Неточные совпадения
И вдруг подойдет к окну,
крикнет «не потерплю!» — и опять садится за стол и опять скребет…
— Признаете ли вы меня за градоначальницу? —
кричала на них Ираидка.
— Стой! —
кричали другие, — а зачем Ивашко галдит? Галдеть разве велено?
— Врет он! Он от Клемантинки, от подлой, подослан! волоките его на съезжую! —
кричали атаманы-молодцы.
— Нам, брат, этой бумаги целые вороха показывали — да пустое дело вышло! а с тобой нам ссылаться не пригоже, потому ты, и по обличью видно, беспутной оной Клемантинки лазутчик! —
кричали одни.
— Что с ним по пустякам лясы точить! в воду его — и шабаш! —
кричали другие.
— Сдавайся, Дунька! не тронем! —
кричали осаждающие, думая покорить ее льстивыми словами.
Только и было сказано между ними слов; но нехорошие это были слова. На другой же день бригадир прислал к Дмитрию Прокофьеву на постой двух инвалидов, наказав им при этом действовать «с утеснением». Сам же, надев вицмундир, пошел в ряды и, дабы постепенно приучить себя к строгости, с азартом
кричал на торговцев...
Кричал он шибко, что мочи, а про что
кричал, того разобрать было невозможно. Видно было только, что человек бунтует.
Узнал бригадир, что Митька затеял бунтовство, и вдвое против прежнего огорчился. Бунтовщика заковали и увели на съезжую. Как полоумная, бросилась Аленка на бригадирский двор, но путного ничего выговорить не могла, а только рвала на себе сарафан и безобразно
кричала...
К удивлению, бригадир не только не обиделся этими словами, но, напротив того, еще ничего не видя, подарил Аленке вяземский пряник и банку помады. Увидев эти дары, Аленка как будто опешила;
кричать — не
кричала, а только потихоньку всхлипывала. Тогда бригадир приказал принести свой новый мундир, надел его и во всей красе показался Аленке. В это же время выбежала в дверь старая бригадирова экономка и начала Аленку усовещивать.
— Больно лаком стал! —
кричали они, — давно ли Аленку у Митьки со двора свел, а теперь поди-кось уж у опчества бабу отнять вздумал!
Как ужаленный бегал он по городу и
кричал криком.
— Горю! горю! —
кричал блаженный.
— Вот-то пса несытого нелегкая принесла! — чуть-чуть было не сказали глуповцы, но бригадир словно понял их мысль и не своим голосом
закричал...
— Отворь ворота, Архипушко! отворь, батюшко! —
кричали издали люди, жалеючи.
Но Архипушко не слыхал и продолжал кружиться и
кричать. Очевидно было, что у него уже начинало занимать дыхание. Наконец столбы, поддерживавшие соломенную крышу, подгорели. Целое облако пламени и дыма разом рухнуло на землю, прикрыло человека и закрутилось. Рдеющая точка на время опять превратилась в темную; все инстинктивно перекрестились…
Кричал он во всякое время, и
кричал необыкновенно.
В речи, сказанной по этому поводу, он довольно подробно развил перед обывателями вопрос о подспорьях вообще и о горчице, как о подспорье, в особенности; но оттого ли, что в словах его было более личной веры в правоту защищаемого дела, нежели действительной убедительности, или оттого, что он, по обычаю своему, не говорил, а
кричал, — как бы то ни было, результат его убеждений был таков, что глуповцы испугались и опять всем обществом пали на колени.
"Было чего испугаться глуповцам, — говорит по этому случаю летописец, — стоит перед ними человек роста невеликого, из себя не дородный, слов не говорит, а только криком
кричит".
— Раззорю! —
закричал он им вдогонку.
Однако ж покуда устав еще утвержден не был, а следовательно, и от стеснений уклониться было невозможно. Через месяц Бородавкин вновь созвал обывателей и вновь
закричал. Но едва успел он произнести два первых слога своего приветствия ("об оных, стыда ради, умалчиваю", — оговаривается летописец), как глуповцы опять рассыпались, не успев даже встать на колени. Тогда только Бородавкин решился пустить в ход настоящую цивилизацию.
Наконец спустились на землю действительные сумерки, и кто-то
крикнул: грабят!
Закричал какой-то солдатик спьяна, а люди замешались и, думая, что идут стрельцы, стали биться.
Велико было всеобщее изумление, когда вдруг, посреди чистого поля, аманаты [Амана́ты (арабск.) — заложники.]
крикнули: здеся!
— Эй! кто тут! выходи! —
крикнул он таким голосом, что оловянные солдатики — и те дрогнули.
— Тише! тише! —
кричал Бородавкин, вдруг заслышав около себя какой-то стон.
— Кто тут? выходи! — опять
крикнул Бородавкин во всю мочь.
— Вольный дух завели! разжирели! —
кричал он без памяти, — на французов поглядываете!
Однажды во время какого-то соединенного заседания, имевшего предметом устройство во время масленицы усиленного гастрономического торжества, предводитель, доведенный до исступления острым запахом, распространяемым градоначальником, вне себя вскочил с своего места и
крикнул:"Уксусу и горчицы!"И затем, припав к градоначальнической голове, стал ее нюхать.
Дю-Шарио смотрел из окна на всю эту церемонию и, держась за бока,
кричал:"Sont-ils betes! dieux des dieux! sont-ils betes, ces moujiks de Gloupoff!"[Какие дураки! клянусь богом! какие дураки эти глуповские мужики! (франц.)]
— За всех ответить или всех спасти! —
кричал он, цепенея от страха, — и, конечно, решился спасти.
Парамоша лаял по-собачьи и
кричал по-петушиному.
— Плохо ты, верно, читал! — дерзко
кричали они градоначальнику и подняли такой гвалт, что Грустилов испугался и рассудил, что благоразумие повелевает уступить требованиям общественного мнения.
— Стой! Ты погоди пасть-то разевать! пущай сперва свидетель доскажет! —
крикнула на него толпа.
— Да зажми ты ему пасть-то! —
кричала она Грустилову, — ишь речистый какой выискался!
Председатель вставал с места и начинал корчиться; примеру его следовали другие; потом мало-помалу все начинали скакать, кружиться, петь и
кричать и производили эти неистовства до тех пор, покуда, совершенно измученные, не падали ниц.
Но вот солнце достигает зенита, и Угрюм-Бурчеев
кричит: «Шабаш!» Опять повзводно строятся обыватели и направляются обратно в город, где церемониальным маршем проходят через «манеж для принятия пищи» и получают по куску черного хлеба с солью.
— Здесь! —
крикнул он ровным, беззвучным голосом.
Бессонная ходьба по прямой линии до того сокрушила его железные нервы, что, когда затих в воздухе последний удар топора, он едва успел
крикнуть:"Шабаш!" — как тут же повалился на землю и захрапел, не сделав даже распоряжения о назначении новых шпионов.
Голос обязан иметь градоначальник ясный и далеко слышный; он должен помнить, что градоначальнические легкие созданы для отдания приказаний. Я знал одного градоначальника, который, приготовляясь к сей должности, нарочно поселился на берегу моря и там во всю мочь
кричал. Впоследствии этот градоначальник усмирил одиннадцать больших бунтов, двадцать девять средних возмущений и более полусотни малых недоразумений. И все сие с помощью одного своего далеко слышного голоса.
3. Всякий градоправитель приходящего к нему из обывателей да выслушает, который же, не выслушав, зачнет
кричать, а тем паче бить — и тот будет
кричать и бить втуне. [Вту́не (церковно-славянск.) — напрасно.]