Неточные совпадения
В настоящее время они имели бы здесь
массу прозелитов, как имеют их среди зырян, пермяков и прочих инородцев отдаленного севера.
Сонливые и бессильные высыплют
массы юношей и юниц из школ на арену жизни, сонливо отбудут жизненную повинность и сонливо же сойдут
в преждевременные могилы.
Рассказывая изложенное выше, я не раз задавался вопросом: как смотрели народные
массы на опутывавшие их со всех сторон бедствия? — и должен сознаться, что пришел к убеждению, что и
в их глазах это были не более как „мелочи“, как искони установившийся обиход.
В этом отношении они были вполне солидарны со всеми кабальными людьми, выросшими и состаревшимися под ярмом, как бы оно ни гнело их. Они привыкли.
Правда, что
массы безмолвны, и мы знаем очень мало о том внутреннем жизненном процессе, который совершается
в них. Быть может, что продлившееся их ярмо совсем не представлялось им мелочью; быть может, они выносили его далеко не так безучастно и тупо, как это кажется по наружности… Прекрасно; но ежели это так, то каким же образом они не вымирали сейчас же, немедленно, как только сознание коснулось их? Одно сознание подобных мук должно убить, а они жили.
Я мог бы привести здесь примеры изумительнейшей выносливости, но воздерживаюсь от этого, зная, что частные случаи очень мало доказывают. Общее настроение общества и
масс — вот главное, что меня занимает, и это главное свидетельствует вполне убедительно, что мелочи управляют и будут управлять миром до тех пор, пока человеческое сознание не вступит
в свои права и не научится различать терзающие мелочи от баттенберговских.
Конечно, пройдут десятки лет, и
массы приобыкнут, найдут новые источники существования, так что,
в общем, изменение произойдет даже к лучшему.
Напротив того, новшества социальные проникают
в самую глубь
масс, порождают
в них озлобление, будят инстинкты зависти и алчности и, наконец, вызывают на открытую борьбу.
Поэтому
массы относятся к подобным новшествам не только равнодушно, но и с удивлением, не понимая, почему у кормила понадобился
в данную минуту Гизо, а Тьер оказался ненужным.
Встречаются и поныне люди, на которых простое напоминание о праве человека
масс на участие
в благах жизни производит действие пытки.
Повторяю: они перемещают центры власти,
в ущерб или к выгоде немногих заинтересованных личностей, но без существенной пользы для
масс.
«Гольтепа»
массой потянулась
в кабак.
Даже при уверенности, что
в этой
массе немало найдется сердец, несущихся навстречу писателю, это только усугубляет скорбь последнего.
Последнее так далеко затерялось
в читательской
массе, что лишь предположительно может ободрить писателя.
Распускать о нем невероятные слухи; утверждать, что он не только писатель, но и «деятель», — разумеется,
в известном смысле; предумышленно преувеличивать его влияние на
массу читателей; намекать на его участие во всех смутах; ходатайствовать"
в особенное одолжение"об его обуздании и даже о принятии против него мер — вот задача, которую неутомимо преследует читатель-ненавистник.
А так как простецы составляют главное ядро читательской и вообще действующей
массы, то запавшие
в ее слух азбучные поучения не пропадают бесследно, но с быстротою молнии разносятся во все концы.
Читатель-простец составляет ядро читательской
массы; это — главный ее контингент. Он
в бесчисленном количестве кишит на улицах,
в театрах, кофейнях и прочих публичных местах, изображая собой ту публику, к услугам которой направлена вся производительность страны, и
в то же время ради которой существуют на свете городовые и жандармы.
Чем развитее общество, тем резче обозначаются
в нем разнообразные умственные и политические течения, которые увлекают
в свой круговорот
массы людей.
Каким образом балагурство для балагурства, бешенство для бешенства, тоска для тоски могут удовлетворять читающие
массы — это секрет той степени развития, на которой может находиться
в каждую данную минуту каждое данное общество.
Это частое перекочевывание дало ему
массу знакомств, которые он тщательно поддерживал, не теряя из вида даже тех товарищей, которые мелькнули мимо него почти на мгновение. Острая память помогала ему припоминать, а чрезвычайная повадливость давала возможность возобновлять такие знакомства, которых начало, так сказать, терялось во мраке времен. Достаточно было одной черты, одного смутного воспоминания ("а помните, как мы
в форточку курили?"), чтобы восстановить целую картину прошлого.
Чтобы изменить одну йоту
в этом положении вещей, надобно было употребить громадную
массу усилий, а кроме того требовалась и
масса времени.
В бесконечные зимние вечера, когда белесоватые сумерки дня сменяются черною мглою ночи, Имярек невольно отдается осаждающим его думам. Одиночество, или, точнее сказать, оброшенность, на которую он обречен, заставляет его обратиться к прошлому, к тем явлениям, которые кружились около него и давили его своею
массою. Что там такое было? К чему стремились люди, которые проходили перед его глазами, чего они достигали?
Такова была среда, которая охватывала Имярека с молодых ногтей. Живя среди
массы людей, из которых каждый устраивался по-своему, он и сам подчинялся общему закону разрозненности. Вместе с другими останавливался
в недоумении перед задачами жизни и не без уныния спрашивал себя: ужели дело жизни
в том и состоит, что оно для всех одинаково отсутствует?
Симпатии утопали
в глубинах читательских
масс, не подавая о себе голоса, а ненависть металась воочию, громко провозглашая о себе и посылая навстречу угрозы.
По обстоятельствам, он вынужден был оставить среду, которая воспитала его радужные сновидения, товарищей, которые вместе с ним предавались этим сновидениям, и переселиться
в глубь провинции. Там, прежде всего, его встретило совершенное отсутствие сновидений, а затем
в его жизнь шумно вторглась целая
масса мелочей, с которыми волей-неволей приходилось считаться.