Неточные совпадения
— Премилостивый бог не оставит матери моей, —
ответил со вздохом
Максим. — Она простит меня.
Побледнел
Максим от речи Малюты и не
отвечал ничего. Знал он, что крепко слово Григория Лукьяновича и что не переломить его отцовской воли.
Игумен не
отвечал. Он горестно стоял перед
Максимом. Неподвижно смотрели на них мрачные лики угодников. Грешники на картине Страшного суда жалобно подымали руки к небу, но все молчало. Спокойствие церкви прерывали одни рыдания
Максима, щебетанье ласточек под сводами да изредка полугромкое слово среди тихой молитвы, которую читал про себя игумен.
—
Максим Григорьич! —
отвечал весело сокольник, — доброго здоровья! Как твоя милость здравствует? Так вот где ты,
Максим Григорьич! А мы в Слободе думали, что ты и невесть куда пропал! Ну ж как батюшка-то твой осерчал! Упаси господи! Смотреть было страшно! Да еще многое рассказывают про твоего батюшку, про царевича да про князя Серебряного. Не знаешь, чему и верить. Ну, слава богу, добро, что ты сыскался,
Максим Григорьич! Обрадуется же твоя матушка!
— Развяжите мне руки! —
отвечал Максим, — не могу перекреститься!
— Что ж,
Максим Григорьевич, —
ответил Серебряный, — на то на свете живем, чтоб помогать друг другу!
— То, должно быть, вражья кровь, —
ответил Максим, весело посмотрев на свою рубаху, — а на мне и царапины нет; твой крест соблюл меня!
— Скажу,
Максим, скажу, —
ответил Серебряный, едва удерживаясь от слез.
Ему
отвечали, что то Григорий Лукьянович Скуратов-Бельский справляет поминки по сыне
Максиме Григорьевиче, убитом татарами.
Неточные совпадения
— Ах, здравствуйте,
Максим Максимыч! Не хотите ли трубку? —
отвечал он, не приподнимаясь.
Половину следующего дня она была тиха, молчалива и послушна, как ни мучил ее наш лекарь припарками и микстурой. «Помилуйте, — говорил я ему, — ведь вы сами сказали, что она умрет непременно, так зачем тут все ваши препараты?» — «Все-таки лучше,
Максим Максимыч, —
отвечал он, — чтоб совесть была покойна». Хороша совесть!
«Послушайте,
Максим Максимыч, —
отвечал он, — у меня несчастный характер: воспитание ли меня сделало таким, Бог ли так меня создал, не знаю; знаю только то, что если я причиною несчастия других, то и сам не менее несчастлив; разумеется, это им плохое утешение — только дело в том, что это так.
Уже было поздно и темно, когда я снова отворил окно и стал звать
Максима Максимыча, говоря, что пора спать; он что-то пробормотал сквозь зубы; я повторил приглашение, — он ничего не
отвечал.
— Да будто один Михеев! А Пробка Степан, плотник, Милушкин, кирпичник, Телятников
Максим, сапожник, — ведь все пошли, всех продал! — А когда председатель спросил, зачем же они пошли, будучи людьми необходимыми для дому и мастеровыми, Собакевич
отвечал, махнувши рукой: — А! так просто, нашла дурь: дай, говорю, продам, да и продал сдуру! — Засим он повесил голову так, как будто сам раскаивался в этом деле, и прибавил: — Вот и седой человек, а до сих пор не набрался ума.