Неточные совпадения
И бог
знает почему, вследствие ли душевной усталости или просто от дорожного утомления, и острог и присутственные места кажутся вам приютами мира и любви, лачужки населяются Филемонами и Бавкидами, и вы ощущаете в душе
вашей такую ясность, такую кротость и мягкость…
Вы лежа едете в
вашем покойном тарантасе; маленькие обывательские лошадки бегут бойко и весело, верст по пятнадцати в час, а иногда и более; ямщик, добродушный молодой парень, беспрестанно оборачивается к вам,
зная, что вы платите прогоны, а пожалуй, и на водку дадите.
— Аким, Аким Сергеев, — торопливо отвечает голос.
Ваше любопытство заинтересовано; вы посылаете разведать, что происходит у вас в соседях, и
узнаете, что еще перед вами приехал сюда становой для производства следствия да вот так-то день-деньской и мается.
— Вот-с, изволите видеть, — подхватывает торопливо Харченко, как будто опасаясь, чтобы Коловоротов или кто-нибудь другой не посягнул на его авторскую славу, — вот изволите видеть: стоял один офицер перед зеркалом и волосы себе причесывал, и говорит денщику:"Что это, братец, волосы у меня лезут?"А тот,
знаете, подумавши этак минут с пять, и отвечает:"Весною,
ваше благородие, всяка скотина линяет…"А в то время весна была-с, — прибавил он, внезапно краснея.
— Я не
знаю, что вам угодно сказать, Семен Иваныч, а как я никаким ремеслом не занимаюсь, — стало быть, слова
ваши ничего больше, как обида мне…
Живновский. Да, да, по-моему,
ваше дело правое… то есть все равно что божий день. А только,
знаете ли? напрасно вы связываетесь с этими подьячими! Они, я вам доложу, возвышенности чувств понять не в состоянии. На
вашем месте, я поступил бы как благородный человек…
То есть вы не думайте, чтоб я сомневался в благородстве души
вашей — нет! А так,
знаете, я взял бы этого жидочка за пейсики, да головенкой-то бы его об косяк стук-стук… Так он, я вам ручаюсь, в другой раз смотрел бы на вас не иначе, как со слезами признательности… Этот народ ученье любит-с!
Живновский. Ха-ха! а ведь,
знаете, он не глупо выдумал,
ваш приятель! бывают случаи, что женой станового даже выгоднее быть, нежели самим становым!
Забиякин (улыбаясь). Должно быть, что не без того-с. По человечеству,
знаете… А ведь прискорбно будет, поручик, если вы, с
вашими познаниями, с
вашими способностями, с
вашим патриотизмом — потому что порядочный человек не может не быть патриотом — прискорбно будет, если со всем этим вы не получите себе приличного места…
Шифель. Нет, я к княжне: она у нас что-то прихварывает. Я и то уж сколько раз ей за это выговаривал: «Дурно,
ваше сиятельство, себя ведете!», право, так и выразился, ну и она ничего, даже посмеялась со мною. Впрочем, тут наша наука недостаточна (тихо Налетову):
знаете, там хоть княжна, хоть не княжна, а все без мужа скучно; (громко) таков уж закон природы.
Хоробиткина (тяжело дыша от волнения). Право, граф, я не
знаю, как вам отвечать на
ваши слова!.. Я бы желала
знать, что они означают?
Налетов (сконфуженный). Очень рад, очень рад… Только как же это? вы говорите, что мое дело проиграно… стало быть,
знаете… Ах, извините, мысли мои мешаются… но, воля
ваша, я не могу взять этого в толк… как же это?.. да нельзя ли как-нибудь направить дело?
Живновский (Забиякину). А ведь
знаете, с ним, в самом деле, свинство сделали! ну, взял — так удовлетвори же! у-до-вле-тво-ри же, наконец! Нет, это уж, воля
ваша, грабеж!
Разбитной (обращаясь к Хоробиткиной). Сударыня, позвольте
узнать, в чем заключается
ваша просьба? (В сторону.) А недурна, черт побери!
Шифель. Точно так-с,
ваше сиятельство. Сами изволите
знать, нынче весна-с, солнце греет-с… а если к этому еще головка сильно работает…
Ваше сиятельство! наша наука, конечно, больше простых людей имеет в виду, но нельзя, однако ж, не согласиться, что все знаменитые практики предписывают в весеннее время моцион, моцион и моцион.
Скопищев (вздыхая). Кто ж его душу
знал, что он после торгов станет… Я бы,
ваше сиятельство, и еще полтинничек скинул…
«Вы, говорит,
ваше превосходительство, в карты лапти изволите плесть; где ж это видано, чтоб с короля козырять, когда у меня туз один!» А он только ежится да приговаривает: «А почем же я
знал!» А что тут «почем
знал», когда всякому видимо, как Порфирий Петрович с самого начала покрякивал в знак одиночества…
Крестовоздвиженский. Уж куда ему,
ваше высокородие, взятку! просто именно от неведенья и простодушия; я его лично знаю-с, он у меня еще писцом служил: прекраснейший чиновник-с, только уж смирен очень; его бы,
ваше высокородие, куда-нибудь, где поспокойнее, перевести; хоть бы вот в заседатели.
Ижбурдин. А кто его
знает! мы об таком деле разве думали? Мы вот видим только, что наше дело к концу приходит, а как оно там напредки выдет — все это в руце божией… Наше теперича дело об том только думать, как бы самим-то нам в мире прожить, беспечальну пробыть. (Встает.) Одначе, мы с
вашим благородием тутотка забавляемся, а нас, чай, и бабы давно поди ждут… Прощенья просим.
Не смыслите, как и себя-то соблюсти, а вот ты на меня посмотри — видал ли ты эких молодцов?"И
знаете,
ваше благородие, словами-то он, пожалуй, не говорит, а так всей фигурой в лицо тебе хлещет, что вот он честный, да образованный, так ему за эти добродетели молебны служить следует.
— А что, видно, нам с тобой этого уж мало? — сказал он, заметив мою улыбку, — полезай, полезай и выше; это похвально… Я назвал место исправника по неопытности своей, потому что в моих глазах нет уж этого человека выше… Я, брат, деревенщина, отношений
ваших не
знаю, я Цинциннат…
—
Знаете ли вы, какой предмет занимал меня перед
вашим приездом? — спросил он, останавливаясь передо мной, — бьюсь об заклад, что ни за что в свете не угадаете.
— Да;
знаете, Абрам Семенов
ваш соперник… Абрам Семенов, наскучив дожидаться в передней, вошел в это время в комнату.
«А если видите, — сказал я ему, — то
знайте, что эта машина имеет свойство, в один момент и без всяких посредствующих орудий, обращать в ничто человеческую голову, которая, подобно
вашей, похожа на яйцо! Herr Baron! разойдемтесь!» — «Разойдемтесь, Herr Graf», — сказал он мне, хотя я и не граф.
— Был с нами еще секретарь из земского суда-с, да столоначальник из губернского правления… ну-с, и они тут же… то есть мещанин-с… Только были мы все в подпитии-с, и отдали им это предпочтение-с… то есть не мы,
ваше высокоблагородие, а Аннушка-с… Ну-с, по этой причине мы точно их будто помяли… то есть бока ихние-с, — это и следствием доказано-с… А чтоб мы до чего другого касались… этого я, как перед богом, не
знаю…
— А вор, батюшка, говорит: и
знать не
знаю, ведать не ведаю; это, говорит, он сам коровушку-то свел да на меня, мол, брешет-ну! Я ему говорю: Тимофей, мол, Саввич, бога, мол, ты не боишься, когда я коровушку свел? А становой-ет,
ваше благородие, заместо того-то, чтобы меня, знашь, слушать, поглядел только на меня да головой словно замотал."Нет, говорит, как посмотрю я на тебя, так точно, что ты корову-то украл!"Вот и сижу с этих пор в остроге. А на что бы я ее украл? Не видал я, что ли, коровы-то!
Пришел я к ним этта с обыском; ну, она меня и встречает, такая,
знаете, ласковая…"Милости просим, говорит, Иван Демьяныч, удостойте старуху своим посещением", — а сама,
ваше высокоблагородие, и отворяет мне первую-то дверь.
— То есть…
ваше благородие желаете
знать, каков я таков человек есть? — сказал он, спотыкаясь на каждом слове, — что ж, для нас объясниться дело не мудреное… не прынц же я, потому как и одеяния для того приличного не имею, а лучше сказать, просто-напросто, я исключенный из духовного звания причетник, сиречь овца заблудшая… вот я каков человек есть!
— Не препятствуйте, Мавра Кузьмовна! я здесь перед их высокоблагородием… Они любопытствуют
знать, каков я есть человек, — должон же я об себе ответствовать!
Ваше высокоблагородие! позвольте речь держать! позвольте как отцу объявиться, почему как я на краю погибели нахожусь, и если не изведет меня оттуду десница
ваша, то вскорости буду даже на дне оной! за что они меня режут?
— Ну, полноте, полноте, Мавра Кузьмовна, — сказал он, с улыбкою глядя на хозяйку, которая вся тряслась, — я ничего… я так только покуражился маленько, чтоб
знали его высокоблагородие, каков я человек есть, потому как я могу в
вашем доме всякое неистовство учинить, и ни от кого ни в чем мне запрету быть невозможно… По той причине, что могу я вам в глаза всем наплевать, и без меня вся
ваша механика погибе.
— Нет,
ваше благородие, нам в мнениях наших начальников произойти невозможно… Да хоша бы я и могла
знать, так, значит, никакой для себя пользы из этого не угадала, почему как
ваше благородие сами видели, в каких меня делах застали.
— Нет, батюшка
ваше благородие, уж коли на то пошло, так я истинно никакого Афонасья не
знаю… Может, злые люди на меня сплётки плетут, потому как мое дело одинокое, а я ни в каких делах причинна не состою… Посещению твоему мы, конечно, оченно ради, однако за каким ты делом к нам приехал, об эвтом мы неизвестны… Так-то, сударь!
— Да нужно мне кой об чем
узнать… Изволишь ты видеть, много уж
вашего стада здесь прибывает…
Михеича действительно увели, и остались они втроем. Тут я всего,
ваше высокоблагородие, наслушался, да и об архиерее-то, признаться, впервой
узнал.
Знал я, что они, с позволения сказать, развратники, ну, а этого и во сне не чаял. И кто ж архиерей-то! Андрюшка Прорвин, здешний,
ваше высокоблагородие, мещанин, по питейной части служил, и сколько даже раз я его за мошенничества стегал, а у них вот пастырь-с! Даже смеху достойно, как они очки-то втирают!
Тут я
узнал, что должен он быть сюда через шесть недель и что к этому времени Мавра Кузьмовна и людей таких должна приискать, чтобы грамотны были… Верьте бегу,
ваше высокоблагородие, что, когда они ушли, я в силу великую отдохнуть даже мог. Прибежал домой и в ту ж минуту послал секретно за Михеичем; привели мне его, что называется, мертвецки.
— Ведь они,
ваше высокоблагородие, — продолжал он, — многих тысяч не пожалели бы, только чтоб это дело как ни на есть покрыть! а от начальства какую отраду, кроме огорченья, получишь, сами изволите
знать!
Даже и об том помышляю, чтобы, на старости лет, совсем от мирския прелести удалиться, и сказывали мне, будто для того в закамской стороне и места удобные обретаются, и живут в них старцы великие постники и подражатели; так вы бы, матушка, от странников, в
ваши места приходящих, об том
узнавали, где тех великих старцев сыскать, и мне бы потом отписали.
Спаси вас господи за
ваши труды, почтеннейший муж Михайло Трофимыч; мы, что можем, с своей стороны на общую пользу готовы, только сами
знаете, старухи сироты что в таком великом деле могут, кроме молитв?
— Нет, батюшка, какое такое письмо, я и не
знаю… верно, какой-нибудь ворог на меня эту напраслину взводит, а я, сударь, вот что тебе скажу, что я и писать-то не учена… да уж нельзя ли,
ваше благородие, до завтрева спросы-то покинуть: больно мне что-то неможется, а завтра, может, и припомню что.
— Что ж, видно, уж господу богу так угодно; откупаться мне, воля
ваша, нечем; почему как и денег брать откуда не
знаем. Эта штука, надзор, самая хитрая — это точно! Платишь этта платишь — ин и впрямь от своих делов отставать приходится. А ты,
ваше благородие, много ли получить желаешь?