Неточные совпадения
Именно так было поступлено и со мной, больным, почти умирающим. Вместо
того,
чтобы везти меня за границу, куда, впрочем, я и сам
не чаял доехать, повезли меня в Финляндию. Дача — на берегу озера, которое во время ветра невыносимо гудит, а в прочее время разливает окрест приятную сырость. Домик маленький, но веселенький, мебель сносная, но о зеркале и в помине нет. Поэтому утром я наливаю в рукомойник воды и причесываюсь над ним. Простору довольно, и большой сад для прогулок.
Что все это означает, как
не фабрикацию испугов в умах и без
того взбудораженных простецов? Зачем это понадобилось? с какого права признано необходимым,
чтобы Сербия, Болгария, Босния
не смели устроиваться по-своему, а непременно при вмешательстве Австрии? С какой стати Германия берется помогать Австрии в этом деле? Почему допускается вопиющая несправедливость к выгоде сильного и в ущерб слабому? Зачем нужно держать в страхе соседей?
Под шум всевозможных совещаний, концертов, тостов и других политических сюрпризов прекращается русловое течение жизни, и вся она уходит внутрь, но
не для работы самоусовершенствования, а для
того,
чтобы переполниться внутренними болями.
Чтобы вполне оценить гнетущее влияние «мелочей»,
чтобы ощутить их во всей осязаемости, перенесемся из больших центров в глубь провинции. И чем глубже,
тем яснее и яснее выступит ненормальность условий, в которые поставлено человеческое существование. [Прошу читателя иметь в виду, что я говорю
не об одной России: почти все европейские государства в этом отношении устроены на один образец. (Прим. М. Е. Салтыкова-Щедрина.)]
Было время, когда люди выкрикивали на площадях: „слово и дело“, зная, что их ожидает впереди застенок со всеми ужасами пытки. Нередко они возвращались из застенков в „первобытное состояние“, живые, но искалеченные и обезображенные; однако это нимало
не мешало
тому,
чтобы у них во множестве отыскивались подражатели. И опять появлялось на сцену „слово и дело“, опять застенки и пытки… Словом сказать, целое поветрие своеобразных „мелочей“.
И нельзя сказать,
чтобы не было делаемо усилий к ограждению масс от давления жизненных мелочей. Конечно,
не мелочей нравственного порядка, для признания которых еще и теперь
не наступило время, а для мелочей материальных, для всех одинаково осязаемых и наглядных. И за
то спасибо.
Поэтому примириться с этим явлением необходимо, и вся претензия современного человека должна заключаться единственно в
том,
чтобы оценка подлежащих элементов производилась спокойно и
не чересчур расторопно.
Хорошо еще, что церковная земля лежит в сторонке, а
то не уберечься бы попу от потрав. Но и теперь в церковном лесу постоянно плешинки оказываются. Напрасно пономарь Филатыч встает ночью и крадется в лес,
чтобы изловить порубщиков, напрасно разглядывает он следы телеги или саней, и нередко даже доходит до самого двора, куда привезен похищенный лес, — порубщик всегда сумеет отпереться, да и односельцы покроют его.
Кроме
того: хотя все устроено капитально и прочно, но кто же может поручиться за будущее? Ведь
не вечны же, в самом деле, накаты; нельзя же думать,
чтобы на крыше краска никогда
не выгорела… Вон в молочной на крышу-то понадеялись, старую оставили, а она мохом уж поросла!
Учить их некогда, да и незачем, а надо просто-напросто есть их, хотя бы ради
того,
чтобы личный их труд
не растрачивался на ветер, а где-нибудь производил накопление.
Фуй!
не для
того он кратким наукам обучен,
чтобы «корпеть»; он прямо «метит».
Спустя некоторое время нашлась вечерняя работа в
том самом правлении, где работал ее муж. По крайней мере, они были вместе по вечерам. Уходя на службу, она укладывала ребенка, и с помощью кухарки Авдотьи устраивалась так,
чтобы он до прихода ее
не был голоден. Жизнь потекла обычным порядком, вялая, серая, даже серее прежнего, потому что в своей квартире было голо и царствовала какая-то надрывающая сердце тишина.
Он сам определенно
не сознает, что привело его из глубины провинции в Петербург. Учиться и, для
того чтобы достигнуть этого, отыскать работу, которая давала бы средства хоть для самого скудного существования, — вот единственная мысль, которая смутно бродит в его голове.
Для
того,
чтобы приблизиться к этому грубому идеалу клеветы, необходимо отождествить его с вопросом об уместности или неуместности общественного развития, а это даже для самых заклятых ненавистников
не всегда удобно.
Ради одного
того,
чтобы не разевать рта при подобных вопросах, надо хоть наскоро пробежать насущные новости.
Нет; их назначение в
том состоит,
чтобы следовать указаниям и
не отступать от общего настроения.
Поэтому движения его строго регулируются городовыми, которые наблюдают,
чтобы он
не попал под вагон и вообще шел в
то место, куда следует идти.
Я уже сказал выше, что читательское сословие народилось в эпоху всероссийского возрождения, благодаря громадному приливу простецов. С
тех пор простец множится в изумительной прогрессии, но, размножаясь и наполняя ряды подписчиков, он нимало
не изменяет своему безразличному отношению к читаемому.
Чтобы убедиться в этом, стоит заглянуть в любую кофейню.
Хотя сам по себе простец
не склонен к самостоятельной ненависти, но чувство человечности в его сердце
не залегло; хотя в нем нет настолько изобретательности,
чтобы отравить жизнь
того или другого субъекта преднамеренным подвохом, но нет и настолько честности,
чтобы подать руку помощи.
Визит кончился. Когда она возвращалась домой, ей было несколько стыдно. С чем она шла?.. с «супцем»! Да и «супец» ее был принят как-то сомнительно. Ни одного дельного вопроса она сделать
не сумела, никакой помощи предложить. Между
тем сердце ее болело, потому что она увидела настоящее страдание, настоящее горе, настоящую нужду, а
не тоску по праздности.
Тем не менее она сейчас же распорядилась,
чтобы Мирону послали миску с бульоном, вареной говядины и белого хлеба.
Ольга,
не без смущения, выслушала аттестацию Семигорова, но когда осталась одна,
то опять перечитала заветное письмо и опять напрягла все усилия,
чтобы хоть что-нибудь из него выжать. Искру чувства, надежду… что-нибудь!
Ольга скоро сделалась своею в
том тесном кружке, в котором вращалась Надежда Федоровна. Настоящей деятельности она покамест
не имела, но прислушивалась к советам опытных руководительниц и помогала, стараясь,
чтобы влиятельные лица, по крайней мере, привыкли видеть ее. Она уже считала себя обреченною и
не видела перед собой иного будущего, кроме
того, которое осуществляла собой Надежда Федоровна.
Очевидно, внутри его существовало два течения: одно — старое, с либеральной закваской, другое — новейшее, которое шло навстречу карьере. Первое побуждало его
не забывать старых друзей; второе подсказывало, что хотя
не забывать и похвально, но сношения следует поддерживать с осторожностью. Он, разумеется, прибавлял при этом, что осторожность необходима
не столько ради карьеры, сколько для
того,
чтобы…"
не погубить дела".
Чем более погружалась она в институтскую мглу,
тем своеобразнее становилось ее представление о мужчине. Когда-то ей везде виделись «херувимы»; теперь это было нечто вроде стада статских советников (и выше), из которых каждый имел надзор по своей части. Одни по хозяйственной, другие — по полицейской, третьи — по финансовой и т. д. А полковники и генералы стоят кругом в виде живой изгороди и наблюдают за
тем,
чтобы статским советникам
не препятствовали огород городить.
Торжество
той или другой идеи производит известные изменения в политических сферах и в
то же время представляет собой торжество журналистики соответствующего оттенка. Журналистика
не стоит в стороне от жизни страны, считая подписчиков и рассчитывая лишь на
то,
чтобы журнальные воротилы были сыты, а принимает действительное участие в жизни. Стоит вспомнить июльскую монархию и ее представителя, Луи-Филиппа,
чтобы убедиться в этом.
И рассказывает. Гости грохочут; даже лакеи позволяют себе слегка ухмыльнуться. Сервировка обеда несколько замедляется, к великому огорчению жуира, который исповедует
то мнение, что за обед садятся затем,
чтобы есть, а
не затем,
чтобы разговаривать.
Припомним недавние годы, когда даже декабрьская подписка
не достигала и трети теперешнего количества пренумерантов, — сколько потрачено усилий, тревог, волнений,
чтобы выйти из состояния посредственности и довести дело до
того блестящего положения, в котором оно в настоящее время находится!
Ежели в настоящее время оно еще
не для всех ясно,
то стоит обратить взоры на Запад,
чтобы убедиться», и т. д.
Они упорно держались на реальной почве, но это доказывало их недальновидность и алчность (были, впрочем, и замечательные, в смысле успеха, исключения), так как если б они
не польстились на гроши,
то вскоре бы убедились, что вопрос о
том, честно или нечестно, вовсе
не так привязчив,
чтобы нельзя было от него отделаться, в особенности ежели «репутация» уже составлена.
Не оттого ли это происходит, что и прокурор и сутяга чувствуют под собой реальную почву; я же хотя и побеждаю их, но труд мой можно уподобить
тем карточным домикам, на которые стоит только дунуть,
чтобы они разлетелись во все стороны?
Речь шла уже
не о
том,
чтобы громить противника, и даже
не о
том,
чтобы бороться с ним, а только о
том,
чтобы его подсидеть.
Консультация подала мнение в пользу второго вора, основываясь на
том соображении, что все равно — первому вору суда
не миновать; но в
то же время нашла справедливым,
чтобы второй вор уплатил первому хоть десять тысяч рублей на обзаведение в
не столь отдаленных местах.
Николай Николаич сумел объяснить суть дела,
не скрыл, что дворянству предстоит умаление, но в
то же время указал, как следует поступать,
чтобы довести угрожающую опасность до минимума.
Вот где настоящее его место.
Не на страже мелких частных интересов, а на страже «земли». К
тому же идея о всесословности совершенно естественно связывалась с идеей о служебном вознаграждении. Почет и вознаграждение подавали друг другу руку, а это было далеко
не лишнее при
тех ущербах, которые привела за собой крестьянская реформа, — ущербах, оказавшихся очень серьезными, несмотря на
то, что идеал реформы формулировался словами:"
Чтобы помещик
не ощутил…"
Тем не менее, когда он на другой день проснулся и, одеваясь,
чтобы представиться во главе вновь избранных земцев губернатору, вспомнил свою вчерашнюю речь,
то несколько смутился.
Это частое перекочевывание дало ему массу знакомств, которые он тщательно поддерживал,
не теряя из вида даже
тех товарищей, которые мелькнули мимо него почти на мгновение. Острая память помогала ему припоминать, а чрезвычайная повадливость давала возможность возобновлять такие знакомства, которых начало, так сказать, терялось во мраке времен. Достаточно было одной черты, одного смутного воспоминания ("а помните, как мы в форточку курили?"),
чтобы восстановить целую картину прошлого.
Притом же,
чтобы не переврать петербургскую новость, надо стоять на высоте ее, знать отношения, управляющие людьми и делами, уметь
не приписать известному лицу
того, что ему несвойственно, одним словом, обработать уличный слух в таком виде,
чтобы он
не поражал своим неправдоподобием.
— Что ж, я готов. Призовут ли,
не призовут ли — на все воля божья. Одно обидно — темнота эта. Шушукаются по углам,
то на тебя взглянут,
то на «мартышку»: — ничего
не поймешь… Эй, человек! — подтвердить там,
чтобы через час непременно карета была готова!
— Известно, как же возможно сравнить! Раб или вольный! Только, доложу вам, что и воля воле рознь. Теперича я что хочу,
то и делаю; хочу — лежу, хочу — хожу, хочу — и так посижу. Даже задавиться, коли захочу, — и
то могу. Встанешь этта утром, смотришь в окошко и думаешь! теперь шалишь, Ефим Семенов, рукой меня
не достанешь! теперь я сам себе господин. А ну-тко ступай,"сам себе господин", побегай по городу,
не найдется ли где дыра,
чтобы заплату поставить, да хоть двугривенничек на еду заполучить!
Нужно именно поступиться доброй половиной человеческого образа, чтоб
не сознавать
тех нравственных терзаний, которые должно влечь за собой такого рада существование,
чтобы раз навсегда проникнуться мыслью, что это
не последняя степень падения, а просто"такая жизнь".
Отделял ли в
то время Имярек государство от общества — он
не помнит; но помнит, что подкладка, осевшая в нем вследствие недавних сновидений,
не совсем еще была разорвана, что она оставила по себе два существенных пункта: быть честным и поступать так,
чтобы из этого выходила наибольшая сумма общего блага. А
чтобы облегчить достижение этих задач на арене обязательной бюрократической деятельности, — явилась на помощь и целая своеобразная теория.
Независимо от
того, что намеченные носы
не всегда охотно подчинялись операции вождения, необходимо было, однажды вступив на стезю уступок, улаживаний и урезываний, поступаться более цельными убеждениями, изменять им. «Носы» подозрительны и требуют,
чтобы вожаки отдавались им всецело, так сказать,
не отлучались от них.