Воротившись из экскурсии домой, он как-то пришипился и
ни о чем больше не хотел говорить, кроме как об королях. Вздыхал, чесал поясницу, повторял:"ему же дань — дань!","звезда бо от звезды","сущие же власти"15 и т. д. И в заключение предложил вопрос: мазанные ли были французские короли, или немазанные, и когда получил ответ, что мазанные, то сказал...
Склоняясь на сторону"подтягиванья", Удав и Дыба тем не менее не отрицали, что можно от времени до времени и"поотпустить". Проезжий Марат не только ничего подобного не допускает, но просто не понимает, о чем тут речь. Да он и вообще
ни о чем понятия не имеет: ни о пределах власти, ни о предмете ее, ни о сложности механизма, приводящего ее в действие. Он бьет в одну точку, преследует одну цель и знать не хочет, что это однопредметное преследование может произвести общую чахлость и омертвение.
Неточные совпадения
Если даже ему, истомленному человеку тягла, надо «честь знать», то
что же сказать
о празднолюбце,
о бонапартисте, у которого
ни назади,
ни впереди нет ничего, кроме умственного и нравственного декольте?
Подумайте! миллионы людей изнемогают, прикованные к земле и к труду, не справляясь
ни о почках,
ни о легких и зная только одно:
что они повинны работе, — и вдруг из этого беспредельного кабального моря выделяется горсть празднолюбцев, которые самовластно декретируют,
что для кого-то и для чего-то нужно, чтоб почки действовали у них в исправности!
Пусть дойдет до них мой голос и скажет им,
что даже здесь, в виду башни, в которой, по преданию, Карл Великий замуровал свою дочь (здесь все башни таковы,
что в каждой кто-нибудь кого-нибудь замучил или убил, а у нас башен нет),
ни на минуту не покидало меня представление
о саранче, опустошившей благословенные чембарские пажити.
Вот уже двадцать лет, как вы хвастаетесь,
что идете исполинскими шагами вперед, а некоторые из вас даже и
о каком-то «новом слове» поговаривают — и
что же оказывается —
что вы беднее, нежели когда-нибудь,
что сквернословие более, нежели когда-либо, регулирует ваши отношения к правящим классам,
что Колупаевы держат в плену ваши души,
что никто не доверяет вашей солидности, никто не рассчитывает
ни на вашу дружбу,
ни на вашу неприязнь… ах!
Оттого ли,
что потухло у бюрократии воображение, или оттого,
что развелось слишком много кафешантанов и нет времени думать
о деле; как бы то
ни было, но в бюрократическую практику мало-помалу начинают проникать прискорбные фельдъегерские предания.
И так как в то время
о ватерклозетах и в помышлении
ни у кого не было, то понятно,
что весь этот упитанный капустою люд оставлял свой след понемногу везде.
— Не думайте, впрочем, Гамбетта, — продолжал Твэрдоонто, — чтоб я был суеверен… нимало! Но я говорю одно: когда мы затеваем какое-нибудь мероприятие, то прежде всего обязываемся понимать, против
чего мы его направляем. Если б вы имели дело только с людьми цивилизованными — ну, тогда я понимаю…
Ни вы,
ни я…
О, разумеется, для нас… Но народ, Гамбетта! вспомните,
что такое народ! И
что у него останется, если он не будет чувствовать даже этой узды?
Действительно, в парижских бульварных театрах покрой женских костюмов до такой степени приблизился к идее скульптурности,
что ни один гусарский вахмистр, наверное, не мечтал
о рейтузах, равносильных, по выразительности, тем, которые охватывают нижнюю часть туловища m-lee Myeris в «Pilules du Diable» 66.
— Однажды военный советник (был в древности такой чин) Сдаточный нас всех перепугал, — рассказывал Капотт. — Совсем неожиданно написал проект"
о необходимости устроения фаланстеров из солдат, с припущением в оных, для приплода, женского пола по пристойности", и, никому не сказав
ни слова, подал его по команде. К счастию, дело разрешилось тем,
что проект на другой день был возвращен с надписью:"дурак!"
Ответ.
О первых двух могу сказать: их воссияние сомнительно, потому
что ни один gavroche [уличный мальчишка] не согласится кричать vive l'empereur Gambetta!, [да здравствует император Гамбетта!] а тем менее: vive l'empereur Trenquet! [да здравствует император ТренкИ!]
По совести говорю: общество, в котором"учение
о шкуре"утвердилось на прочных основаниях, общество, которого творческие силы всецело подавлены, одним словом: случайность — такое общество, какие бы внешние усилия оно
ни делало, не может прийти
ни к безопасности,
ни к спокойствию,
ни даже к простому благочинию.
Ни к
чему, кроме бессрочного вращания, в порочном кругу тревог, и в конце концов… самоумерщвления.
В среде людей, к которым принадлежал Сергей Иванович, в это время
ни о чем другом не говорили и не писали, как о Славянском вопросе и Сербской войне. Всё то, что делает обыкновенно праздная толпа, убивая время, делалось теперь в пользу Славян. Балы, концерты, обеды, спичи, дамские наряды, пиво, трактиры — всё свидетельствовало о сочувствии к Славянам.
Чичиков поблагодарил хозяйку, сказавши, что ему не нужно ничего, чтобы она не беспокоилась
ни о чем, что, кроме постели, он ничего не требует, и полюбопытствовал только знать, в какие места заехал он и далеко ли отсюда пути к помещику Собакевичу, на что старуха сказала, что и не слыхивала такого имени и что такого помещика вовсе нет.
Неточные совпадения
Городничий. Ах, боже мой, вы всё с своими глупыми расспросами! не дадите
ни слова поговорить
о деле. Ну
что, друг, как твой барин?.. строг? любит этак распекать или нет?
Хлестаков. Да
что? мне нет никакого дела до них. (В размышлении.)Я не знаю, однако ж, зачем вы говорите
о злодеях или
о какой-то унтер-офицерской вдове… Унтер-офицерская жена совсем другое, а меня вы не смеете высечь, до этого вам далеко… Вот еще! смотри ты какой!.. Я заплачу, заплачу деньги, но у меня теперь нет. Я потому и сижу здесь,
что у меня нет
ни копейки.
О! я шутить не люблю. Я им всем задал острастку. Меня сам государственный совет боится. Да
что в самом деле? Я такой! я не посмотрю
ни на кого… я говорю всем: «Я сам себя знаю, сам». Я везде, везде. Во дворец всякий день езжу. Меня завтра же произведут сейчас в фельдмарш… (Поскальзывается и чуть-чуть не шлепается на пол, но с почтением поддерживается чиновниками.)
Артемий Филиппович.
О! насчет врачеванья мы с Христианом Ивановичем взяли свои меры:
чем ближе к натуре, тем лучше, — лекарств дорогих мы не употребляем. Человек простой: если умрет, то и так умрет; если выздоровеет, то и так выздоровеет. Да и Христиану Ивановичу затруднительно было б с ними изъясняться: он по-русски
ни слова не знает.
Кто видывал, как слушает // Своих захожих странников // Крестьянская семья, // Поймет,
что ни работою //
Ни вечною заботою, //
Ни игом рабства долгого, //
Ни кабаком самим // Еще народу русскому // Пределы не поставлены: // Пред ним широкий путь. // Когда изменят пахарю // Поля старозапашные, // Клочки в лесных окраинах // Он пробует пахать. // Работы тут достаточно. // Зато полоски новые // Дают без удобрения // Обильный урожай. // Такая почва добрая — // Душа народа русского… //
О сеятель! приди!..