Малюта взглянул на царевича таким взглядом, от которого всякий другой задрожал бы. Но царевич считал себя недоступным Малютиной мести. Второй сын Грозного, наследник престола, вмещал в себе почти все пороки отца, а злые примеры
все более и более заглушали то, что было в нем доброго. Иоанн Иоаннович уже не знал жалости.
Неточные совпадения
Всего более поразили князя редкие волосы в бороде
и усах.
Иные допивали кубки романеи,
более из приличия, чем от жажды, другие дремали, облокотясь на стол; многие лежали под лавками,
все без исключения распоясались
и расстегнули кафтаны.
Гроза усиливалась
все более и скоро разыгралась по небу беспрерывными перекатами, беспрестанною молнией.
— Вот ты, государь, примерно, уже много воров казнил, а измена
все еще на Руси не вывелась.
И еще ты столько же казнишь
и вдесятеро
более, а измены
всё не избудешь!
Здесь Перстень украдкою посмотрел на Ивана Васильевича, которого, казалось,
все более клонило ко сну. Он время от времени, как будто с трудом, открывал глаза
и опять закрывал их; но всякий раз незаметно бросал на рассказчика испытующий, проницательный взгляд.
Так, глядя на зелень, на небо, на
весь божий мир, Максим пел о горемычной своей доле, о золотой волюшке, о матери сырой дуброве. Он приказывал коню нести себя в чужедальнюю сторону, что без ветру сушит, без морозу знобит. Он поручал ветру отдать поклон матери. Он начинал с первого предмета, попадавшегося на глаза,
и высказывал
все, что приходило ему на ум; но голос говорил
более слов, а если бы кто услышал эту песню, запала б она тому в душу
и часто, в минуту грусти, приходила бы на память…
Старик смотрел на исповедника
и все более дивился.
—
И подлинно не жалеешь, — сказал Серебряный, не в силах
более сдержать своего негодования, — коли
все то правда, что про тебя говорят…
Игумен
и вся братия с трепетом проводили его за ограду, где царские конюха дожидались с богато убранными конями;
и долго еще, после того как царь с своими полчанами скрылся в облаке пыли
и не стало
более слышно звука конских подков, монахи стояли, потупя очи
и не смея поднять головы.
Серебряный был опальник государев, осужденный на смерть. Он ушел из тюрьмы,
и всякое сношение с ним могло стоить головы Борису Федоровичу. Но отказать князю в гостеприимстве или выдать его царю было бы делом недостойным, на которое Годунов не мог решиться, не потеряв народного доверия, коим он
более всего дорожил. В то же время он вспомнил, что царь находится теперь в милостивом расположении духа,
и в один миг сообразил, как действовать в этом случае.
Иоанн, проливая кровь
и заставляя
всех трепетать, хотел вместе с тем, чтоб его считали справедливым
и даже милосердым; душегубства его были всегда облечены в наружность строгого правосудия,
и доверие к его великодушию тем
более льстило ему, что такое доверие редко проявлялось.
— Ясность не в форме, а в любви, — сказала она,
всё более и более раздражаясь не словами, а тоном холодного спокойствия, с которым он говорил. — Для чего ты желаешь этого?
— Филипп говорит, что и на фонаре нет, а вы скажите лучше, что взяли да потеряли, а Филипп будет из своих денежек отвечать за ваше баловство, — продолжал,
все более и более воодушевляясь, раздосадованный лакей.
Дуня увидела наконец, что трудно лгать и выдумывать, и пришла к окончательному заключению, что лучше уж совершенно молчать об известных пунктах; но
все более и более становилось ясно до очевидности, что бедная мать подозревает что-то ужасное.
Неточные совпадения
Он с холодною кровью усматривает
все степени опасности, принимает нужные меры, славу свою предпочитает жизни; но что
всего более — он для пользы
и славы отечества не устрашается забыть свою собственную славу.
На небе было
всего одно облачко, но ветер крепчал
и еще
более усиливал общие предчувствия.
В то время как глуповцы с тоскою перешептывались, припоминая, на ком из них
более накопилось недоимки, к сборщику незаметно подъехали столь известные обывателям градоначальнические дрожки. Не успели обыватели оглянуться, как из экипажа выскочил Байбаков, а следом за ним в виду
всей толпы очутился точь-в-точь такой же градоначальник, как
и тот, который за минуту перед тем был привезен в телеге исправником! Глуповцы так
и остолбенели.
Разговор этот происходил утром в праздничный день, а в полдень вывели Ионку на базар
и, дабы сделать вид его
более омерзительным, надели на него сарафан (так как в числе последователей Козырева учения было много женщин), а на груди привесили дощечку с надписью: бабник
и прелюбодей. В довершение
всего квартальные приглашали торговых людей плевать на преступника, что
и исполнялось. К вечеру Ионки не стало.
Возвратившись домой, Грустилов целую ночь плакал. Воображение его рисовало греховную бездну, на дне которой метались черти. Были тут
и кокотки,
и кокодессы,
и даже тетерева —
и всё огненные. Один из чертей вылез из бездны
и поднес ему любимое его кушанье, но едва он прикоснулся к нему устами, как по комнате распространился смрад. Но что
всего более ужасало его — так это горькая уверенность, что не один он погряз, но в лице его погряз
и весь Глупов.