— В низших местах берут заседатели, исправники, судьи — этим взятки не крупные дают.
В средних местах берут председатели палат, губернаторы — к ним уж с малостью не подходи. А в верхних местах берут сенаторы — тем целый куш подавай. Не нами это началось, не нами и кончится. И которые люди полагают, что взятки когда-нибудь прекратятся, те полагают это от легкомыслия.
Неточные совпадения
Дед мой, гвардии сержант Порфирий Затрапезный, был одним из взысканных фортуною и владел значительными поместьями. Но так как от него родилось много детей — сын и девять дочерей, то отец мой, Василий Порфирыч, за выделом сестер, вновь спустился на степень дворянина
средней руки. Это заставило его подумать о выгодном браке, и, будучи уже сорока лет, он женился на пятнадцатилетней купеческой дочери, Анне Павловне Глуховой,
в чаянии получить за нею богатое приданое.
Матушка видела мою ретивость и радовалась.
В голове ее зрела коварная мысль, что я и без посторонней помощи, руководствуясь только программой, сумею приготовить себя, года
в два, к одному из
средних классов пансиона. И мысль, что я одиниз всех детей почти ничего не буду стоить подготовкою, даже сделала ее нежною.
Я чувствовал, что мне недостает чего-то
среднего,какого-то связующего звена, и что благодаря этому недостатку самое умеренное требование объяснения, самый легкий вопрос
в сторону от текста учебника поставит меня
в тупик.
Сначала шли дворы богатых крестьян, потом
средних и, наконец, бедных, хотя бы эти дворы находились
в отдалении друг от друга.
Мужчина встал. Это был молодой человек лет двадцати пяти,
среднего роста, здоровый, плотный. Лицо широкое, с выдающимися скулами, голова острижена
в скобку, волоса обхватывал черный ремень. От сапогов вся девичья провоняла ворванью.
В то время больших домов, с несколькими квартирами,
в Москве почти не было, а переулки были сплошь застроены небольшими деревянными домами, принадлежавшими дворянам
средней руки (об них только и идет речь
в настоящем рассказе, потому что так называемая грибоедовская Москва,
в которой преимущественно фигурировал высший московский круг, мне совершенно неизвестна, хотя несомненно, что
в нравственном и умственном смысле она очень мало разнилась от Москвы, описываемой мною).
Многие даже заискивают
в нем, потому что он,
в качестве чиновника канцелярии, имеет доступ на балы у главнокомандующего: а балы эти,
в глазах дворян
средней руки, представляются чем-то недосягаемым.
[Здесь: веселый вечер (фр.).] но так как попасть
в княжеские палаты для дворян
средней руки было трудно, то последние заранее узнавали, не будет ли таких же folles journйes у знакомых.
Триста душ — этого только-только достаточно было, чтоб не прослыть бесприданницей даже
в том
среднем кругу,
в котором мы вращались; ему же, при его расточительных инстинктах, достало бы этого куша только на один глоток.
Среднего роста, узкий
в плечах, поджарый, с впалою грудью, он имел очень жалкую фигуру, прислуживая за столом, и едва-едва держался нетвердыми ногами, стоя
в ливрее на запятках за возком и рискуя при первом же ухабе растянуться на снегу.
Затем можно было указать на три-четыре
средних состояния от пятисот до тысячи душ (
в разных губерниях), а за ними следовала мелкота от полутораста душ и ниже, спускаясь до десятков и единиц.
— Положение
среднее. Жалованье маленькое, за битую посуду больше заплатишь. Пурбуарами живем. Дай Бог здоровья, русские господа не забывают. Только раз одна русская дама,
в Эмсе, повадилась ко мне
в отделение утром кофе пить, а тринкгельду [на чай (от нем. Trinkgeld).] два пфеннига дает. Я было ей назад: возьмите, мол, на бедность себе! — так хозяину, шельма, нажаловалась. Чуть было меня не выгнали.
— Нет, вы обратите внимание, — ревел Хотяинцев, взмахивая руками, точно утопающий. — В армии у нас командуют остзейские бароны Ренненкампфы, Штакельберги, и везде сколько угодно этих бергов, кампфов.
В средней школе — чехи. Донской уголь — французы завоевали. Теперь вот бессарабец-царанин пошел на нас: Кассо, Пуришкевич, Крушеван, Крупенский и — черт их сосчитает! А мы, русские, — чего делаем? Лапти плетем, а?
Остальное помещение клуба состояло из шести довольно больших комнат, отличавшихся большей роскошью сравнительно с обстановкой нижнего этажа и танцевального зала;
в средней руки столичных трактирах можно встретить такую же вычурную мебель, такие же трюмо под орех, выцветшие драпировки на окнах и дверях. Одна комната была отделана в красный цвет, другая — в голубой, третья — в зеленый и т. д. На диванчиках сидели дамы и мужчины, провожавшие Привалова любопытными взглядами.
Неточные совпадения
В следующую речь Стародума Простаков с сыном, вышедшие из
средней двери, стали позади Стародума. Отец готов его обнять, как скоро дойдет очередь, а сын подойти к руке. Еремеевна взяла место
в стороне и, сложа руки, стала как вкопанная, выпяля глаза на Стародума, с рабским подобострастием.
Выслушав такой уклончивый ответ, помощник градоначальника стал
в тупик. Ему предстояло одно из двух: или немедленно рапортовать о случившемся по начальству и между тем начать под рукой следствие, или же некоторое время молчать и выжидать, что будет. Ввиду таких затруднений он избрал
средний путь, то есть приступил к дознанию, и
в то же время всем и каждому наказал хранить по этому предмету глубочайшую тайну, дабы не волновать народ и не поселить
в нем несбыточных мечтаний.
Есть законы мудрые, которые хотя человеческое счастие устрояют (таковы, например, законы о повсеместном всех людей продовольствовании), но, по обстоятельствам, не всегда бывают полезны; есть законы немудрые, которые, ничьего счастья не устрояя, по обстоятельствам бывают, однако ж, благопотребны (примеров сему не привожу: сам знаешь!); и есть, наконец, законы
средние, не очень мудрые, но и не весьма немудрые, такие, которые, не будучи ни полезными, ни бесполезными, бывают, однако ж, благопотребны
в смысле наилучшего человеческой жизни наполнения.
Очевидно, что когда эти две энергии встречаются, то из этого всегда происходит нечто весьма любопытное. Нет бунта, но и покорности настоящей нет. Есть что-то
среднее, чему мы видали примеры при крепостном праве. Бывало, попадется барыне таракан
в супе, призовет она повара и велит того таракана съесть. Возьмет повар таракана
в рот, видимым образом жует его, а глотать не глотает. Точно так же было и с глуповцами: жевали они довольно, а глотать не глотали.
А глуповцы стояли на коленах и ждали. Знали они, что бунтуют, но не стоять на коленах не могли. Господи! чего они не передумали
в это время! Думают: станут они теперь есть горчицу, — как бы на будущее время еще какую ни на есть мерзость есть не заставили; не станут — как бы шелепов не пришлось отведать. Казалось, что колени
в этом случае представляют
средний путь, который может умиротворить и ту и другую сторону.