю вам всех возможных утешений. Если когда-нибудь вздумаете мне написать, то посылайте
письма Матрене Михеевне Мешалкиной в дом Бронникова. Это скорее доходит. Крепко жму вашу руку.
Я здесь на перепутье часто ловлю оттуда весточку и сам их наделяю листками. Это существенная выгода Ялуторовска, кроме
других его удовольствий. [Ялуторовск лежал на главном пути из Европейской России в Сибирь. Проезжавшие купцы, чиновники передавали декабристам
письма и посылки от родных, на обратном пути брали от декабристов
письма, которые благодаря этому избегали цензуру администрации.]
Очень жаль, любезный
друг Кюхельбекер, что мое
письмо [Это
письмо Пущина не найдено.] тебя рассердило: я писал к тебе с
другою целью; но видно, что тут, как и во многих
других обстоятельствах бывает, приходится каждому остаться при своем мнении.
Нынешняя почта привезла мне, любезный
друг Малиновский, твое
письмо от 8 ноября. Давно я поджидал весточки от вас и рад был узнать, что вы все здоровы.
Сегодня вечером будет неделя, что я расстался с тобой, милая Аннушка, а все еще в двухстах пятидесяти верстах от тебя,
друг мой! Как-то ты поживаешь? Будет ли сегодня с почтой от тебя весточка? Нетерпеливо жду твоего
письма. Хочется скорей узнать, что ты здорова и весела.
…Я бы желал, чтобы и в
других случаях моей жизни нашелся добрый человек, который бы остановил вовремя от глупости, которую часто не так легко исправить, как поразборчивее написать
письмо…
Как мне благодарить вас, добрый
друг Матвей Иванович, за все, что вы для меня делаете.
Письмо ваше от 10 сентября вместе с листком от Аннушки глубоко тронуло меня. День ее рождения мысленно я был в вашем кругу и видел мою малютку в восхищении от всех ваших добрых к ней вниманий. Спасибо, от души спасибо!..
…Вся наша ялуторовская артель нетерпеливо меня ждет. Здесь нашел я
письма. Аннушка всех созвала на Новый год. Я начну дома это торжество благодарением богу за награду после 10 лет [10-ти лет — ссылки на поселение.] за возобновление завета с
друзьями — товарищами изгнания… Желаю вам, добрый
друг, всего отрадного в 1850 году. Всем нашим скажите мой дружеский оклик: до свиданья! Где и как, не знаю, но должны еще увидеться…
Только что собирался по отъезде молодых новобрачных (я говорю молодых, потому что бывают у нас подчас и старые новобрачные) отвечать вам, добрый мой Гаврило Степанович, на
письмо ваше с Лизой, как 1-го числа получил
другое ваше
письмо, писанное благодетельной рукой Лучшего Секретаря.
Обнимаю вас, добрый
друг. Передайте прилагаемое
письмо Созоновичам. Барон [Барон — В. И. Штейнгейль.] уже в Тобольске — писал в день выезда в Тары. Спасибо племяннику-ревизору, [Не племянник, а двоюродный брат декабриста И. А. Анненкова, сенатор H. Н. Анненков, приезжавший в Сибирь на ревизию.] что он устроил это дело. — 'Приветствуйте ваших хозяев — лучших людей. Вся наша артель вас обнимает.
До приезда Бачманова с твоим
письмом, любезный
друг Матюшкин, то есть до 30 генваря, я знал только, что инструмент будет, но ровно ничего не понимал, почему ты не говоришь о всей прозе такого дела, — теперь я и не смею об ней думать. Вы умели поэтизировать, и опять вам спасибо — но довольно, иначе не будет конца.
Любезный
друг Матюшкин, ты уже должен знать из
письма моего к Николаю от 12 июня, что с признательностью сердечною прочтен твой листок от 8 мая. Посылка получена в совершенной исправности. Старый Лицей над фортепианами красуется, а твой портрет с Энгельгардтом и Вольховским на
другой стенке, близ письменного моего стола. Ноты твои Аннушка скоро будет разыгрывать, а тетрадка из лицейского архива переписана. Подлинник нашей древности возвращаю. От души тебе спасибо за все, добрый
друг!
Вероятно, не удивило тебя
письмо Балакшина от 26 июня. Ты все это передал Николаю, который привык к проявлениям Маремьяны-старицы. [Прозвище Пущина за его заботы о всех нуждающихся в какой-либо помощи.] — Записку о Тизенгаузене можешь бросить, не делая никаких справок. Это тогдашние бредни нашего doyen d'âge, [Старшего годами, старшины (франц.).] от которых я не мог отделаться. Сын его сказал мне теперь, что означенный Тизенгаузен давно имеет
другое место. Это дело можно почислить решенным.
Пора благодарить тебя, любезный
друг Николай, за твое
письмо от 28 июня. Оно дошло до меня 18 августа. От души спасибо тебе, что мне откликнулся. В награду посылаю тебе листок от моей старой знакомки, бывшей Михайловой. Она погостила несколько дней у своей старой приятельницы, жены здешнего исправника. Я с ней раза два виделся и много говорил о тебе. Она всех вас вспоминает с особенным чувством. Если вздумаешь ей отвечать, пиши прямо в Петропавловск, где отец ее управляющий таможней.
Непростительно мне, вечному писаке
писем, что я до сих пор не благодарил вас, добрый
друг Гаврило Степанович, за ваши листки с экс-директрисой. Из последующего вы увидите причины этой неисправности и, может быть, меня оправдаете.
В большом
письме Вольфа к Пущину за 1842 г. читаем: «Добрый
друг, добрый Иван Иванович, которого я никогда не перестану любить и что еще более и постояннее — уважать.
Из этих
писем вы увидите, добрые мои
друзья, на чем основано мое решение расстаться с Аннушкой.
Сегодня получена посылка, добрый
друг мой Матрена Петровна! Всенашел, все в моих руках. Спешу тебе [Первое обращение Пущина к Н. Д. Фонвизиной на «ты» — в неизданном
письме от 23 декабря 1855 г. Здесь сообщается, что все спрашивают Пущина о Наталье Дмитриевне.] это сказать, чтоб тебя успокоить. Qui cherche, trouve. [Кто ищет — находит (франц.).] Ничего еще не читал… Скоро откликнусь — и откликнусь с чувством признательной затаенной любви… Прочел стих...
Вы уже знаете, добрый
друг Петр Николаевич, из
письма Павла Сергеевича, посланного с Рудаковым, что поезд двинулся от меня 6 марта.
Сегодня откликаю тебе, любезный
друг Николай, на твой листок от 2 марта, который привез мне 22-го числа Зиночкин жених. Он пробыл с нами 12 часов: это много для курьера и жениха, но мало для нас, которые на лету ловили добрых людей. Странное дело — ты до сих пор ни слова не говоришь на
письма с Кобелевой…