Неточные совпадения
— Мне этот секрет Венька-портной открыл. «Сделайте, говорит: вот увидите,
что маменька совсем другие к вам будут!» А
что, ежели она
вдруг… «Степа, — скажет, — поди ко мне, сын мой любезный! вот тебе Бубново с деревнями…» Да деньжищ малую толику отсыплет: катайся, каналья, как сыр в масле!
— Нет, ты пойми,
что ты сделал! Ведь ты, легко сказать, с царской службы бежал! С царской!
Что, ежели вы все разбежитесь, а тут
вдруг француз или турок… глядь-поглядь, а солдатушки-то у нас в бегах! С кем мы тогда навстречу лиходеям нашим пойдем?
Я помню,
что, когда уехали последние старшие дети, отъезд этот произвел на меня гнетущее впечатление. Дом
вдруг словно помертвел. Прежде хоть плач слышался, а иногда и детская возня; мелькали детские лица, происходили судбища, расправы — и
вдруг все разом опустело, замолчало и,
что еще хуже, наполнилось какими-то таинственными шепотами. Даже для обеда не раздвигали стола, потому
что собиралось всего пять человек: отец, мать, две тетки и я.
Но матушка задумалась. Она мечтала,
что приставит ко мне Павла, даст книгу в руки, и ученье пойдет само собой, — и
вдруг, на первом же шагу, расчеты ее рушились…
Господский дом в «Уголке» почти совсем развалился, а средств поправить его не было. Крыша протекала; стены в комнатах были испещрены следами водяных потоков; половицы колебались; из окон и даже из стен проникал ветер. Владелицы никогда прежде не заглядывали в усадьбу; им и в голову не приходило,
что они будут вынуждены жить в такой руине, как
вдруг их постигла невзгода.
— Шалишь! знаю я вашу братью! Почувствуешь,
что документ в руках — «покорно благодарю!» не скажешь, стречка дашь! Нет уж, пускай так! береженого и Бог бережет.
Чего бояться! Чай, не
вдруг умру!
— И нас взаимно. Знаете ли, есть что-то такое… сродство,
что ли, называется… Иногда и не слыхивали люди друг о дружке — и
вдруг…
Как это он прополз… змей подлый! — мерещится ей. Да она и сама хороша! с утра не догадалась распорядиться, чтобы не принимали… Господи! Да
что такое случилось? Бывало и в старину,
что девушки влюблялись, но все-таки… А тут в одни сутки точно варом дылду сварило! Все было тихо, благородно, и
вдруг…
Ей
вдруг сделалось ясно,
что, отказавшись, ради эфемерного чувства любви, от воли, она в то же время предала божий образ и навлекла на себя «божью клятву», которая не перестанет тяготеть над нею не только в этой, но и в будущей жизни, ежели она каким-нибудь чудом не «выкупится».
Даже из прислуги он ни с кем в разговоры не вступал, хотя ему почти вся дворня была родня. Иногда, проходя мимо кого-нибудь,
вдруг остановится, словно вспомнить о чем-то хочет, но не вспомнит, вымолвит: «Здорово, тетка!» — и продолжает путь дальше. Впрочем, это никого не удивляло, потому
что и на остальной дворне в громадном большинстве лежала та же печать молчания, обусловившая своего рода общий modus vivendi, которому все бессознательно подчинялись.
И
вдруг навстречу идет Конон и докладывает,
что подано кушать. Он так же бодр, как был в незапамятные времена, и с такою же регулярностью продолжает делать свое лакейское дело.
Он поднял голову и взглянул на нее. Ей показалось,
что он
вдруг на несколько лет постарел: до такой степени молодое лицо его исказилось ненавистью и злобой.
Как ни строга была матушка, но и она, видя, как Сатир, убирая комнаты,
вдруг бросит на пол щетку и начнет Богу молиться, должна была сознаться,
что из этого человека никогда путного лакея не выйдет.
Однако кутерьма кой-как улеглась, когда сделалось известным,
что хотя опасность грозила немалая, начальственная бдительность задушила гидру в самом зародыше. Струнников уже снова впал было в забытье, как
вдруг зашумел турка, а вслед за тем открылась англо-французская кампания. Прогремел Синоп; за ним Альма, Севастополь…
Но все на свете кончается; наступил конец и тревожному времени. В 1856 году Федор Васильич съездил в Москву. Там уже носились слухи о предстоящих реформах, но он, конечно, не поверил им. Целый год после этого просидел он спокойно в Словущенском, упитывая свое тело, прикармливая соседей и строго наблюдая, чтоб никто «об этом» даже заикнуться не смел. Как
вдруг пришло достоверное известие,
что «оно» уже решено и подписано.
Никогда в жизни он ничем не тревожился и
вдруг почувствовал,
что все его существо переполнилось тревогой.
Благо еще,
что ко взысканию не подают, а только документы из года в год переписывают. Но
что, ежели
вдруг взбеленятся да потребуют: плати! А по нынешним временам только этого и жди. Никто и не вспомнит,
что ежели он и занимал деньги, так за это двери его дома были для званого и незваного настежь открыты. И сам он жил, и другим давал жить… Все позабудется; и пиры, и банкеты, и оркестр, и певчие; одно не позабудется — жестокое слово: «Плати!»
Как
вдруг разнесся слух,
что Струнниковы исчезли из Москвы.
— Посмотри на себя, на
что ты похож стал! — упрекал его Перхунов, — точно баба! только бабы нынче этомуне верят, а ты все умен да умен был, и
вдруг колесом ходить начал! Струнников — и тот над тобой смеется!
— Хорошо тогда жилось, весело. Всего, всего вдоволь было, только птичьего молока недоставало. Чай пили, кто как хотел: и с ромом, и с лимоном, и со сливками. Только, бывало, наливаешь да спрашиваешь: вы с
чем? вы с
чем? с лимоном? с ромом? И
вдруг точно сорвалось… Даже попотчевать дорогого гостя нечем!
Заварили майорский чай, и, несмотря на отвычку, все с удовольствием приняли участие в чаепитии. Майор пил пунш за пуншем, так
что Калерии Степановне сделалось даже жалко. Ведь он ни чаю, ни рому назад не возьмет — им бы осталось, — и
вдруг, пожалуй, всю бутылку за раз выпьет! Хоть бы на гогель-могель оставил! А Клобутицын продолжал пить и в то же время все больше и больше в упор смотрел на Машу и про себя рассуждал...
— Смотрите, как Милочка
вдруг развернулась! — удивлялись кругом, — откуда
что берется!
Ваня Боровков сообщает,
что ихний кучер Пармён недавно на всем скаку зайца кнутом пополам перерезал; Сашенька Пустотелова —
что у них корова Белогрудка целых три года пропадала, и
вдруг прошлым летом пошли в лес, а она забралась в самую чащу и уж с тремя телятами ходит.
— Нет, это
что! — прерывает Петя Корочкин, — вот у нас кучер так молодец! Прошлого года зимой попал со всей тройкой и с санями в прорубь, видит — беда неминучая, взял да и разогнал подо льдом лошадей… И
вдруг выскочил из другой проруби!
— Были дожди, да не грибные, — настаивает первая, — иной раз целое лето льют дожди, а грибами и не пахнет. А отчего? — оттого,
что дожди не те! И
вдруг под самый конец грянет грибной дождик — и пойдет, и пойдет! И рыжики, и грузди, и белые грибы… обору нет!
Неточные совпадения
Городничий.
Что, Анна Андреевна? а? Думала ли ты что-нибудь об этом? Экой богатый приз, канальство! Ну, признайся откровенно: тебе и во сне не виделось — просто из какой-нибудь городничихи и
вдруг; фу-ты, канальство! с каким дьяволом породнилась!
Анна Андреевна. Ну
что ты? к
чему? зачем?
Что за ветреность такая!
Вдруг вбежала, как угорелая кошка. Ну
что ты нашла такого удивительного? Ну
что тебе вздумалось? Право, как дитя какое-нибудь трехлетнее. Не похоже, не похоже, совершенно не похоже на то, чтобы ей было восемнадцать лет. Я не знаю, когда ты будешь благоразумнее, когда ты будешь вести себя, как прилично благовоспитанной девице; когда ты будешь знать,
что такое хорошие правила и солидность в поступках.
Анна Андреевна. Пустяки, совершенные пустяки! Я никогда не была червонная дама. (Поспешно уходит вместе с Марьей Антоновной и говорит за сценою.)Этакое
вдруг вообразится! червонная дама! Бог знает
что такое!
Городничий. Это бы еще ничего, — инкогнито проклятое!
Вдруг заглянет: «А, вы здесь, голубчик! А кто, скажет, здесь судья?» — «Ляпкин-Тяпкин». — «А подать сюда Ляпкина-Тяпкина! А кто попечитель богоугодных заведений?» — «Земляника». — «А подать сюда Землянику!» Вот
что худо!
Хлестаков. Хорошо,
что присох. Я рад… (
Вдруг и отрывисто.)Денег нет у вас?