Неточные совпадения
Купцы. Так уж
сделайте такую милость, ваше сиятельство. Если уже вы,
то есть, не поможете в нашей просьбе,
то уж не знаем, как и быть: просто хоть в петлю полезай.
Анна Андреевна. После? Вот новости — после! Я не хочу после… Мне только одно слово: что он, полковник? А? (С пренебрежением.)Уехал! Я тебе вспомню это! А все эта: «Маменька, маменька, погодите, зашпилю сзади косынку; я сейчас». Вот тебе и сейчас! Вот тебе ничего и не узнали! А все проклятое кокетство; услышала, что почтмейстер здесь, и давай пред зеркалом жеманиться: и с
той стороны, и с этой стороны подойдет. Воображает, что он за ней волочится, а он просто тебе
делает гримасу, когда ты отвернешься.
Один из них, например, вот этот, что имеет толстое лицо… не вспомню его фамилии, никак не может обойтись без
того, чтобы, взошедши на кафедру, не
сделать гримасу, вот этак (
делает гримасу),и потом начнет рукою из-под галстука утюжить свою бороду.
Да объяви всем, чтоб знали: что вот, дискать, какую честь бог послал городничему, — что выдает дочь свою не
то чтобы за какого-нибудь простого человека, а за такого, что и на свете еще не было, что может все
сделать, все, все, все!
Городничий (с неудовольствием).А, не до слов теперь! Знаете ли, что
тот самый чиновник, которому вы жаловались, теперь женится на моей дочери? Что? а? что теперь скажете? Теперь я вас… у!.. обманываете народ…
Сделаешь подряд с казною, на сто тысяч надуешь ее, поставивши гнилого сукна, да потом пожертвуешь двадцать аршин, да и давай тебе еще награду за это? Да если б знали, так бы тебе… И брюхо сует вперед: он купец; его не тронь. «Мы, говорит, и дворянам не уступим». Да дворянин… ах ты, рожа!
Купцы. Ей-богу! такого никто не запомнит городничего. Так все и припрятываешь в лавке, когда его завидишь.
То есть, не
то уж говоря, чтоб какую деликатность, всякую дрянь берет: чернослив такой, что лет уже по семи лежит в бочке, что у меня сиделец не будет есть, а он целую горсть туда запустит. Именины его бывают на Антона, и уж, кажись, всего нанесешь, ни в чем не нуждается; нет, ему еще подавай: говорит, и на Онуфрия его именины. Что
делать? и на Онуфрия несешь.
Хлестаков.
Сделайте милость, садитесь. Я теперь вижу совершенно откровенность вашего нрава и радушие, а
то, признаюсь, я уж думал, что вы пришли с
тем, чтобы меня… (Добчинскому.)Садитесь.
Сделал мошенник,
сделал — побей бог его и на
том и на этом свете!
Городничий. Ну, теперь не до
того. Так
сделайте милость, Иван Кузьмич: если на случай попадется жалоба или донесение,
то без всяких рассуждений задерживайте.
Анна Андреевна. Перестань, ты ничего не знаешь и не в свое дело не мешайся! «Я, Анна Андреевна, изумляюсь…» В таких лестных рассыпался словах… И когда я хотела сказать: «Мы никак не смеем надеяться на такую честь», — он вдруг упал на колени и таким самым благороднейшим образом: «Анна Андреевна, не
сделайте меня несчастнейшим! согласитесь отвечать моим чувствам, не
то я смертью окончу жизнь свою».
Почтмейстер. Знаю, знаю… Этому не учите, это я
делаю не
то чтоб из предосторожности, а больше из любопытства: смерть люблю узнать, что есть нового на свете. Я вам скажу, что это преинтересное чтение. Иное письмо с наслажденьем прочтешь — так описываются разные пассажи… а назидательность какая… лучше, чем в «Московских ведомостях»!
Конечно, если он ученику
сделает такую рожу,
то оно еще ничего: может быть, оно там и нужно так, об этом я не могу судить; но вы посудите сами, если он
сделает это посетителю, — это может быть очень худо: господин ревизор или другой кто может принять это на свой счет.
Да тут беда подсунулась:
Абрам Гордеич Ситников,
Господский управляющий,
Стал крепко докучать:
«Ты писаная кралечка,
Ты наливная ягодка…»
— Отстань, бесстыдник! ягодка,
Да бору не
того! —
Укланяла золовушку,
Сама нейду на барщину,
Так в избу прикатит!
В сарае, в риге спрячуся —
Свекровь оттуда вытащит:
«Эй, не шути с огнем!»
— Гони его, родимая,
По шее! — «А не хочешь ты
Солдаткой быть?» Я к дедушке:
«Что
делать? Научи...
Дела-то все недавние,
Я был в
то время старостой,
Случился тут — так слышал сам,
Как он честил помещиков,
До слова помню всё:
«Корят жидов, что предали
Христа… а вы что
сделали?
Милон. А я завтра же, проводя вас, поведу мою команду. Теперь пойду
сделать к
тому распоряжение.
Милон. Душа благородная!.. Нет… не могу скрывать более моего сердечного чувства… Нет. Добродетель твоя извлекает силою своею все таинство души моей. Если мое сердце добродетельно, если стоит оно быть счастливо, от тебя зависит
сделать его счастье. Я полагаю его в
том, чтоб иметь женою любезную племянницу вашу. Взаимная наша склонность…
Стародум(один). Он, конечно, пишет ко мне о
том же, о чем в Москве
сделал предложение. Я не знаю Милона; но когда дядя его мой истинный друг, когда вся публика считает его честным и достойным человеком… Если свободно ее сердце…
Стародум. Поверь мне, всякий найдет в себе довольно сил, чтоб быть добродетельну. Надобно захотеть решительно, а там всего будет легче не
делать того, за что б совесть угрызала.
Г-жа Простакова. Правда твоя, Адам Адамыч; да что ты станешь
делать? Ребенок, не выучась, поезжай-ка в
тот же Петербург; скажут, дурак. Умниц-то ныне завелось много. Их-то я боюсь.
Г-жа Простакова. На него, мой батюшка, находит такой, по-здешнему сказать, столбняк. Ино — гда, выпуча глаза, стоит битый час как вкопанный. Уж чего —
то я с ним не
делала; чего только он у меня не вытерпел! Ничем не проймешь. Ежели столбняк и попройдет,
то занесет, мой батюшка, такую дичь, что у Бога просишь опять столбняка.
Стародум. Льстец есть тварь, которая не только о других, ниже о себе хорошего мнения не имеет. Все его стремление к
тому, чтоб сперва ослепить ум у человека, а потом
делать из него, что ему надобно. Он ночной вор, который сперва свечу погасит, а потом красть станет.
Стародум. О! Когда же вы так ее любите,
то должен я вас обрадовать. Я везу ее в Москву для
того, чтоб
сделать ее счастье. Мне представлен в женихи ее некто молодой человек больших достоинств. За него ее и выдам.
Г-жа Простакова. Полно, братец, о свиньях —
то начинать. Поговорим-ка лучше о нашем горе. (К Правдину.) Вот, батюшка! Бог велел нам взять на свои руки девицу. Она изволит получать грамотки от дядюшек. К ней с
того света дядюшки пишут.
Сделай милость, мой батюшка, потрудись, прочти всем нам вслух.
Стародум. Без нее просвещеннейшая умница — жалкая тварь. (С чувством.) Невежда без души — зверь. Самый мелкий подвиг ведет его во всякое преступление. Между
тем, что он
делает, и
тем, для чего он
делает, никаких весков у него нет. От таких-то животных пришел я свободить…
Когда человек и без законов имеет возможность
делать все, что угодно,
то странно подозревать его в честолюбии за такое действие, которое не только не распространяет, но именно ограничивает эту возможность.
Смешно и нелепо даже помыслить таковую нескладицу, а не
то чтобы оную вслух проповедовать, как
делают некоторые вольнолюбцы, которые потому свои мысли вольными полагают, что они у них в голове, словно мухи без пристанища, там и сям вольно летают.
Между
тем Парамоша с Яшенькой
делали свое дело в школах.
Стало быть, если допустить глуповцев рассуждать,
то, пожалуй, они дойдут и до таких вопросов, как, например, действительно ли существует такое предопределение, которое
делает для них обязательным претерпение даже такого бедствия, как, например, краткое, но совершенно бессмысленное градоправительство Брудастого (см. выше рассказ"Органчик")?
— То-то! уж ты
сделай милость, не издавай! Смотри, как за это прохвосту-то (так называли они Беневоленского) досталось! Стало быть, коли опять за
то же примешься, как бы и тебе и нам в ответ не попасть!
Тем не менее он все-таки
сделал слабую попытку дать отпор. Завязалась борьба; но предводитель вошел уже в ярость и не помнил себя. Глаза его сверкали, брюхо сладострастно ныло. Он задыхался, стонал, называл градоначальника душкой, милкой и другими несвойственными этому сану именами; лизал его, нюхал и т. д. Наконец с неслыханным остервенением бросился предводитель на свою жертву, отрезал ножом ломоть головы и немедленно проглотил.
Таким образом, однажды, одевшись лебедем, он подплыл к одной купавшейся девице, дочери благородных родителей, у которой только и приданого было, что красота, и в
то время, когда она гладила его по головке,
сделал ее на всю жизнь несчастною.
Пикник
сделали, фейерверк сожгли, «но хлеба через
то людишкам не предоставили».
В сей крайности вознамерились они сгоряча меня на всю жизнь несчастным
сделать, но я
тот удар отклонил, предложивши господину градоначальнику обратиться за помощью в Санкт-Петербург, к часовых и органных дел мастеру Винтергальтеру, что и было ими выполнено в точности.
Когда же Помпадурша была,"за слабое держание некоторой тайности", сослана в монастырь и пострижена под именем инокини Нимфодоры,
то он первый бросил в нее камнем и написал"Повесть о некоторой многолюбивой жене", в которой
делал очень ясные намеки на прежнюю свою благодетельницу.
На другой день, проснувшись рано, стали отыскивать"языка".
Делали все это серьезно, не моргнув. Привели какого-то еврея и хотели сначала повесить его, но потом вспомнили, что он совсем не для
того требовался, и простили. Еврей, положив руку под стегно, [Стегно́ — бедро.] свидетельствовал, что надо идти сначала на слободу Навозную, а потом кружить по полю до
тех пор, пока не явится урочище, называемое Дунькиным вра́гом. Оттуда же, миновав три повёртки, идти куда глаза глядят.
Как взглянули головотяпы на князя, так и обмерли. Сидит, это, перед ними князь да умной-преумной; в ружьецо попаливает да сабелькой помахивает. Что ни выпалит из ружьеца,
то сердце насквозь прострелит, что ни махнет сабелькой,
то голова с плеч долой. А вор-новотор,
сделавши такое пакостное дело, стоит брюхо поглаживает да в бороду усмехается.
И теперь рассуждаю так: ежели таковому их бездельничеству потворство
сделать, да и впредь потрафлять,
то как бы оное не явилось повторительным и не гораздо к утишению способным?"
На третий день
сделали привал в слободе Навозной; но тут, наученные опытом, уже потребовали заложников. Затем, переловив обывательских кур, устроили поминки по убиенным. Странно показалось слобожанам это последнее обстоятельство, что вот человек игру играет, а в
то же время и кур ловит; но так как Бородавкин секрета своего не разглашал,
то подумали, что так следует"по игре", и успокоились.
Прямая линия соблазняла его не ради
того, что она в
то же время есть и кратчайшая — ему нечего было
делать с краткостью, — а ради
того, что по ней можно было весь век маршировать и ни до чего не домаршироваться.
Как бы
то ни было, но деятельность Двоекурова в Глупове была, несомненно, плодотворна. Одно
то, что он ввел медоварение и пивоварение и
сделал обязательным употребление горчицы и лаврового листа, доказывает, что он был по прямой линии родоначальником
тех смелых новаторов, которые спустя три четверти столетия вели войны во имя картофеля. Но самое важное дело его градоначальствования — это, бесспорно, записка о необходимости учреждения в Глупове академии.
Остановились на трех тысячах рублей в год и постановили считать эту цифру законною, до
тех пор, однако ж, пока"обстоятельства перемены законам не
сделают".
— Мнишь ты всех людей добродетельными
сделать, а про
то позабыл, что добродетель не от себя, а от бога, и от бога же всякому человеку пристойное место указано.
На пятый день отправились обратно в Навозную слободу и по дороге вытоптали другое озимое поле. Шли целый день и только к вечеру, утомленные и проголодавшиеся, достигли слободы. Но там уже никого не застали. Жители, издали завидев приближающееся войско, разбежались, угнали весь скот и окопались в неприступной позиции. Пришлось брать с бою эту позицию, но так как порох был не настоящий,
то, как ни палили, никакого вреда, кроме нестерпимого смрада,
сделать не могли.
Напротив
того, бывали другие, хотя и не
то чтобы очень глупые — таких не бывало, — а такие, которые
делали дела средние,
то есть секли и взыскивали недоимки, но так как они при этом всегда приговаривали что-нибудь любезное,
то имена их не только были занесены на скрижали, [Скрижа́ли (церковно-славянск.) — каменные доски, на которых, по библейскому преданию, были написаны заповеди Моисея.] но даже послужили предметом самых разнообразных устных легенд.
Бессонная ходьба по прямой линии до
того сокрушила его железные нервы, что, когда затих в воздухе последний удар топора, он едва успел крикнуть:"Шабаш!" — как тут же повалился на землю и захрапел, не
сделав даже распоряжения о назначении новых шпионов.
Когда же совсем нечего было
делать,
то есть не предстояло надобности ни мелькать, ни заставать врасплох (в жизни самых расторопных администраторов встречаются такие тяжкие минуты),
то он или издавал законы, или маршировал по кабинету, наблюдая за игрой сапожного носка, или возобновлял в своей памяти военные сигналы.
— Нет, сердце говорит, но вы подумайте: вы, мужчины, имеете виды на девушку, вы ездите в дом, вы сближаетесь, высматриваете, выжидаете, найдете ли вы
то, что вы любите, и потом, когда вы убеждены, что любите, вы
делаете предложение…
Он не мог уже думать о самом вопросе смерти, но невольно ему приходили мысли о
том, что теперь, сейчас, придется ему
делать: закрывать глаза, одевать, заказывать гроб.
Он не верит и в мою любовь к сыну или презирает (как он всегда и подсмеивался), презирает это мое чувство, но он знает, что я не брошу сына, не могу бросить сына, что без сына не может быть для меня жизни даже с
тем, кого я люблю, но что, бросив сына и убежав от него, я поступлю как самая позорная, гадкая женщина, — это он знает и знает, что я не в силах буду
сделать этого».
— Да, может быть… Что до меня,
то я исполняю свой долг. Это всё, что я могу
сделать.