Неточные совпадения
—
Ты сам виноват, душа моя, — сказал он, — с одной стороны,
ты слишком мрачно смотришь на вещи, а с другой — чересчур уж смирен и не выказываешь
ни малейшей самостоятельности. Будь тверже, голубчик, и живи! Живи, потому что и твоя жизнь еще может быть полезной.
А потом пойдут газетные «слухи»… ах, эти слухи!
Ни подать руку помощи друзьям,
ни лететь навстречу врагам — нет крыльев! Нет, нет и нет! Сиди в Монрепо и понимай, что ничто человеческое
тебе не чуждо и, стало быть, ничто до
тебя не касается. И не только до
тебя, но и вообще не касается (в Монрепо, вследствие изобилия досуга, это чувство некасаемости как-то особенно обостряется, делается до болезненности чутким). А ежели не касается, то из-за чего же терзать себя?
Помещик, еще недавний и полновластный обладатель сих мест, исчез почти совершенно. Он захужал, струсил и потому или бежал, или сидит спрятавшись, в ожидании, что вот-вот сейчас побежит. Мужик ничего от него не ждет, буржуа-мироед смотрит так, что только не говорит: а вот я
тебя сейчас слопаю; даже поп — и тот не идет к нему славить по праздникам,
ни о чем не докучает, а при встречах впадает в учительный тон.
Нигде на чужбине
ты ничего подобного не найдешь:
ни сочувствия,
ни снисходительности,
ни даже порицаний.
Как же
тебе не быть бесконечно признательным этим людям, которые
ни разу не проглядели в
тебе человека, которые могли любить, ненавидеть, даже презирать
тебя, но одного не могли: остаться к
тебе равнодушными?
Необходимо, впрочем, помнить еще следующее: в представлении о государстве
ты не встретишься
ни с подблюдными,
ни со свадебными песнями,
ни со сказками,
ни с былинами,
ни с пословицами, — словом сказать,
ни с чем из всего цикла тех нежащих явлений, которые обдают
тебя теплом, когда
ты мыслишь себя лицом к лицу с отечеством.
Но так как на
тебя обращены все взоры и так как, в качестве новоявленной «интеллигенции», чаша сия
ни в каком случае не минет
тебя, то, по мнению моему,
ты только тогда успеешь… ну, хоть притвориться поборником чистоты семейного очага, когда радикально изменишь род своих занятий.
— Избили они его, — сказала она, погладив щеки ладонями, и, глядя на ладони, судорожно усмехалась. — Под утро он говорит мне: «Прости, сволочи они, а не простишь — на той же березе повешусь». — «Нет, говорю, дерево это не погань, не смей, Иуда, я на этом дереве муки приняла. И никому,
ни тебе, ни всем людям, ни богу никогда обиды моей не прощу». Ох, не прощу, нет уж! Семнадцать месяцев держал он меня, все уговаривал, пить начал, потом — застудился зимою…
— И порядка больше, — продолжал Тарантьев, — ведь теперь скверно у тебя за стол сесть! Хватишься перцу — нет, уксусу не куплено, ножи не чищены; белье, ты говоришь, пропадает, пыль везде — ну, мерзость! А там женщина будет хозяйничать:
ни тебе, ни твоему дураку, Захару…
— Изыди, отче! — повелительно произнес отец Паисий, — не человеки судят, а Бог. Может, здесь «указание» видим такое, коего не в силах понять
ни ты, ни я и никто. Изыди, отче, и стадо не возмущай! — повторил он настойчиво.
Неточные совпадения
Хлестаков (защищая рукою кушанье).Ну, ну, ну… оставь, дурак!
Ты привык там обращаться с другими: я, брат, не такого рода! со мной не советую… (Ест.)Боже мой, какой суп! (Продолжает есть.)Я думаю, еще
ни один человек в мире не едал такого супу: какие-то перья плавают вместо масла. (Режет курицу.)Ай, ай, ай, какая курица! Дай жаркое! Там супу немного осталось, Осип, возьми себе. (Режет жаркое.)Что это за жаркое? Это не жаркое.
(Насвистывает сначала из «Роберта», потом «Не шей
ты мне, матушка», а наконец
ни се
ни то.
Хлестаков. Да что? мне нет никакого дела до них. (В размышлении.)Я не знаю, однако ж, зачем вы говорите о злодеях или о какой-то унтер-офицерской вдове… Унтер-офицерская жена совсем другое, а меня вы не смеете высечь, до этого вам далеко… Вот еще! смотри
ты какой!.. Я заплачу, заплачу деньги, но у меня теперь нет. Я потому и сижу здесь, что у меня нет
ни копейки.
Купцы. Да уж куда милость твоя
ни запроводит его, все будет хорошо, лишь бы, то есть, от нас подальше. Не побрезгай, отец наш, хлебом и солью: кланяемся
тебе сахарцом и кузовком вина.
Анна Андреевна. Ну вот, уж целый час дожидаемся, а все
ты с своим глупым жеманством: совершенно оделась, нет, еще нужно копаться… Было бы не слушать ее вовсе. Экая досада! как нарочно,
ни души! как будто бы вымерло все.