Неточные совпадения
— Только болтать лишнее нельзя! Идем
на Фурштадтскую. Пошли по Фурштадтской; дошли до овсянниковского
дома.
Всего замечательнее, что мы не только не знали имени и фамилии его, но и никакой надобности не видели узнавать. Глумов совершенно случайно прозвал его Кшепшицюльским, и, к удивлению, он сразу начал откликаться
на этот зов. Даже познакомились мы с ним как-то необычно. Шел я однажды по двору нашего
дома и услышал, как он расспрашивает у дворника: «скоро ли в 4-м нумере (это — моя квартира) руволюция буде». Сейчас же взял его я за шиворот и привел к себе...
Не раз видали мы из окна, как он распоряжался во дворе
дома насчет уборки нечистот, и даже нарочно производили шум, чтобы обратить
на себя его внимание, но он ограничивался тем, что делал нам ручкой, и вновь погружался в созерцание нечистот.
Проживает 2-й Адмиралтейской части, в
доме бывшем Зондермана,
на углу Фонарного переулка и Екатерининского канала.
Через несколько дней, часу в двенадцатом утра, мы отправились в Фонарный переулок, и так как
дом Зондермана был нам знаком с юных лет, то отыскать квартиру Балалайкина не составило никакого труда. Признаюсь, сердце мое сильно дрогнуло, когда мы подошли к двери,
на которой была прибита дощечка с надписью: Balalaikine, avocat. Увы! в былое время тут жила Дарья Семеновна Кубарева (в просторечии Кубариха) с шестью молоденькими и прехорошенькими воспитанницами, которые называли ее мамашей.
— Правда, что взамен этих неприятностей я пользуюсь и некоторыми удовольствиями, а именно: 1) имею бесплатный вход летом в Демидов сад, а
на масленице и
на святой пользуюсь правом хоть целый день проводить в балаганах Егарева и Малафеева; 2) в семи трактирах, в особенности рекомендуемых нашею газетой вниманию почтеннейшей публики, за несоблюдение в кухнях чистоты и неимение
на посуде полуды, я по очереди имею право однажды в неделю (в каждом) воспользоваться двумя рюмками водки и порцией селянки; 3) ежедневно имею возможность даром ночевать в любом из съезжих
домов и, наконец, 4) могу беспрепятственно присутствовать в любой из камер мировых судей при судебном разбирательстве.
Затем, так как жена удерживает у меня пятнадцать рублей в месяц за прокорм и квартиру (и притом даже, в таком случае, если б я ни разу не обедал
дома), то
на так называемые издержки представительства остается никак не больше пяти рублей в месяц.
Долгое время наш
дом стоял
на такой высоте, что даже в таких отдаленных уголках Тамбовской губернии, каковы уезды Елатомский и Шацкий, — и там гордились Очищенными.
Играл он"по-тогдашнему", без претензий
на таперную виртуозность, а так, как обыкновенно играют в благородных семейных
домах, где собирается много веселой молодежи, то есть: откинувшись корпусом
на спинку кресла и склонивши голову немножко набок.
Во-первых, у Мальхен опять оказалось накопленных сто рублей; во-вторых, репутация моя как тапера установилась уже настолько прочно, что из всех
домов Фонарного переулка посыпались
на меня приглашения. И в то же время я был почтен от квартала секретным поручением по части внутренней политики.
С тех пор"молодой человек"неотлучно разделяет наше супружеское счастие. Он проводит время в праздности и обнаруживает склонность к галантерейным вещам. Покуда он сидит
дома, Матрена Ивановна обходится со мной хорошо и снисходит к закладчикам. Но по временам он пропадает недели
на две и
на три и непременно уносит при этом енотовую шубу. Тогда Матрена Ивановна выгоняет меня
на розыски и не впускает в квартиру до тех пор, пока"молодого человека"не приведут из участка… конечно, без шубы.
— То-то вот и есть, что в то время умеючи радовались: порадуются благородным манером — и перестанут! А ведь мы как радуемся! и день и ночь! и день и ночь! и
дома и в гостях, и в трактирах, и словесно и печатно! только и слов: слава богу! дожили! Ну, и нагнали своими радостями страху
на весь квартал!
— А теперь вот что, господа! Предположим, что предприятие наше будет благополучно доведено до конца… Балалайкин — получит условленную тысячу рублей, — мы — попируем у него
на свадьбе и разъедемся по
домам. Послужит ли все это, в глазах Ивана Тимофеича, достаточным доказательством, что прежнего либерализма не осталось в нас ни зерна?
— Ничего не надо, не обременяйте себя, друзья! Коли есть что в
доме — прикажите подать, мы не откажемся. А что касается до рассказчиков, так не трудитесь и посылать. Сегодня у нашего подчаска жена именинница, так по этому случаю к ним в квартиру все рассказчики
на померанцевый настой слетелись.
— Было раз — это точно. Спас я однажды барышню, из огня вытащил, только, должно быть, не остерегся при этом. Прихожу это
на другой день к ним в
дом, приказываю доложить, что, мол, тот самый человек явился, — и что же-с! оне мне с лрислугой десять рублей выслали. Тем мой роман и кончился.
Было совсем светло, когда дорогие гости собрались по
домам… Но что всего замечательнее, Иван Тимофеич, которого в полночь я видел уже совсем готовым и который и после того ни
на минуту не оставлял собеседования с графином, под утро начал постепенно трезветь, а к семи часам вытрезвился окончательно.
На окраинах Петербурга, в Нарвской и Каретной частях, и теперь встречаются небольшие каменные дома-особнячки, возбуждающие в проезжем люде зависть своею уютностью и хозяйственным характером обстановки.
Солидно и приземисто выглядывал ее
дом своими двумя этажами из-за ряда подстриженных лип и акаций, словно приглашая прохожего наесться и выспаться, но, в то же время, угрожая ему заливистым лаем двух псов, злобно скакавших
на цепях по обеим сторонам каменных служб.
Отдал в обучение к мадаме, содержавшей
на Забалканском проспекте пансион для девиц, и когда Фаинушка выучилась говорить «бонжур» и танцевать па-де-шаль, купил
на ее имя описанный выше
дом и устроил ее в качестве «штучки».
— Нет, я вам доложу, — отозвался Перекусихин 1-й, — у нас, как я
на службе состоял, один отставной фельдъегерь такой проект подал: чтобы весь город
на отряды разделить. Что ни
дом, то отряд, со старшим дворником во главе. А, кроме того, еще летучие отряды… вроде как воспособление!
После сего все разъехались, а молодые отправились в свой
дом,
на пороге которого их ожидал малютка-купидон и, наверное, взял с счастливцев установленную пошлину, прежде нежели допустил их забыться в объятиях Морфея.
Раза два я видел, как Молодкин проскакал
на пожарной трубе мимо нашего
дома и всякий раз заглядывал в мои окна и даже посылал мне воздушный поцелуй.
Сами хозяева, по-видимому, смотрели
на свой"
дом"как
на место для ночлегов и перенесли свою деятельность в небольшую пристройку, вмещавшую в, себе лавочку, из которой продавался всякий бросовый товар
на потребу крестьянскому люду.
— А вон и
дом его каменный
на бугорочке стоит — всей Корчеве красота. Сходите, полюбопытствуйте. У него и сейчас два путешественника закусывают.
— Строго ноне. Вот прежде точно что против
дому на площади хороводы игрывали… А ноне ровно и не до сказок. Все одно что в гробу живем…
У Марьи-вдовы была дочь Полька, карлица, робкая, косноязычная, с кошачьими зрачками и выпяченным брюшком, которая спокон веку находилась при
доме"в девчонках", — и она
на крыльцо выбежала.
Будет и в
домах, и
на улицах, и
на распутиях, и шепотом, и вполголоса, и громко спрашивать: что мы сделали?
Сидишь, бывало,
дома — чудятся шорохи, точно за дверью, в потемках, кто-то ручку замка нащупывает; выйдешь
на улицу — чудится, точно из каждого окна кто-то пальцем грозит.
Когда мы вышли из
дома,
на дворе стояла довольно густая толпа народа.
— Потому что наше вино сурьезное, — в один голос говорили приказчики, да и обойдется дешевле, потому что мы его
на всяком месте сделать можем. Агличин, примерно, за свою бутылку рубль просит, а мы полтинник возьмем; он семь гривен, а мы — сорок копеечек. Мы, сударь, лучше у себя
дома лишних десять копеечек накинем, нежели против агличина сплоховать! Сунься-ко он в ту пору с своей малагой — мы ему нос-то утрем! Задаром товар отдадим, а уж своих не сконфузим!
Только внешний облик усадьбы оставался неприкосновенным, то есть парк, барский
дом, теплицы и оранжереи, потому что князь требовал, чтобы в феврале у него непременно был
на столе свой свежий огурец (salade de concombres a Roukossouy) [Салат из огурцов Рукосуя.].
Только пять-шесть исправных
домов блестели
на солнце новыми тесовыми крышами; очевидно, они принадлежали упомянутым выше Финагеичу и Прохорычу и еще коекому из сельских властей.
Арендатор стоял
на крыльце княжеского
дома (он занимал нижний этаж) и толково объяснял мужичку, почему именно ему выгоднее быть слопанным им, евреем, нежели Астафьичем, который тоже разевал
на мужичка пасть.
Купил в Большой Морской
дом, прямо против
дома Вооза; оба по две француженки содержат, оба
на приюты жертвуют.
Дворов — 123. Жители — телосложения крестьянского, без надежды
на утучнение.
Домов, имеющих вид жилищ и снабженных исправными дворами, семь; прочие крестьянские избы обветшали; дворы раскрыты, ворота поломаны, плетни растасканы. Вероисповедания — обыкновенного.
Я взглянул
на Глумова и встретил и его устремленные
на меня глаза. Мы поняли друг друга. Молча пошли мы от пруда, но не к
дому, а дальше. А Праздников все что-то бормотал, по-видимому, даже не подозревая страшной истины. Дойдя до конца парка, мы очутились
на поле. Увы! в этот момент мы позабыли даже о том, что оставляем позади четверых верных товарищей…
Каждое утро его под конвоем приводили из смирительного
дома в редакцию; тут он
на карте вымеривал циркулем кратчайший путь из Москвы в Индию, и выходило ужасно близко.