Неточные совпадения
К этому предмету я возвращусь впоследствии, а теперь познакомлю читателя с первыми шагами моими на жизненном пути и
той обстановкой, которая
делала из нашего дома нечто типичное.
Тем не менее, так как у меня было много старших сестер и братьев, которые уже учились в
то время, когда я ничего не
делал, а только прислушивался и приглядывался,
то память моя все-таки сохранила некоторые достаточно яркие впечатления.
— А хочешь, я тебя, балбес, в Суздаль-монастырь сошлю? да, возьму и сошлю! И никто меня за это не осудит, потому что я мать: что хочу,
то над детьми и
делаю! Сиди там да и жди, пока мать с отцом умрут, да имение свое тебе, шельмецу, предоставят.
Хотя время еще раннее, но в рабочей комнате солнечные лучи уже начинают исподволь нагревать воздух. Впереди предвидится жаркий и душный день. Беседа идет о
том, какое барыня
сделает распоряжение. Хорошо, ежели пошлют в лес за грибами или за ягодами, или нарядят в сад ягоды обирать; но беда, ежели на целый день за пяльцы да за коклюшки засадят — хоть умирай от жары и духоты.
— Нет, говорит, ничего не
сделал; только что взяла с собой поесть,
то отнял. Да и солдат-то, слышь, здешний, из Великановской усадьбы Сережка-фалетур.
— А ты сумей подправить; на
то ты повар. Старый-то галантир в формочки влей, а из новой головки свежего галантирцу
сделай.
— Ну, бабу из клубники
сделай. И
то сказать, без пути на погребе ягода плесневеет. Сахарцу кусочка три возьми да яичек парочку… Ну-ну, не ворчи! будет с тебя!
— Не властна я, голубчик, и не проси! — резонно говорит она, — кабы ты сам ко мне не пожаловал, и я бы тебя не ловила. И жил бы ты поживал тихохонько да смирнехонько в другом месте… вот хоть бы ты у экономических… Тебе бы там и хлебца, и молочка, и яишенки… Они люди вольные, сами себе господа, что хотят,
то и
делают! А я, мой друг, не властна! я себя помню и знаю, что я тоже слуга! И ты слуга, и я слуга, только ты неверный слуга, а я — верная!
— Ишь печальник нашелся! — продолжает поучать Анна Павловна, — уж не на все ли четыре стороны тебя отпустить?
Сделай милость, воруй, голубчик, поджигай, грабь! Вот ужо в городе тебе покажут… Скажите на милость! целое утро словно в котле кипела, только что отдохнуть собралась — не тут-то было! солдата нелегкая принесла, с ним валандаться изволь! Прочь с моих глаз… поганец! Уведите его да накормите, а не
то еще издохнет, чего доброго! А часам к девяти приготовить подводу — и с богом!
Васька
то отбежит в сторону и начинает умывать себе морду лапкой,
то опять подскочит к своей жертве, как только она
сделает какое-нибудь движение.
Наташка
делает то же, что и Аришка.
Старик, очевидно, в духе и собирается покалякать о
том, о сем, а больше ни о чем. Но Анну Павловну так и подмывает уйти. Она не любит празднословия мужа, да ей и некогда.
Того гляди, староста придет, надо доклад принять, на завтра распоряжение
сделать. Поэтому она сидит как на иголках и в
ту минуту, как Василий Порфирыч произносит...
А завтра, чуть свет, опять сходите, и ежели окажутся следы ног,
то всё как следует
сделайте, чтоб не было заметно.
По наружности, я
делал все, что хотел, но в действительности надо мной тяготела
та же невидимая сила, которая тяготела над всеми домочадцами и которой я, в свою очередь, подчинялся безусловно.
Одни резвятся смело и искренно, как бы сознавая свое право на резвость; другие — резвятся робко, урывками, как будто возможность резвиться составляет для них нечто вроде милости; третьи, наконец, угрюмо прячутся в сторону и издали наблюдают за играми сверстников, так что даже когда их случайно заставляютрезвиться,
то они
делают это вяло и неумело.
Никаким подобным преимуществом не пользуются дети. Они чужды всякого участия в личном жизнестроительстве; они слепо следуют указаниям случайной руки и не знают, что эта рука
сделает с ними. Поведет ли она их к торжеству или к гибели; укрепит ли их настолько, чтобы они могли выдержать напор неизбежных сомнений, или отдаст их в жертву последним? Даже приобретая знания, нередко ценою мучительных усилий, они не отдают себе отчета в
том, действительно ли это знания, а не бесполезности…
При пении праздничного тропаря отец становится на колени и кладет земные поклоны; за ним, с шумом,
то же самое
делает и прочий молящийся люд.
Затем она обратила внимание на месячину. Сразу уничтожить ее она не решалась, так как обычай этот существовал повсеместно, но
сделала в ней очень значительные сокращения. Самое главное сокращение заключалось в
том, что некоторые дворовые семьи держали на барском корму по две и по три коровы и по нескольку овец, и она сразу сократила число первых до одной, а число последних до пары, а лишних, без дальних разговоров, взяла на господский скотный двор.
С утра до вечера они сидели одни в своем заключении. У Ольги Порфирьевны хоть занятие было. Она умела вышивать шелками и
делала из разноцветной фольги нечто вроде окладов к образам. Но Марья Порфирьевна ничего не умела и занималась только
тем, что бегала взад и вперед по длинной комнате, производя искусственный ветер и намеренно мешая сестре работать.
Но мысль ее все больше и больше склонялась к
тому, чтобы из Заболотья
сделать зимнюю резиденцию.
Обыкновенно, мы
делали привал на постоялом дворе, стоявшем на берегу реки Вопли, наискосок от Овсецова; но матушка, с своей обычной расчетливостью, решила, что, чем изъяниться на постоялом дворе, [О
том, как велик был этот изъян, можно судить по следующему расчету: пуд сена лошадям (овес был свой) — 20 коп., завтрак кучеру и лакею — 30 коп.; самовар и кринка молока — 30 коп.
— Это он, видно, моего «покойничка» видел! — И затем, обращаясь ко мне, прибавила: — А тебе, мой друг, не следовало не в свое дело вмешиваться. В чужой монастырь с своим уставом не ходят. Девчонка провинилась, и я ее наказала. Она моя, и я что хочу,
то с ней и
делаю. Так-то.
Стало быть, я теперь что хочу,
то с ним и
делаю!
Так что когда мы в первое время, в свободные часы, гуляли по улицам Заболотья, — надо же было познакомиться с купленным имением, —
то за нами обыкновенно следовала толпа мальчишек и кричала: «Затрапезные! затрапезные!» —
делая таким образом из родовитой дворянской фамилии каламбур.
— Да, кобылье молоко квашеное так называется… Я и вас бы научил, как его
делать, да вы, поди, брезговать будете. Скажете: кобылятина! А надо бы вам — видишь, ты испитой какой! И вам есть плохо дают… Куда только она, маменька твоя, бережет! Добро бы деньги, а
то… еду!
Но Федос,
сделавши экскурсию, засиживался дома, и досада проходила. К
тому же и из Белебея бумага пришла, из которой было видно, что Федос есть действительный, заправский Федос, тетеньки Поликсены Порфирьевны сын, так что и с этой стороны сомнения не было.
— Я по-дворянски ничего не умею
делать — сердце не лежит! — говорит он, —
то ли дело к мужичку придешь…
Станешь к нему на работу — и он рядом с тобой, и косит, и молотит, всякую работу сообща
делает; сядешь обедать — и он тут же;
те же щи,
тот же хлеб…
Матушка хотела сейчас же закладывать лошадей и ехать дальше, с
тем чтобы путь до Москвы
сделать не в две, а в три станции, но было уже так темно, что Алемпий воспротивился.
В промежутках убьет хлопушкой муху, но так как рука у него дрожит от старости,
то часто он
делает промахи и очень сердится.
Дедушка происходил из купеческого рода, но в 1812 году
сделал значительное пожертвование в пользу армии и за это получил чин коллежского асессора, а вместе с
тем и право на потомственное дворянство.
Когда матушка на короткое время приезжала в Москву,
то останавливалась на постоялом дворе у Сухаревой, и тогда Стрелков только и
делал, что приходил к ней или уходил от нее.
Но дорога до Троицы ужасна, особливо если Масленица поздняя. Она представляет собой целое море ухабов, которые в оттепель до половины наполняются водой. Приходится ехать шагом, а так как путешествие совершается на своих лошадях, которых жалеют,
то первую остановку
делают в Больших Мытищах, отъехавши едва пятнадцать верст от Москвы. Такого же размера станции делаются и на следующий день, так что к Троице поспевают только в пятницу около полудня, избитые, замученные.
Зато сестру одевали как куколку и приготовляли богатое приданое. Старались
делать последнее так, чтоб все знали, что в таком-то доме есть богатая невеста. Кроме
того, матушка во всеуслышанье объявляла, что за дочерью триста незаложенных душ и надежды в будущем.
Я — мать: что хочу,
то и
сделаю.
— Нет, я не про
то… Теперь он вам визит
сделал, а потом — и не увидите, как вотрется… Эти «отчаянные» — самый этот народ… И слова у них какие-то особенные… К нам он, конечно, не приедет, но если бы… Ну, ни за что!
— Это в неделю-то на три часа и дела всего; и
то печку-то, чай, муженек затопит… Да еще что, прокураты,
делают! Запрутся, да никого и не пускают к себе. Только Анютка-долгоязычная и бегает к ним.
— Вон! — крикнула она,
делая угрожающий жест и в
то же время благоразумно ретируясь.
С Иваном поступили еще коварнее. Его разбудили чуть свет, полусонному связали руки и, забивши в колодки ноги, взвалили на телегу. Через неделю отдатчик вернулся и доложил, что рекрута приняли, но не в зачет,так что никакой материальной выгоды от отдачи на этот раз не получилось. Однако матушка даже выговора отдатчику не
сделала; она и
тому была рада, что крепостная правда восторжествовала…
А ежели что и еще сверх
того прикажут,
то и это
сделает.
Конон служил в нашем доме с двадцатилетнего возраста (матушка уже застала его лакеем), изо дня в день
делая одно и
то же лакейское дело и не изменяясь ни внутренне, ни наружно.
Но за ней уже пристально следили, опасаясь, чтобы она чего-нибудь над собой не
сделала, и в
то же время не допуская мысли, чтоб виноватая могла ускользнуть от заслуженного наказания.
Так-таки в упор и сказал, не посовестился… А она между
тем ничего Степану Васильевичу дурного не
сделала. Напротив, даже жалела его, потому что никто в доме, ни матушка, ни гувернантки, его не жалели и все называли балбесом.
— Все одно: барыня что сказала,
то беспременно
сделает. Лучше уж прости ты меня.
К похвале помещиков
того времени я должен сказать, что, несмотря на невысокий образовательный уровень, они заботливо относились к воспитанию детей, — преимущественно, впрочем, сыновей, — и
делали все, что было в силах, чтобы дать им порядочное образование.
Словом сказать, даже в
то льготное время он сумел так устроиться, что, не выезжая из захолустья, не только проживал свой собственный доход, но и не выходил из долгов,
делать которые был великий искусник.
Всего больше его мучило
то, что долги стало труднее
делать.
Словом сказать, мы целый час провели и не заметили, как время прошло. К сожалению, раздалось призывное: pst! — и Струнников стремительно вскочил и исчез. Мы, с своей стороны, покинули Эвиан и, переезжая на пароходе, рассуждали о
том, как приятно встретить на чужбине соотечественника и какие быстрые успехи
делает Россия, наглядно доказывая, что в качестве «гарсонов» сыны ее в грязь лицом не ударят.
Так и
сделали. Из полученных за пустошь денег Валентин Осипович отложил несколько сотен на поездку в Москву, а остальные вручил Калерии Степановне, которая с этой минуты водворилась в Веригине, как дома. Обивали мебель, развешивали гардины, чистили старинное бабушкино серебро, прикупали посуду и в
то же время готовили для невесты скромное приданое.
Ввиду всем известного болезненного состояния, ее похоронили не как самоубийцу, а по христианскому обряду. Все село собралось на погребение, а в
том числе и соседи. Говорили преимущественно о «странном» распоряжении, которое
сделала покойная относительно своего имения.