Неточные совпадения
В груди у меня словно оборвалось что-то.
Не смея, с одной стороны, предполагать, чтобы господин вице-губернатор отважился, без достаточного основания, обзывать дураком того, кого он еще накануне честил вашим превосходительством, а с
другой стороны, зная, что он любил иногда пошутить (терпеть
не могу этих шуток, в которых нельзя
понять, шутка ли это или испытание!), я принял его слова со свойственною мне осмотрительностью.
С одной стороны, он
понимал, что
не выполнил ни одной йоты из программы, начертанной правителем канцелярии; с
другой стороны, ему казалось, что программа эта должна выполниться сама собой, без всякого его содействия.
Но, во-первых, он
понимал, что бороться (успешно или неуспешно) могут только очень сильные люди и что ему, безвестному помпадуру бог весть которой степени, предоставлена в этом случае лишь мелкая полемика, которая ни к чему
другому не может привести, кроме изнурения.
Скажу по секрету, мы уже давно очень хорошо
поняли, что речь пойдет
не о ком
другом, а именно об нас, и лишь по малодушию скрывали это
не только от
других, но и от самих себя.
Он
понял, что ему ничего
не нужно
понимать, что
не нужно ни фактов, ни корней, ни нитей, что можно с пустыми руками, с одной доброй волей, начать дело нравственного возрождения Навозного, сопровождаемое борьбою а grand spectacle, [Весьма эффектной (фр.).] с истреблениями, разорениями, расточениями и
другими принадлежностями возрождающей власти.
Сажусь, однако, беру первую попавшуюся под руку газету и приступаю к чтению передовой статьи. Начала нет; вместо него: «Мы
не раз говорили». Конца нет; вместо него: «Об этом поговорим в
другой раз». Средина есть. Она написана пространно, просмакована, даже
не лишена гражданской меланхолии, но, хоть убей, я ничего
не понимаю. Сколько лет уж я читаю это «поговорим в
другой раз»! Да ну же, поговори! — так и хочется крикнуть…
— Постараюсь высказаться яснее. У помпадура нет никакого специального дела («лучше сказать, никакого дела», поправился он); он ничего
не производит, ничем непосредственно
не управляет и ничего
не решает. Но у него есть внутренняя политика и досуг. Первая дает ему право вмешиваться в дела
других; второй — позволяет разнообразить это право до бесконечности. Надеюсь, что теперь вы меня
понимаете?
— Извините, excellence, но я так мало посвящен в пружины степной политики (la politique des steppes), что многого
не могу уразуметь. Так, например, для чего вы вмешиваетесь в дела
других? Ведь эти «
другие» суть служители того же бюрократического принципа, которого представителем являетесь и вы? Ибо, насколько я
понимаю конституцию степей…
Я готов был прибавить: «Быть может, вы делитесь? Тогда — я
понимаю! О, comme je comprends cela, monseigneur!» [О, как я
понимаю это, ваша светлость! (фр.)] Но,
не будучи еще на совершенно короткой ноге с моим высокопоставленным
другом, воздержался от этого замечания. Однако ж он, по-видимому,
понял мою тайную мысль, потому что покраснел, как вареный рак, и взволнованным голосом воскликнул...
— Моя цена! Мы, верно, как-нибудь ошиблись или
не понимаем друг друга, позабыли, в чем состоит предмет. Я полагаю с своей стороны, положа руку на сердце: по восьми гривен за душу, это самая красная цена!
Я сочувствовал его горю, и мне больно было, что отец и Карл Иваныч, которых я почти одинаково любил,
не поняли друг друга; я опять отправился в угол, сел на пятки и рассуждал о том, как бы восстановить между ними согласие.
Неточные совпадения
Они сами
не понимали, что делают, и даже
не вопрошали
друг друга, точно ли это наяву происходит.
На первых порах глуповцы, по старой привычке, вздумали было обращаться к нему с претензиями и жалобами
друг на
друга, но он даже
не понял их.
И второе искушение кончилось. Опять воротился Евсеич к колокольне и вновь отдал миру подробный отчет. «Бригадир же, видя Евсеича о правде безнуждно беседующего, убоялся его против прежнего
не гораздо», — прибавляет летописец. Или, говоря
другими словами, Фердыщенко
понял, что ежели человек начинает издалека заводить речь о правде, то это значит, что он сам
не вполне уверен, точно ли его за эту правду
не посекут.
Бригадир
понял, что дело зашло слишком далеко и что ему ничего
другого не остается, как спрятаться в архив. Так он и поступил. Аленка тоже бросилась за ним, но случаю угодно было, чтоб дверь архива захлопнулась в ту самую минуту, когда бригадир переступил порог ее. Замок щелкнул, и Аленка осталась снаружи с простертыми врозь руками. В таком положении застала ее толпа; застала бледную, трепещущую всем телом, почти безумную.
После обычных вопросов о желании их вступить в брак, и
не обещались ли они
другим, и их странно для них самих звучавших ответов началась новая служба. Кити слушала слова молитвы, желая
понять их смысл, но
не могла. Чувство торжества и светлой радости по мере совершения обряда всё больше и больше переполняло ее душу и лишало ее возможности внимания.