Неточные совпадения
Мне скажут, может быть, что и в провинции уже успело образоваться довольно компактное сословие «кровопивцев», которые не имеют причин причислять себя к лику недовольных; но ведь это именно те самые люди, о которых уже говорено выше и которые, в
одно и то же
время и пирог зубами рвут, и глумятся над рукою, им благодеющею.
Как я уже сказал выше, мне пришлось поместиться в
одном спальном отделении с бесшабашными советниками. Натурально, мы некоторое
время дичились друг друга. Старики вполголоса переговаривались между собой и, тихо воркуя, сквернословили. Оба были недовольны, оба ссылались на графа Михаила Николаевича и на графа Алексея Андреича, оба сетовали не то на произвол власти, не то на умаление ее — не поймешь, на что именно. Но что меня всего больше огорчило — оба искали спасения… в конституции!!
— Непременно, ваши превосходительства, процветет. Вообще я полагаю, что мы переживаем очень интересное
время. Такое интересное, такое интересное, что, кажется, никогда и ни в
одной стране такого не бывало… Ах, ваши превосходительства!
Было
время, когда и в нашем прекрасном отечестве все жители состояли как бы под следствием и судом, когда воздух был насыщен сквернословием и когда всюду, где бы ни показался обыватель, навстречу ему несся
один неумолимый окрик: куда лезешь? не твое дело!
В настоящее
время от всех этих симпатичных качеств осталось за Берлином
одно, наименее симпатичное: головная боль, которая и доныне свинцовой тучей продолжает царить над городом.
— И мыслей нынче нет — это его превосходительство верно заметил: нет нынче мыслей-с! — все больше и больше горячился Удав. — В наше
время настоящиемысли бывали, такие мысли, которые и обстановку имели, и излагаемы быть могли. А нынче — экспромты пошли-с. Ни обстановки, ни изложения —
одна середка. Откуда что взялось? держи! лови!
— Именно так. Было
время, когда и я во рту… держал сыр! Это было
время, когда
одни меня боялись, другие — мне льстили. Теперь… никто меня не боится… и никто не льстит! Как хотите, а это грустно, Подхалимов!
Нет, лучше уже держаться около буржуа. Ведь он еще во
времена откупов считался бюджетным столпом, а теперь, с размножением Колупаевых и Разуваевых, пожалуй, на нем
одном только и покоятся все надежды и упования.
Знает ли он, что вот этот самый обрывок сосиски, который как-то совсем неожиданно вынырнул из-под груды загадочных мясных фигурок, был вчера ночью обгрызен в Maison d'Or [«Золотом доме» (ночной ресторан)] генерал-майором Отчаянным в сообществе с la fille Kaoulla? знает ли он, что в это самое
время Юханцев, по сочувствию, стонал в Красноярске, а члены взаимного поземельного кредита восклицали: «Так вот она та пропасть, которая поглотила наши денежки!» Знает ли он, что вот этой самой рыбьей костью (на ней осталось чуть-чуть мясца) русский концессионер Губошлепов ковырял у себя в зубах, тщетно ожидая в кафе Риш ту же самую Кауллу и мысленно ропща: сколько тыщ уж эта шельма из меня вымотала, а все только
одни разговоры разговаривает!
Однако ж и он не сразу удовлетворил буржуа (казался слишком трудным), так что романы его долгое
время пользовались гораздо большею известностью за границей (особенно в России), нежели во Франции."Ассомуар"[«Западня»] был первым произведением, обратившим на Зола серьезное внимание его соотечественников, да и то едва ли не потому, что в нем на первом плане фигурируют представители тех «новых общественных наслоений»59, о близком нашествии которых, почти в то же самое
время, несколько рискованно возвещал сфинкс Гамбетта (Наполеон III любил, чтоб его называли сфинксом; Гамбетта — тоже) в
одной из своих речей.
— Вот-вот-вот. Был я, как вам известно, старшим учителем латинского языка в гимназии — и вдруг это наболело во мне… Всё страсти да страсти видишь…
Один пропал, другой исчез… Начитался, знаете, Тацита, да и задал детям, для перевода с русского на латинский, период:"
Время, нами переживаемое, столь бесполезно-жестоко, что потомки с трудом поверят существованию такой человеческой расы, которая могла оное переносить!"7
— Да еще что вышло! Подслушал этта наш разговор господин
один из русских и заступился за нас, заказал. А после обеда и подсел к нам: не можете ли вы, говорит, мне на короткое
время взаймы дать? Ну, нечего делать, вынул пятифранковик, одолжил.
Когда воображение потухло и мысль заскербла, когда новое не искушает и нет мерила для сравнений — какие же могут быть препятствия, чтоб чувствовать себя везде, где угодно, матерым Краснохолмским обывателем.
Одного только недостает (этого и за деньги не добудешь): становой квартиры из окна не видать — так это, по нынешнему
времени, даже лучше. До этого-то и краснохолмцы уж додумались, что становые только свет застят.
Так что если, с
одной стороны, мы не имеем права не принимать в соображение смягчающих обстоятельств, то, с другой стороны, обязываемся не упускать из вида и того, что провидение, усеивая наш жизненный путь спасительными искушениями, в то же
время приходит к нам на выручку с двумя прекраснейшими своими дарами.
В среде, где нет ни подлинного дела, ни подлинной уверенности в завтрашнем дне, пустяки играют громадную роль. 1 Это единственный ресурс, к которому прибегает человек, чтоб не задохнуться окончательно, и в то же
время это легчайшая форма жизни, так как все проявления ее заключаются в непрерывном маятном движении от
одного предмета к другому, без плана, без очереди, по мере того как они сами собой выплывают из бездны случайностей!
Приливы предупредительно-пресекательного энтузиазма, во
время которых сердце человеческое, так сказать, само собой летит навстречу околоточному, до такой степени вошли в наши нравы, что сделались
одною из самых обыкновенных обрядностей нашего существования.
И вот, когда очутишься между двумя такими голосами, из которых
один говорит:"правильно!", а другой:"правильно, черт возьми, но несносно!", вот тогда-то и приходит на ум: а что, ежели я до
времени помолчу!
В первое
время я подумал, что это
одна из тех жестоких мистификаций, которым так охотно предаются русские «бояре» относительно беззащитных иностранцев, но когда я понял… о!!!
— И заметьте, — пояснил Семен Иваныч, — каждый день, в
одни и те же промежутки
времени, цифры всегда одинаковые. Колебаний — никаких! Такова незыблемость законов статистики!
Нас ехало в купе всего четыре человека, по
одному в каждом углу. Может быть, это были всё соотечественники, но знакомиться нам не приходилось, потому что наступала ночь, а утром в Кёльне предстояло опять менять вагоны. Часа с полтора шла обычная дорожная возня, причем мой vis-Ю-vis [сидевший напротив спутник] не утерпел-таки сказать: «а у нас-то что делается — чудеса!» — фразу, как будто сделавшуюся форменным приветствием при встрече русских в последнее
время. И затем все окунулось в безмолвие.
Склоняясь на сторону"подтягиванья", Удав и Дыба тем не менее не отрицали, что можно от
времени до
времени и"поотпустить". Проезжий Марат не только ничего подобного не допускает, но просто не понимает, о чем тут речь. Да он и вообще ни о чем понятия не имеет: ни о пределах власти, ни о предмете ее, ни о сложности механизма, приводящего ее в действие. Он бьет в
одну точку, преследует
одну цель и знать не хочет, что это однопредметное преследование может произвести общую чахлость и омертвение.