Неточные совпадения
Губерния наша дальняя, дворянства этого нет, ну, и жили мы тут
как у Христа за пазушкой; съездишь, бывало, в год раз в губернский город, поклонишься чем бог послал благодетелям и
знать больше ничего не хочешь.
Да только засвистал свою любимую „При дороженьке стояла“, а
как был чувствителен и не мог эту песню без слез слышать, то и прослезился немного. После я
узнал, что он и впрямь велел сотским тело-то на время в овраг куда-то спрятать.
Вот и вздумал он поймать Ивана Петровича, и научи же он мещанинишку: „Поди, мол, ты к лекарю, объясни, что вот так и так, состою на рекрутской очереди не по сущей справедливости, семейство большое: не будет ли отеческой милости?“ И прилагательным снабдили, да таким,
знаете, все полуимперьялами, так, чтоб у лекаря нутро разгорелось, а за оградой и свидетели, и все
как следует устроено: погиб Иван Петрович, да и все тут.
Только
узнал он об этой напасти загодя, от некоторого милостивца, и сидит себе
как ни в чем не бывало.
А он, по счастью, был на ту пору в уезде, на следствии,
как раз с Иваном Петровичем. Вот и дали мы им
знать, что будут завтра у них их сиятельство, так имели бы это в предмете, потому что вот так и так, такие-то, мол, их сиятельство речи держит. Струсил наш заседатель, сконфузился так, что и желудком слабеть начал.
Ну, это, я вам доложу, точно грех живую душу таким родом губить. А по прочему по всему чудовый был человек, и прегостеприимный — после,
как умер, нечем похоронить было: все, что ни нажил, все прогулял! Жена до сих пор по миру ходит, а дочки — уж бог их
знает! — кажись, по ярмонкам ездят: из себя очень красивы.
—
Как не
знать начальства: завсегда
знаем.
По этой-то самой причине и приезжал Дмитрий Борисыч несколько раз в дом купчихи Облепихиной
узнать,
как почивал генерал и в
каком они находятся расположении духа: в веселом, прискорбном или так себе.
Алексей Дмитрич (минут с пять стоит в некотором отупении, come una statua; [
как статуя (итал.)] просыпаясь). Черт
знает что такое… Эй, Федор! одеваться!
— Бога вы не боитесь, свиньи вы этакие! — говорит он, —
знаете сами,
какая у нас теперича особа! Нешто жалко мне водки-то, пойми ты это!.. Эй, музыканты!
Однако ж я должен сознаться, что этот возглас пролил успокоительный бальзам на мое крутогорское сердце; я тотчас же смекнул, что это нашего поля ягода. Если и вам, милейший мой читатель, придется быть в таких же обстоятельствах, то
знайте, что пьет человек водку, — значит, не ревизор, а хороший человек. По той причине, что ревизор,
как человек злущий, в самом себе порох и водку содержит.
А харя-то
какая, если б вы
знали! точно вот у моего Прошки, словно антихрист на ней с сотворения мира престол имел!
Что ж бы вы думали? перевели ему это —
как загогочет бусурманишка! даже обидно мне стало; так,
знаете, там все эти патриотические чувства вдруг и закипели.
— Спасибо Сашке Топоркову! спасибо! — говорил он, очевидно забывая, что тот же Топорков обольстил его насчет сахара. — «Ступай, говорит, в Крутогорск, там, братец, есть винцо тенериф — это, брат, винцо!» Ну, я,
знаете, человек военный, долго не думаю: кушак да шапку или,
как сказал мудрец, omnia me cum me… [Все свое ношу с собою (от искаженного лат. omnia mea mecum porto).] зарапортовался! ну, да все равно! слава богу, теперь уж недалечко и до места.
Нам подавай этак бороду, такую,
знаете, бороду, что
как давнул ее, так бы старинные эти крестовики да лобанчики [13] из нее и посыпались — вот нам чего надобно!..
—
Знаете ли, однако ж, — сказал он, — напиток-то ведь начинает забирать меня —
как вы думаете?
— Так-с, без этого нельзя-с. Вот и я тоже туда еду; бородушек этих,
знаете, всех к рукам приберем! Руки у меня,
как изволите видеть, цепкие, а и в писании сказано: овцы без пастыря — толку не будет. А я вам истинно доложу, что тем эти бороды мне любезны, что с ними можно просто, без церемоний… Позвал он тебя, например, на обед: ну, надоела борода — и вон ступай.
Он подошел и руку ей подал, да уж и сам не
знает как, только обнял ее, а она и слышит, что он весь словно в лихорадке трясется.
Все даже думает,
как бы ему напакостить: то сонному в рот табаку напихает, то сальною свечой всю рожу вымажет, а Парашка
знай себе сидит да хохочет.
Ах, если б кто
знал,
как горько ошибаются люди!»
Княжна
знала,
какое количество ваты истребляет Надежда Осиповна, чтоб сделать свой бюст роскошным;
знала, что Наталья Ивановна в грязь полезет, если видит, что там сидит мужчина; что Петр Ермолаич только до обеда бывает человеком, а после обеда, вплоть до другого утра, не годится; что Федору Платонычу вчерашнего числа прислал полорецкий городничий свежей икры в презент; что Вера Евлампьевна, выдавая замуж свою дочь, вызывала зачем-то окружных из уездов.
К сожалению, полная развязка этой истории не дошла до меня;
знаю только, что с этого времени остроумнейшие из крутогорских чиновников, неизвестно с
какого повода, прозвали княжну пауком-бабой.
Если вы живали в провинции, мой благосклонный читатель, то, вероятно,
знаете, что каждый губернский и уездный город непременно обладает своим «приятным» семейством, точно так же
как обладает городничим, исправником и т. п.
Разговаривая с ней за ужином, я вижу,
как этот взор беспрестанно косит во все стороны, и в то время, когда, среди самой любезной фразы, голос ее внезапно обрывается и принимает тоны надорванной струны, я заранее уж
знаю, что кто-нибудь из приглашенных взял два куска жаркого вместо одного, или что лакеи на один из столов, где должно стоять кагорское, ценою не свыше сорока копеек, поставил шато-лафит в рубль серебром.
Замечу мимоходом, что Марья Ивановна очень хорошо
знает это обстоятельство, но потому-то она и выбрала Анфису Петровну в поверенные своей сплетни, что, во-первых, пренебрежение мсьё Щедрина усугубит рвение Анфисы Петровны, а во-вторых, самое имя мсьё Щедрина всю кровь Анфисы Петровны мгновенно превратит в сыворотку, что также на руку Марье Ивановне, которая,
как дама от природы неблагонамеренная, за один раз желает сделать возможно большую сумму зла и уязвить своим жалом несколько персон вдруг.
— И между тем, представьте,
как он страдает! Вы
знаете Катерину Дмитриевну? — бедненький!
— Ведь вы
знаете, entre nous soit dit, [между нами говоря (франц.)] что муж ее… (Марья Ивановна шепчет что-то на ухо своей собеседнице.) Ну, конечно, мсьё Щедрин,
как молодой человек… Это очень понятно! И представьте себе: она, эта холодная, эта бездушная кокетка, предпочла мсье Щедрину — кого же? — учителя Линкина! Vous savez?.. Mais elle a des instincts, cette femme!!! [
Знаете?.. Ведь эта женщина не без темперамента!!! (франц.)]
— Еще бы! — отвечает Марья Ивановна, и голос ее дрожит и переходит в декламацию, а нос, от душевного волнения, наполняется кровью, независимо от всего лица,
как пузырек, стоящий на столе, наполняется красными чернилами, — еще бы! вы
знаете, Анфиса Петровна, что я никому не желаю зла — что мне? Я так счастлива в своем семействе! но это уж превосходит всякую меру! Представьте себе…
— Вот-с, изволите видеть, — подхватывает торопливо Харченко,
как будто опасаясь, чтобы Коловоротов или кто-нибудь другой не посягнул на его авторскую славу, — вот изволите видеть: стоял один офицер перед зеркалом и волосы себе причесывал, и говорит денщику:"Что это, братец, волосы у меня лезут?"А тот,
знаете, подумавши этак минут с пять, и отвечает:"Весною, ваше благородие, всяка скотина линяет…"А в то время весна была-с, — прибавил он, внезапно краснея.
Но этот анекдот я уже давно слышал, и даже вполне уверен, что и все господа офицеры
знают его наизусть. Но они невзыскательны, и некоторые повествования всегда производят неотразимый эффект между ними. К числу их относятся рассказы о том,
как офицер тройку жидов загнал, о том,
как русский, квартируя у немца, неприличность даже на потолке сделал, и т. д.
— Мы здесь рассуждаем об том, — говорит он мне, —
какое нынче направление странное принимает литература — всё какие-то нарывы описывают! и так,
знаете, все это подробно, что при дамах даже и читать невозможно… потому что дама — vous concevez, mon cher! [вы понимаете, мой милый! (франц.)] — это такой цветок, который ничего, кроме тонких запахов, испускать из себя не должен, и вдруг ему, этому нежному цветку, предлагают навозную кучу… согласитесь, что это неприятно…
mais vous concevez, mon cher, делай же он это так, чтоб читателю приятно было; ну, представь взяточника, и изобрази там… да в конце-то, в конце-то приготовь ему возмездие, чтобы
знал читатель,
как это не хорошо быть взяточником… а то так на распутии и бросит — ведь этак и понять, пожалуй, нельзя, потому что, если возмездия нет, стало быть, и факта самого нет, и все это одна клевета…
Княжна вообще очень ко мне внимательна, и даже не прочь бы устроить из меня поверенного своих маленьких тайн, но не хочет сделать первый шаг, а я тоже не поддаюсь,
зная,
как тяжело быть поверенным непризнанных страданий и оскорбленных самолюбий.
— Вы не
знаете, где он живет? — спрашивает Марья Ивановна,
как будто ошибкой обращаясь к княжне, — ах, pardon, princesse, [простите, княжна (франц.).] я хотела спросить мсьё Щедрина… вы не
знаете, мсьё Щедрин, где живет господин Техоцкий?
— И сам, сударь, еще не
знаю. Желанье такое есть, чтоб до Святой Горы дойти, а там
как бог даст.
— А
какая у него одежа? пониток черный да вериги железные — вот и одежа вся. Известно, не без того, чтоб люди об нем не
знали; тоже прихаживали другие и милостыню старцу творили: кто хлебца принесет, кто холстеца, только мало он принимал, разве по великой уж нужде. Да и тут, сударь, много раз при мне скорбел, что по немощи своей, не может совершенно от мира укрыться и полным сердцем всего себя богу посвятить!
— Да уж я не
знаю, Прохор Семеныч,
как вам сказать, а все-таки как-то лучше,
как большой самовар есть…
Почуял, что ли, он во сне, что кони не бегут,
как вскочит, да на меня!"Ах ты сякой!"да"Ах ты этакой!"Только бить не бьет, а так,
знаешь, руками помахивает!
— А где же теперь твои сыновья? — спросил я,
зная наперед, что старик ни о чем так охотно не говорит,
как о своих семейных делах.
— Так я, сударь, и пожелал; только что ж Кузьма-то Акимыч,
узнавши об этом, удумал? Приехал он ноне по зиме ко мне:"Ты, говорит, делить нас захотел, так я, говорит, тебе этого не позволяю, потому
как я у графа первый человек! А
как ты, мол, не дай бог, кончишься, так на твоем месте хозяйствовать мне, а не Ивану, потому
как он малоумный!"Так вот, сударь,
каки ноне порядки!
— А кто ж его, сударь,
знает,
какой он? Только вот Кузьма-то Акимыч говорит, будто уж очень он грозен.
И что ж, сударь, я от него
узнала? что Федор Гаврилыч этому самому капитану состоял еще прежде того одолженным четыре тысячи рублей, и
как заплатить ему было нечем, то и отдал в уплату заемное письмо на меня!..
— Нет, позвольте… для меня этого достаточно. Я желал бы только
знать, чем вы в настоящее время занимаетесь и по
какому случаю находитесь здесь?
— Извините, но для меня весьма достаточно сказанного вами, и я желал бы
знать, на
какой конец вы удостоили меня своею доверенностью?
— Я не
знаю, что вам угодно сказать, Семен Иваныч, а
как я никаким ремеслом не занимаюсь, — стало быть, слова ваши ничего больше,
как обида мне…
Живновский. Да, да, по-моему, ваше дело правое… то есть все равно что божий день. А только,
знаете ли? напрасно вы связываетесь с этими подьячими! Они, я вам доложу, возвышенности чувств понять не в состоянии. На вашем месте, я поступил бы
как благородный человек…
То есть вы не думайте, чтоб я сомневался в благородстве души вашей — нет! А так,
знаете, я взял бы этого жидочка за пейсики, да головенкой-то бы его об косяк стук-стук… Так он, я вам ручаюсь, в другой раз смотрел бы на вас не иначе,
как со слезами признательности… Этот народ ученье любит-с!
Живновский. Очень приятно. Но
знаете ли, я вам,
как старый товарищ, правду-матку должен сказать: едва ли вы получите удовлетворение по просьбе…
Живновский. Потому что тут,
знаете, шахер-махер, рука руку моет… (Шепчет Забиякину на ухо и потом продолжает вслух.) После этого,
каким же образом? ну, я вас спрашиваю, будьте вы сами на месте князя!
Живновский. Тут, батюшка, толку не будет! То есть, коли хотите, он и будет, толк-от, только не ваш-с, а собственный ихний-с!.. Однако вы вот упомянули о каком-то «якобы избитии» — позвольте полюбопытствовать! я,
знаете, с молодых лет горячность имею, так мне такие истории…
знаете ли, что я вам скажу?
как посмотришь иной раз на этакого гнусного штафирку,
как он с камешка на камешок пробирается, да боится даже кошку задеть, так даже кровь в тебе кипит: такая это отвратительная картина!