— Да, хорошо! однако, брат, и они… на замечании тоже! Как расходились мы, так я заметил: нет-нет да и стоит, на всякий случай, городовой! И такие пошли тут у них свистки, что я, грешный человек, подумал: а что, ежели «
Черная шаль» тут только предлог один!
Смотрю: в прохладной тени его свода, на каменной скамье сидит женщина, в соломенной шляпке, окутанная
черной шалью, опустив голову на грудь; шляпка закрывала ее лицо.
Любимыми романсами в то время были: «Прощаюсь, ангел мой, с тобою», «Не шей ты мне, матушка», «Что затуманилась, зоренька ясная», «Талисман», «
Черная шаль» и т. д.
Голову ее покрывала дорогая
черная шаль; одета она была в короткий бархатный шушун оливкового цвета и темно-синюю мериносовую юбку; белые руки, чинно сложенные у груди, поддерживали друг дружку.
Неточные совпадения
За нею выскочил человек в
черном полушубке, матерно ругаясь, схватил ее сзади за наверченную на голове
шаль и потащил назад, рыча:
Зачем же все эти тетрадки, на которые изведешь пропасть бумаги, времени и
чернил? Зачем учебные книги? Зачем же, наконец, шесть-семь лет затворничества, все строгости, взыскания, сиденье и томленье над уроками, запрет бегать,
шалить, веселиться, когда еще не все кончено?
Нехлюдов прошел вперед. В середине стояла аристократия: помещик с женою и сыном в матросской куртке, становой, телеграфист, купец в сапогах с бураками, старшина с медалью и справа от амвона, позади помещицы, Матрена Павловна в переливчатом лиловом платье и белой с каймою
шали и Катюша в белом платье с складочками на лифе, с голубым поясом и красным бантиком на
черной голове.
Мягко опустилась она в кресло, мягко прошумев своим пышным
черным шелковым платьем и изнеженно кутая свою белую как кипень полную шею и широкие плечи в дорогую
черную шерстяную
шаль.
Дверь тихонько растворилась, и я увидал женщину лет двадцати, высокую и стройную, с цыганским смуглым лицом, изжелта-карими глазами и
черною как смоль косою; большие белые зубы так и сверкали из-под полных и красных губ. На ней было белое платье; голубая
шаль, заколотая у самого горла золотой булавкой, прикрывала до половины ее тонкие, породистые руки. Она шагнула раза два с застенчивой неловкостью дикарки, остановилась и потупилась.