Неточные совпадения
Есть у них на все этакой взгляд наивный, какого ни один человек
в целом
мире иметь не может.
Но танцам, как и всему
в мире,
есть конец. Наступает страшная для Марьи Ивановны минута ужина, и я вижу, как она суетится около Василия Николаича, стараясь заранее заслужить его снисходительность.
И что ж, сударь? не прошло полгода, как муж у ней
в душегубстве изобличен
был и
в работы сослан, а она осталась одинокою
в мире сиротой… вот как бог-то противляющихся ему родителей наказывает!
Иван Онуфрич весь синь от злости; губы его дрожат; но он сознает, что есть-таки
в мире сила, которую даже его бесспорное и неотразимое величие сломить не может! Все он себе покорил, даже желудок усовершенствовал, а придорожного мужика покорить не мог!
О, вы, которые живете другою, широкою жизнию, вы, которых оставляют жить и которые оставляете жить других, — завидую вам! И если когда-нибудь придется вам горько и вы усомнитесь
в вашем счастии, вспомните, что
есть иной
мир,
мир зловоний и болотных испарений,
мир сплетен и жирных кулебяк — и горе вам, если вы тотчас не поспешите подписать удовольствие вечному истцу вашей жизни — обществу!
В моих глазах целый
мир есть не что иное, как вещество, которое,
в руках искусного мастера, должно принимать те или другие формы.
Но я вам сказал уже, что следственной части не люблю, по той главной причине, что тут живой материял
есть. То ли дело судейская часть! Тут имеешь дело только с бумагою; сидишь себе
в кабинете, никто тебя не смущает, никто не мешает; сидишь и действуешь согласно с здравою логикой и строгою законностью. Если силлогизм построен правильно, если все нужные посылки сделаны, — значит, и дело правильное, значит, никто
в мире кассировать меня не
в силах.
Вы можете,
в настоящее время, много встретить людей одинакового со мною направления, но вряд ли встретите другого меня.
Есть много людей, убежденных, как и я, что вне администрации
в мире все хаос и анархия, но это большею частию или горлопаны, или эпикурейцы, или такие младенцы, которые приступиться ни к чему не могут и не умеют. Ни один из них не возвысился до понятия о долге, как о чем-то серьезном, не терпящем суеты, ни один не возмог умертвить свое я и принесть всего себя
в жертву своим обязанностям.
Привычка ли обращаться преимущественно с явлениям
мира действительного, сердечная ли сухость, следствии той же практичности, которая приковывает человека к факту и заставляет считать бреднями все то, что ускользает от простого, чувственного осязания, — как бы то ни
было, но, во всяком случае, мне показалось что я внезапно очутился
в какой-то совершенно иной атмосфере,
в которой не имел ни малейшего желания оставаться долее.
— Пашенька! — сказал Буеракин, — известно ли вам, отчего у нас на дворе сегодня птички
поют, а с крыш капель льется? Неизвестно? так знайте же: оттого так тепло
в мире, оттого птички радуются, что вот господин Щедрин приехал, тот самый господин Щедрин, который сердца становых смягчает и вселяет
в непременном заседателе внезапное отвращение к напитку!
И между тем там, за этими толстыми железными затворами,
в этих каменных стенах, куда не проникает ни один звук, ни один луч веселого божьего
мира,
есть также своего рода жизнь; там также установляются своеобразные отношения, заводятся сильные и слабые, образуется свое общее мнение, свой суд — посильнее и подействительнее суда смотрительского.
Ну, и
мир весь за меня стоял: всякому ведомо, что я
в жизнь никого не обидел, исполнял свое крестьянство как следует, — стало
быть, не разбойник и не душегуб
был!
— Мне не то обидно, — говорил он почти шепотом, — что меня ушлют —
мир везде велик, стало
быть, и здесь и
в другом месте, везде жить можно — а то вот, что всяк тебя убийцей зовет, всяк пальцем на тебя указывает! Другой, сударь, сызмальства вор, всю жизнь по чужим карманам лазил, а и тот норовит
в глаза тебе наплевать: я, дескать, только вор, а ты убийца!..
— Приступаю к тягостнейшему моменту моей жизни, — продолжал Перегоренский угрюмо, — к истории переселения моего из
мира свободного мышления
в мир авкторитета… Ибо с чем могу я сравнить узы,
в которых изнываю? зверообразные инквизиторы гишпанские и те не возмыслили бы о тех муках, которые я претерпеваю! Глад и жажда томят меня; гнусное сообщество Пересечкина сокращает дни мои…
Был я
в селе Лекминском,
был для наблюдения-с, и за этою, собственно, надобностью посетил питейный дом…
Иду я к Власу, а сам дорогой все думаю: господи ты боже наш! что же это такое с нам
будет, коли да не оживет она? Господи! что же, мол, это
будет! ведь засудят меня на смерть,
в остроге живьем, чать, загибнешь: зачем, дескать, мертвое тело
в избе держал! Ин вынести ее за околицу
в поле — все полегче, как целым-то
миром перед начальством
в ответе
будем.
— А Христос ее знает! Бает, с Воргушина, от немки от управительши по
миру ходит! Летось она и ко мне эк-ту наслалась:"Пусти, говорит, родименькой, переночевать". Ну, и порассказала же она мне про ихние распорядки! Хошь она и
в ту пору на язык-от не шустра
была, а наслушался я.
— А вот видишь, положенье у них такое
есть, что всяка душа свою тоись тяготу нести должна; ну, а Оринушка каку тяготу нести может — сам видишь! Вот и удумали они с мужем-то, чтоб пущать ее
в мир; обрядили ее, знашь, сумой, да от понедельника до понедельника и ходи собирай куски, а
в понедельник беспременно домой приди и отдай, чего насобирала. Как не против указанного насобирает — ну, и тасканцы.
Физиономия его не представляла ничего особенно замечательного; это
была одна из тех тусклых, преждевременно пораженных геморроем физиономий, какие довольно часто встречаются
в чиновническом
мире.
Неточные совпадения
Хлестаков (защищая рукою кушанье).Ну, ну, ну… оставь, дурак! Ты привык там обращаться с другими: я, брат, не такого рода! со мной не советую… (
Ест.)Боже мой, какой суп! (Продолжает
есть.)Я думаю, еще ни один человек
в мире не едал такого супу: какие-то перья плавают вместо масла. (Режет курицу.)Ай, ай, ай, какая курица! Дай жаркое! Там супу немного осталось, Осип, возьми себе. (Режет жаркое.)Что это за жаркое? Это не жаркое.
И тут настала каторга // Корёжскому крестьянину — // До нитки разорил! // А драл… как сам Шалашников! // Да тот
был прост; накинется // Со всей воинской силою, // Подумаешь: убьет! // А деньги сунь, отвалится, // Ни дать ни взять раздувшийся //
В собачьем ухе клещ. // У немца — хватка мертвая: // Пока не пустит по
миру, // Не отойдя сосет!
Оно и правда: можно бы! // Морочить полоумного // Нехитрая статья. // Да
быть шутом гороховым, // Признаться, не хотелося. // И так я на веку, // У притолоки стоючи, // Помялся перед барином // Досыта! «Коли
мир // (Сказал я,
миру кланяясь) // Дозволит покуражиться // Уволенному барину //
В останные часы, // Молчу и я — покорствую, // А только что от должности // Увольте вы меня!»
Мельком, словно во сне, припоминались некоторым старикам примеры из истории, а
в особенности из эпохи, когда градоначальствовал Бородавкин, который навел
в город оловянных солдатиков и однажды,
в минуту безумной отваги, скомандовал им:"Ломай!"Но ведь тогда все-таки
была война, а теперь… без всякого повода… среди глубокого земского
мира…
Начертавши прямую линию, он замыслил втиснуть
в нее весь видимый и невидимый
мир, и притом с таким непременным расчетом, чтоб нельзя
было повернуться ни взад, ни вперед, ни направо, ни налево.