— Об том-то я и говорю. Потолкуем да поговорим, а потом и поедем. Благословясь да Богу помолясь, а не так как-нибудь: прыг да шмыг! Поспешишь — людей насмешишь! Спешат-то на пожар, а у нас, слава Богу,
не горит! Вот Любиньке — той на ярмарку спешить надо, а тебе что! Да вот я тебя еще что спрошу: ты в Погорелке, что ли, жить будешь?
Неточные совпадения
Молчание. Но Антон Васильев недаром получил от барыни прозвище переметной сумы. Он
не вытерпливает и вновь начинает топтаться на месте,
сгорая желанием нечто доложить.
— Да, брат, тяпнул-таки я на своем веку
горя, — рассказывает он, — пора и на боковую!
Не объем же ведь я ее, а куска-то хлеба, чай, как
не найтись! Ты как, Иван Михайлыч, об этом думаешь?
—
Не помню. Кажется, что-то было. Я, брат, вплоть до Харькова дошел, а хоть убей — ничего
не помню. Помню только, что и деревнями шли, и городами шли, да еще, что в Туле откупщик нам речь говорил. Прослезился, подлец! Да, тяпнула-таки в ту пору
горя наша матушка-Русь православная! Откупщики, подрядчики, приемщики — как только Бог спас!
А там всенощная; поют, свечки
горят, благоухание от кадил — и
не знаю, где я, на земле или на небеси!
Она сидела, опершись головой на руку и обратив обмоченное слезами лицо навстречу поднимающемуся солнцу, как будто говорила ему: видь!! Она
не стонала и
не кляла, а только потихоньку всхлипывала, словно захлебывалась слезами. И в то же время на душе у ней так и
горело...
Лампадка
горит перед образом и светом своим сообщает предметам какой-то обманчивый характер, точно это
не предметы, а только очертания предметов.
— А знаете ли вы, маменька, отчего мы в дворянском званье родились? А все оттого, что милость Божья к нам была. Кабы
не она, и мы сидели бы теперь в избушечке, да
горела бы у нас
не свечечка, а лучинушка, а уж насчет чайку да кофейку — об этом и думать бы
не „смели! Сидели бы; я бы лаптишечки ковырял, вы бы щец там каких-нибудь пустеньких поужинать сбирали, Евпраксеюшка бы красну ткала… А может быть, на беду, десятский еще с подводой бы выгнал…
Для него
не существует ни
горя, ни радости, ни ненависти, ни любви.
— В чужом кармане, мой друг, легко деньги считать. Иногда нам кажется, что у человека золотые
горы, а поглядеть да посмотреть, так у него на маслице да на свечечку — и то
не его, а Богово!
— С горы-то полегче — слышишь! Да и в Сенькине на косогоре — смотри
не вывали! — приказывал он кучеру.
Не горы с места сдвинулись, // Упали на головушку, // Не Бог стрелой громовою // Во гневе грудь пронзил, // По мне — тиха, невидима — // Прошла гроза душевная, // Покажешь ли ее?
Целых шесть лет сряду город
не горел, не голодал, не испытывал ни повальных болезней, ни скотских падежей, и граждане не без основания приписывали такое неслыханное в летописях благоденствие простоте своего начальника, бригадира Петра Петровича Фердыщенка.
Неточные совпадения
Да если спросят, отчего
не выстроена церковь при богоугодном заведении, на которую назад тому пять лет была ассигнована сумма, то
не позабыть сказать, что начала строиться, но
сгорела.
Вино валит крестьянина, // А
горе не валит его?
Беден, нечесан Калинушка, // Нечем ему щеголять, // Только расписана спинушка, // Да за рубахой
не знать. // С лаптя до ворота // Шкура вся вспорота, // Пухнет с мякины живот. // Верченый, крученый, // Сеченый, мученый, // Еле Калина бредет: // В ноги кабатчику стукнется, //
Горе потопит в вине. // Только в субботу аукнется // С барской конюшни жене…
«Точеные-то столбики // С балкону, что ли, умница?» — // Спросили мужики. // — С балкону! // «То-то высохли! // А ты
не дуй!
Сгорят они // Скорее, чем карасиков // Изловят на уху!»
У батюшки, у матушки // С Филиппом побывала я, // За дело принялась. // Три года, так считаю я, // Неделя за неделею, // Одним порядком шли, // Что год, то дети: некогда // Ни думать, ни печалиться, // Дай Бог с работой справиться // Да лоб перекрестить. // Поешь — когда останется // От старших да от деточек, // Уснешь — когда больна… // А на четвертый новое // Подкралось
горе лютое — // К кому оно привяжется, // До смерти
не избыть!