Неточные совпадения
Владелец этой усадьбы (называлась она, как
и следует, «Отрадой») был выродившийся
и совсем расслабленный представитель старинного барского рода, который по
зимам жил в Москве, а на
лето приезжал в усадьбу, но с соседями не якшался (таково уж исконное свойство пошехонского дворянства, что бедный дворянин от богатого никогда ничего не видит, кроме пренебрежения
и притеснения).
То же самое происходило
и с лакомством.
Зимой нам давали полакомиться очень редко, но
летом ягод
и фруктов было такое изобилие, что
и детей ежедневно оделяли ими. Обыкновенно, для вида, всех вообще оделяли поровну, но любимчикам клали особо в потаенное место двойную порцию фруктов
и ягод,
и, конечно, посвежее, чем постылым. Происходило шушуканье между матушкой
и любимчиками,
и постылые легко догадывались, что их настигла обида…
Увы! сестрицы не обладали даром предвидения. Они уезжали, когда
лето было в самом разгаре,
и забыли, что осенью
и зимой «Уголок» представляет очень плохую защиту от стужи
и непогод.
— Пускай живут! Отведу им наверху боковушку — там
и будут
зиму зимовать, — ответила матушка. — Только чур, ни в какие распоряжения не вмешиваться, а с мая месяца чтоб на все
лето отправлялись в свой «Уголок». Не хочу я их видеть
летом — мешают. Прыгают, егозят, в хозяйстве ничего не смыслят. А я хочу, чтоб у нас все в порядке было. Что мы получали, покуда сестрицы твои хозяйничали? грош медный! А я хочу…
Переезжая на
лето к себе, она чувствовала себя свободною
и как бы спешила вознаградить себя за те стеснения, которые преследовали ее во время
зимы.
— Ах-ах-ах! да, никак, ты на меня обиделась, сударка! — воскликнула она, —
и не думай уезжать — не пущу! ведь я, мой друг, ежели
и сказала что, так спроста!.. Так вот… Проста я, куда как проста нынче стала! Иногда чего
и на уме нет, а я все говорю, все говорю! Изволь-ка, изволь-ка в горницы идти — без хлеба-соли не отпущу,
и не думай! А ты, малец, — обратилась она ко мне, — погуляй, ягодок в огороде пощипли, покуда мы с маменькой побеседуем! Ах, родные мои! ах, благодетели! сколько
лет, сколько
зим!
Летом в нем жить еще можно было, но
зиму, которую мы однажды провели в Заболотье (см. гл. VII), пришлось очень жутко от холода, так что под конец мы вынуждены были переселиться в контору
и там, в двух комнатах, всей семьей теснились в продолжение двух месяцев.
Заболотье славилось своими торгами,
и каждую неделю по вторникам в нем собирался базар.
Зимой базары бывали очень людные, но
летом очень часто случалось, что съезжались лишь несколько телег. В старину торговые пункты устанавливались как-то своеобразно,
и я теперь даже не могу объяснить, почему, например, Заболотье, стоявшее в стороне от большой дороги
и притом в лощине, сделалось значительным торговым местечком.
На каждом шагу встречались клетушки со всяким крестьянским добром
и закуты, куда
зимой на целый день, а
летом на ночь запирался домашний скот.
По
зимам семейство наше начало ездить в Москву за
год до моего поступления в заведение. Вышла из института старшая сестра, Надежда,
и надо было приискивать ей жениха. Странные приемы, которые употреблялись с этой целью, наше житье в Москве
и тамошние родные (со стороны матушки) — все это составит содержание последующих глав.
Клопами
и другими насекомыми ночлеги изобиловали даже более, нежели
летом,
и от них уже нельзя было избавиться, потому что в экипаже спать
зимой было неудобно. К счастью, зимний путь был короче,
и мы имели всего три остановки.
—
Летом оттого тепло, — поучает дедушка, — что солнце на небе долго стоит; оно
и греет. А
зимой встанет оно в девять часов, а к трем, смотри, его уж
и поминай как звали. Ну,
и нет от него сугреву.
— А француз в ту пору этого не рассчитал. Пришел к нам
летом, думал, что конца теплу не будет, ан возвращаться-то пришлось
зимой. Вот его морозом
и пристигло.
— Помилуйте, посмела ли бы я! Старинная, слышь, фамилия, настоящая дворянская. Еще когда Перепетуевы в Чухломе имениями владели.
И он:
зимой в Москву приезжает, а
летом в имениях распоряжается.
— Обождать нужно. Добрые люди не одну
зиму, а
и две,
и три в Москве живут, да с пустом уезжают. А ты без
году неделю приехала,
и уж вынь тебе да положь!
Днем он бродил по окраинам города, не рискуя проникать в центральные части; с наступлением ночи уходил за заставу
и летом ночевал в канаве, а
зимой зарывался в сенной стог.
Зимой, когда продавался залишний хлеб
и разный деревенский продукт, денег в обращении было больше,
и их «транжирили»;
летом дрожали над каждой копейкой, потому что в руках оставалась только слепая мелочь.
«
Лето — припасуха,
зима — прибируха», — гласила пословица
и вполне оправдывала свое содержание на практике.
Поэтому
зимы ждали с нетерпением, а
летом уединялись
и пристально следили из окон за процессом созидания предстоящего зимнего раздолья.
— Федул Ермолаич! сколько
лет, сколько
зим! Садись, брат, гость будешь! — приветствует его Струнников. — Эй, кто там! водки
и закуски!
— Ах, нет… да откуда же, впрочем, вам знать? — он прошлой весной скончался.
Год тому назад мы здесь в Hфtel d’Angleterre служили, а с осени он заболел. Так на
зиму в Ниццу
и не попали. Кой-как месяца с четыре здесь пробились, а в марте я его в Гейдельберг, в тамошнюю клинику свезла. Там он
и помер.
— Нет, это что! — прерывает Петя Корочкин, — вот у нас кучер так молодец! Прошлого
года зимой попал со всей тройкой
и с санями в прорубь, видит — беда неминучая, взял да
и разогнал подо льдом лошадей…
И вдруг выскочил из другой проруби!
Неточные совпадения
Грозит беда великая //
И в нынешнем
году: //
Зима стояла лютая, // Весна стоит дождливая, // Давно бы сеять надобно, // А на полях — вода!
В прошлом
году,
зимой — не помню, какого числа
и месяца, — быв разбужен в ночи, отправился я, в сопровождении полицейского десятского, к градоначальнику нашему, Дементию Варламовичу,
и, пришед, застал его сидящим
и головою то в ту, то в другую сторону мерно помавающим.
Княжне Кити Щербацкой было восьмнадцать
лет. Она выезжала первую
зиму. Успехи ее в свете были больше, чем обеих ее старших сестер,
и больше, чем даже ожидала княгиня. Мало того, что юноши, танцующие на московских балах, почти все были влюблены в Кити, уже в первую
зиму представились две серьезные партии: Левин
и, тотчас же после его отъезда, граф Вронский.
Но когда в нынешнем
году, в начале
зимы, Левин приехал в Москву после
года в деревне
и увидал Щербацких, он понял, в кого из трех ему действительно суждено было влюбиться.
Маленькая горенка с маленькими окнами, не отворявшимися ни в
зиму, ни в
лето, отец, больной человек, в длинном сюртуке на мерлушках
и в вязаных хлопанцах, надетых на босую ногу, беспрестанно вздыхавший, ходя по комнате,
и плевавший в стоявшую в углу песочницу, вечное сиденье на лавке, с пером в руках, чернилами на пальцах
и даже на губах, вечная пропись перед глазами: «не лги, послушествуй старшим
и носи добродетель в сердце»; вечный шарк
и шлепанье по комнате хлопанцев, знакомый, но всегда суровый голос: «опять задурил!», отзывавшийся в то время, когда ребенок, наскуча однообразием труда, приделывал к букве какую-нибудь кавыку или хвост;
и вечно знакомое, всегда неприятное чувство, когда вслед за сими словами краюшка уха его скручивалась очень больно ногтями длинных протянувшихся сзади пальцев: вот бедная картина первоначального его детства, о котором едва сохранил он бледную память.