Неточные совпадения
Но у редких помещиков барщина отбывалась «брат на брата»; у большинства — совсем
не велось никакого учета, или же последний велся
смотря по состоянию погоды и по другим хозяйственным соображениям.
Рассказывая изложенное выше, я
не раз задавался вопросом: как
смотрели народные массы на опутывавшие их со всех сторон бедствия? — и должен сознаться, что пришел к убеждению, что и в их глазах это были
не более как „мелочи“, как искони установившийся обиход. В этом отношении они были вполне солидарны со всеми кабальными людьми, выросшими и состаревшимися под ярмом, как бы оно ни гнело их. Они привыкли.
Сколько тогда одних ревизоров было — страшно вспомнить! И для каждого нужно было делать обеды, устраивать пикники, катанья, танцевальные вечера. А уедет ревизор —
смотришь, через месяц записка в три пальца толщиной, и в ней все неправды изложены, а правды ни одной, словно ее и
не бывало. Почесывают себе затылок губернские властелины и начинают изворачиваться.
Немыслимо, чтобы человек
смотрел и
не видел, слушал и
не слышал, чтоб он жил как растение, цветя или увядая,
смотря по уходу, который ему дается, независимо от его деятельного участия в нем.
С наступлением времени выхода в замужество — приданое готово; остается только выбрать корову или телку,
смотря по достаткам. Если бы мужичок
не предусмотрел загодя всех этих мелочей, он, наверное, почувствовал бы значительный урон в своем хозяйстве. А теперь словно ничего
не случилось; отдали любимое детище в чужие люди, отпировали свадьбу, как быть надлежит, — только и всего.
Народ собрался разнокалиберный, работа идет вяло. Поп сам в первой косе идет, но прихожане
не торопятся,
смотрят на солнышко и часа через полтора уже намекают, что обедать пора. Уж обнесли однажды по стакану водки и по ломтю хлеба с солью — приходится по другому обнести, лишь бы отдалить час обеда. Но работа даже и после этого идет всё вялее и вялее; некоторые и косы побросали.
"
Смотреть на этих баб тошно!" — мучительно думает попадья, но вслух говорит: — А вы, бабыньки, для отца-то духовного постарайтесь!
не шибко соломой трясите: неравно половина зерна на полосе останется.
Берет батюшка грибы и на небо
посматривает,
не прояснится ли где хоть кусочек.
— Ты за лесом
смотри, паче глазу его береги! — сказал он сторожу на прощанье, — буду наезжать; ежели замечу порубку —
не спущу! Да мебель из дому чтоб
не растащили!
Словом сказать, совсем он
не то купил, что
смотрел.
— Чего думать! Целый день с утра до вечера точно в огне горим. И в слякоть и в жару — никогда покоя
не знаем.
Посмотри, на что я похожа стала! на что ты сам похож! А доходов все нет. Рожь сам-двенадцать, в молоке хоть купайся, все в полном ходу — хоть на выставку, а в результате… триста рублей!
Собеседник меланхолически
посматривает в окне, как бы
не желая продолжать разговора о материи, набившей ему оскомину. Вся его фигура выражает одну мысль: наплевать! я, что приказано, сделал, — а там хоть черт родись… надоело!
Из провинции чуть
не каждый день наезжают всевозможных сортов добровольцы,
смотрят ему в глаза и любопытствуют...
Но она
не смущалась этими словами и
смотрела как-то чересчур уж светло и самоуверенно вперед.
Чиновники, по его мнению, распущены и имеют лишь смутное понятие о государственном интересе; начальники отделений
смотрят вяло, пишут —
не пишут, вообще ведут себя, словно им до смерти вся эта канитель надоела.
Теория, мой друг, окраску человеку дает, клеймо кладет на его деятельность — ну, и
смотри на дело с точки зрения этой окраски, только
не выставляй ее.
— Засохнешь — в этом
не сомневайся! — продолжал товарищ. —
Смотри, как бы, вместо государственных-то людей, в простых подьячих
не очутиться!
— И как это ты проживешь, ничего
не видевши! — кручинилась она, — хотя бы у колонистов на лето папенька с маменькой избушку наняли. И недорого, и, по крайности, ты хоть настоящую траву, настоящее деревцо увидал бы, простор узнал бы, здоровья бы себе нагулял, а то ишь ты бледный какой!
Посмотрю я на тебя, — и при родителях ровно ты сирота!
Сын (ему было уже шесть лет) забился в угол в кабинете и молчал, как придавленный, точно впервые понял, что перед ним происходит нечто
не фантастическое, а вполне реальное. Он сосредоточенно
смотрел в одну точку: на раскрытую дверь спальни — и ждал.
Все именно так и случилось, как предначертала Софья Михайловна. За лето Верочка окрепла и нагуляла плечи,
не слишком наливные, но и
не скаредные — как раз в меру. В декабре, перед рождеством, Братцевы дали первый бал. Разумеется, Верочка была на нем царицей, и князь Сампантрё
смотрел на нее из угла и щелкал языком.
Средства он имел хорошие,
не торопился связывать себя узами, был настолько сведущ и образован, чтобы вести солидную беседу на все вкусы, и в обществе на него
смотрели как на приличного и приятного человека.
Ученье началось. Набралось до сорока мальчиков, которые наполнили школу шумом и гамом. Некоторые были уж на возрасте и довольно нахально
смотрели в глаза учительнице. Вообще ее испытывали, прерывали во время объяснений, кричали, подражали зверям. Она старалась делать вид, что
не обращает внимания, но это ей стоило немалых усилий. Под конец у нее до того разболелась голова, что она едва дождалась конца двух часов, в продолжение которых шло ученье.
Клиент удивленно
смотрит на него; но видя, что господин адвокат
не шутит, поспешно обращается вспять, нагнув голову и как бы уклоняясь от удара.
— То-то, что…
Не потрудитесь ли
посмотреть?
Но Краснов вовсе
не великодушничал, а просто рассчитывал на себя и в то же время приподнимал завесу будущего. Во-первых, затраты, которые он сделал в поисках за предводительством, отозвались очень чувствительно на его общем благосостоянии; во-вторых, проживши несколько месяцев в Петербурге и потолкавшись между «людьми», он на самое предводительство начал
смотреть совсем иными глазами. Он просто
не верил, что звание это может иметь будущность.
— Вы, господа, слишком преувеличиваете, — говорили ему. — Если бы вам удалось взглянуть на ваши дела несколько издалека, вот как мы
смотрим, то вы убедились бы, что они
не заключают в себе и десятой доли той важности, которую вы им приписываете.
—
Не можем же мы, однако,
смотреть издалека на вещи, с которыми постоянно находимся лицом к лицу, — убеждал Краснов.
Даже купец Поваляев, имевший в городе каменные хоромы, — и тот подводил его к зеркалу, говоря:"Ну,
посмотри ты на себя! как тебя
не бить!"
— Известно, как же возможно сравнить! Раб или вольный! Только, доложу вам, что и воля воле рознь. Теперича я что хочу, то и делаю; хочу — лежу, хочу — хожу, хочу — и так посижу. Даже задавиться, коли захочу, — и то могу. Встанешь этта утром,
смотришь в окошко и думаешь! теперь шалишь, Ефим Семенов, рукой меня
не достанешь! теперь я сам себе господин. А ну-тко ступай,"сам себе господин", побегай по городу,
не найдется ли где дыра, чтобы заплату поставить, да хоть двугривенничек на еду заполучить!
— Нет, мне неловко. Я ведь бываю у городничего, в карты иногда вместе играем… Да и вообще… На"писателей"-то, знаете,
не очень дружелюбно
посматривают, а я здесь человек приезжий. Кончу дело и уеду отсюда.
Так он и
не притронулся к чаю. Просидел с час на верстаке и пошел на улицу. Сначала
смотрел встречным в глаза довольно нахально, но потом вдруг застыдился, точно он гнусное дело сделал, за которое на нем должно лечь несмываемое пятно, — точно
не его кровно обидели, а он всем, и знакомым и незнакомым, нанес тяжкое оскорбление.
— Теперь я шутки шутить буду.
Смотрите! Коли
не полегчит мне, такую я с вами шутку сыграю, что
не поздоровится!
Однако он продолжал упорствовать в трезвости. Надеялся, что «шутка» и без помощи вина поможет ему «угореть». Шутит да шутит, —
смотришь, под конец так исшутится, что и совсем
не человеком сделается. Тогда и легче будет. И теперь мальчишки при его проходе рога показывают; но он уж
не тот, что прежде: ухватит первого попавшегося озорника за волосья и так отколошматит, что любо. И старики
не претендуют, а хвалят его за это.
— Что ты натворил, черт лохматый! — упрекали его старики, — разве она в первый раз? Каждую ночь ворочается пьяная.
Смотри, как бы она на тебя доказывать
не стала, как будут завтра разыскивать.
Он сел против меня, взял мои руки и,
не выпуская их, долго и пристально
смотрел мне в глаза. И я уверен, что в эти минуты прошлое всецело пронеслось перед ним, и он любил меня искренно, горячо.