— Научить их!.. Легко сказать!.. Точно они не понимают, в какое время мы живем!.. Вон он — этот каторжник и злодей — чуть не с триумфом носится в Москве!.. Я не ангел смертоносный, посланный
богом карать нечистивцев, и не могу отсечь головы всем негодяям! — Но вскоре же Егор Егорыч почувствовал и раскаяние в своем унынии. — Вздор, — продолжал он восклицать, — правда никогда не отлетает из мира; жало ее можно притупить, но нельзя оторвать; я должен и хочу совершить этот мой последний гражданский подвиг!
— А бог! — произнес он как-то по-детски, поднимая кверху дрожащий изогнутый палец и бессильным взглядом осматривая отца. —
Бог покарал! а я за Ва… за Ра… да, да, за Раисочкой пришел! Мне… чу! мне что? Скоро в землю — и как это бишь? Одна палочка, другая… перекладинка — вот что мне… нужно… А ты, брат, брильянтщик… Смотри… ведь и я человек!
— Не знаю, — сказал он тихо. — Вот пускай меня
бог покарает, — до сего часу не знаю, что он со мной сделал. Маленький был такой немчик, ледащий, всего мне по плечо, а взял меня, как дитину малую, и ведет. И я, брат, иду. Чую, что не только утечь от него, — куда там утечь! — поворохнуться не могу. Зажал он меня, как коваль в тиски, и тащит. Почем я знаю, может, это совсем и не человек был?
Неточные совпадения
Она клялась всем, и между прочим «своей утробой», что никогда больше не провинится, а если провинится, то пусть тогда
Бог убьет ее и
покарает навсегда. Савелий остановился, положил полено и отер рукавом лоб.
Великий царь, отсрочь мое изгнанье, — // Огонь любви моей воспламенит // Снегурочки нетронутое сердце. // Клянусь тебе великими
богами, // Снегурочка моей супругой будет, // А если нет — пускай меня
карает // Закон царя и страшный гнев
богов.
Не только
боги язычества, но и
Бог Ветхого Завета страшен и грозен; он мстит и
карает, он не знает пощады, он требует крови не только животных, но и людей.
Это — то самое божественное правосудие, о каком мечтали каменнодомовые люди, освещенные розовыми наивными лучами утра истории: их «
Бог» — хулу на Святую Церковь —
карал так же, как убийство.
— Не верьте ей, братцы, не верьте! Она так… запужалась… врет… ей-богу, врет! Его ловите… обознались… — бессвязно кричал между тем Захар, обращая попеременно то к тому, то к другому лицо свое, обезображенное страхом. — Врет, не верьте… Кабы не я… парень-то, что она говорит… давно бы в остроге сидел… Я… он всему голова…
Бог тебя
покарает, Анна Савельевна, за… за напраслину!