— Люди московские! — сказал тогда Иоанн, — вы узрите ныне казни и мучения; но караю злодеев, которые хотели предать врагам государство! Плачуще, предаю телеса их терзанию, яко аз есмь судия, поставленный господом судити народы мои! И несть лицеприятия
в суде моем, яко, подобно Аврааму, подъявшему нож на сына, я самых ближних моих на жертву приношу! Да падет же кровь сия на главу врагов моих!
Неточные совпадения
И
в том они, окаянные, не бояся Страшного
суда божия, и крест накриве целовали, и руки
в письмах лживили!
И все эти тяжелые блюда,
суды, ковши, чары, черпала, звери и птицы громоздились кверху клинообразным зданием, которого конец упирался почти
в самый потолок.
— Вы! — сказал он строго, — не думайте, глядя на
суд мой, что я вам начал мирволить! — И
в то же время
в беспокойной душе его зародилась мысль, что, пожалуй, и Серебряный припишет его милосердие послаблению.
В эту минуту он пожалел, что простил его, и захотел поправить свою ошибку.
— Государь! — сказал Серебряный, — жизнь моя
в руке твоей. Хорониться от тебя не
в моем обычае. Обещаю тебе, если будет на мне какая вина, ожидать твоего
суда и от воли твоей не уходить!
Вот проведал мой молодец, с чем бог несет
судно. Не сказал никому ни слова, пошел с утра, засел
в кусты,
в ус не дует. Проходит час, проходит другой, идут, понатужившись, лямочники, человек двенадцать, один за другим, налегли на ремни, да и кряхтят, высунув языки. Судишко-то, видно, не легонько, да и быстрина-то народу не под силу!
Нечего делать, побросали оружие
в воду, да только не всё, думают, как взойдешь, молодец, на палубу грабить
судно, так мы тут тебе и карачун! Да мой богатырь не промах.
Им ответ держал премудрый царь: «Я еще вам, братцы, про то скажу: у нас Кит-рыба всем рыбам мать: на трех на китах земля стоит; Естрафиль-птица всем птицам мати; что живет та птица на синем море; когда птица вострепенется, все синё море всколебается, потопляет корабли гостиные, побивает
суда поморские; а когда Естрафиль вострепещется, во втором часу после полунощи, запоют петухи по всей земли, осветится
в те поры вся земля…»
— Государь, пусть будет по-твоему! Я стар и хвор, давно не надевал служилой брони; но
в божьем
суде не сила берет, а правое дело! Уповаю на помощь господа, что не оставит он меня
в правом деле моем, покажет пред твоею милостью и пред всеми людьми неправду врага моего!
Поединок был не простой; исход его зависел от
суда божия, а князь знал свою неправость, и сколь ни показался бы ему Морозов презрителен
в обыкновенной схватке, но
в настоящем случае он опасался небесного гнева, страшился, что во время боя у него онемеют или отымутся руки.
Между тем настал день, назначенный для
судного поединка. Еще до восхода солнца народ столпился на Красной площади; все окна были заняты зрителями, все крыши ими усыпаны. Весть о предстоящем бое давно разнеслась по окрестностям. Знаменитые имена сторон привлекли толпы из разных сел и городов, и даже от самой Москвы приехали люди всех сословий посмотреть, кому господь дарует одоление
в этом деле.
— Православные люди! — кричали они
в разные концы площади, — зачинается
судный бой промеж оружничего царского, князь Афанасья Иваныча Вяземского и боярина Дружины Андреича Морозова. Тягаются они
в бесчестии своем,
в бою, и увечье, и
в увозе боярыни Морозовой! Православные люди! Молитесь пресвятой троице, дабы даровала она одоление правой стороне!
Между стряпчими обеих сторон зачался спор. Один утверждал, что
суд окончен
в пользу Морозова, другой, что
суда вовсе не было, потому что не было боя.
Как ни желал Иван Васильевич погубить Морозова, но просьба его была слишком справедлива. Царю не захотелось
в божьем
суде прослыть пристрастным.
Перстень, появившись
в последний раз
в Слободе
в день
судного поединка, исчез бог весть куда...
Разбивая везде враждебные племена, перетаскивая
суда из реки
в реку, они добрались до берегов Иртыша, где разбили и взяли
в плен главного воеводу сибирского, Маметкула, и овладели городом Сибирью на высоком и крутом обрыве Иртыша.
— Я видел, видел! — кричал и подтверждал Лебезятников, — и хоть это против моих убеждений, но я готов сей же час принять
в суде какую угодно присягу, потому что я видел, как вы ей тихонько подсунули! Только я-то, дурак, подумал, что вы из благодеяния подсунули! В дверях, прощаясь с нею, когда она повернулась и когда вы ей жали одной рукой руку, другою, левой, вы и положили ей тихонько в карман бумажку. Я видел! Видел!
Неточные совпадения
Аммос Федорович. А я на этот счет покоен.
В самом деле, кто зайдет
в уездный
суд? А если и заглянет
в какую-нибудь бумагу, так он жизни не будет рад. Я вот уж пятнадцать лет сижу на судейском стуле, а как загляну
в докладную записку — а! только рукой махну. Сам Соломон не разрешит, что
в ней правда и что неправда.
Аммос Федорович (дрожа всем телом).Никак нет-с. (
В сторону.)О боже, вот уж я и под
судом! и тележку подвезли схватить меня!
По
суду // Продать решили мельницу: // Пришел Ермило с прочими //
В палату на торги.
Барин
в овраге всю ночь пролежал, // Стонами птиц и волков отгоняя, // Утром охотник его увидал. // Барин вернулся домой, причитая: // — Грешен я, грешен! Казните меня! — // Будешь ты, барин, холопа примерного, // Якова верного, // Помнить до
судного дня!
В одной из приволжских губерний градоначальник был роста трех аршин с вершком, и что же? — прибыл
в тот город малого роста ревизор, вознегодовал, повел подкопы и достиг того, что сего, впрочем, достойного человека предали
суду.