Неточные совпадения
— От него-то я и еду, батюшка. Меня страх берет.
Знаю,
что бог велит любить его, а как посмотрю иной раз, какие дела он творит, так все нутро во мне перевернется. И хотелось бы любить, да сил не хватает. Как уеду из Слободы да не будет у меня безвинной крови перед очами, тогда, даст
бог, снова царя полюблю. А не удастся полюбить, и так ему послужу, только бы не в опричниках!
— С князем-то? Как не
узнать,
узнал!
Что ж, батюшка, с
чем бог принес?
— Максим Григорьич! — отвечал весело сокольник, — доброго здоровья! Как твоя милость здравствует? Так вот где ты, Максим Григорьич! А мы в Слободе думали,
что ты и невесть куда пропал! Ну ж как батюшка-то твой осерчал! Упаси господи! Смотреть было страшно! Да еще многое рассказывают про твоего батюшку, про царевича да про князя Серебряного. Не
знаешь,
чему и верить. Ну, слава
богу, добро,
что ты сыскался, Максим Григорьич! Обрадуется же твоя матушка!
— Вернусь ли, нет ли, про то
бог знает; ты же никому не сказывай,
что меня встретил.
— Ребята! — продолжал Никита Романович, — этот молодец не из тех,
что вас обидели; я его
знаю; он такой же враг опричнине, как и вы. Сохрани вас
бог тронуть его хоть пальцем! А теперь нечего мешкать: берите оружие, стройтесь по сотням, я веду вас!
— Полно
бога гневить, Максим Григорьич! — прервал его Серебряный, —
чем ты не брат мне?
Знаю,
что мой род честнее твоего, да то дело думное и разрядное; а здесь, перед татарами, в чистом поле, мы равны, Максим Григорьич, да везде равны, где стоим пред
богом, а не пред людьми. Побратаемся, Максим Григорьич!
— Кто тебя разберет, Федор Алексеич! Я никогда таких не видывал. Может, и вправду ты лучше,
чем кажешься. Не
знаю,
что про тебя и думать, но
бог свел нас на ратном поле, а потому: во здравие твое!
— Кто
знает, князь, — ответил Перстень, и отважный взор его принял странное выражение, —
бог не без милости, авось и не всегда буду тем,
что теперь!
— Послушай, князь, ты сам себя не бережешь; такой, видно, уж нрав у тебя; но
бог тебя бережет. Как ты до сих пор ни лез в петлю, а все цел оставался. Должно быть, не написано тебе пропасть ни за
что ни про
что. Кабы ты с неделю тому вернулся, не
знаю,
что бы с тобой было, а теперь, пожалуй, есть тебе надежда; только не спеши на глаза Ивану Васильевичу; дай мне сперва увидеть его.
— Кабы не был он царь, — сказал мрачно Серебряный, — я
знал бы,
что мне делать; а теперь ничего в толк не возьму; на него идти
бог не велит, а с ним мыслить мне невмочь; хоть он меня на клочья разорви, с опричниной хлеба-соли не поведу!
— Ты вломился насильно, — сказала она, — ты называешься князем, а
бог весть кто ты таков,
бог весть зачем приехал…
Знаю,
что теперь ездят опричники по святым монастырям и предают смерти жен и дочерей тех праведников, которых недавно на Москве казнили!.. Сестра Евдокия была женою казненного боярина…
Вправду ли Иоанн не ведал о смерти Серебряного или притворился,
что не ведает, чтоб этим показать, как мало он дорожит теми, кто не ищет его милости,
бог весть! Если же в самом деле он только теперь
узнал о его участи, то пожалел ли о нем или нет, это также трудно решить; только на лице Иоанна не написалось сожаления. Он, по-видимому, остался так же равнодушен, как и до полученного им ответа.
Неточные совпадения
Осип. Да
что завтра! Ей-богу, поедем, Иван Александрович! Оно хоть и большая честь вам, да все,
знаете, лучше уехать скорее: ведь вас, право, за кого-то другого приняли… И батюшка будет гневаться,
что так замешкались. Так бы, право, закатили славно! А лошадей бы важных здесь дали.
Да объяви всем, чтоб
знали:
что вот, дискать, какую честь
бог послал городничему, —
что выдает дочь свою не то чтобы за какого-нибудь простого человека, а за такого,
что и на свете еще не было,
что может все сделать, все, все, все!
Анна Андреевна. Пустяки, совершенные пустяки! Я никогда не была червонная дама. (Поспешно уходит вместе с Марьей Антоновной и говорит за сценою.)Этакое вдруг вообразится! червонная дама!
Бог знает что такое!
Почтмейстер. Сам не
знаю, неестественная сила побудила. Призвал было уже курьера, с тем чтобы отправить его с эштафетой, — но любопытство такое одолело, какого еще никогда не чувствовал. Не могу, не могу! слышу,
что не могу! тянет, так вот и тянет! В одном ухе так вот и слышу: «Эй, не распечатывай! пропадешь, как курица»; а в другом словно бес какой шепчет: «Распечатай, распечатай, распечатай!» И как придавил сургуч — по жилам огонь, а распечатал — мороз, ей-богу мороз. И руки дрожат, и все помутилось.
Сначала он принял было Антона Антоновича немного сурово, да-с; сердился и говорил,
что и в гостинице все нехорошо, и к нему не поедет, и
что он не хочет сидеть за него в тюрьме; но потом, как
узнал невинность Антона Антоновича и как покороче разговорился с ним, тотчас переменил мысли, и, слава
богу, все пошло хорошо.