Неточные совпадения
— Ах
ты, мой кормилец! — сказал он Перстню, — не ждал я
тебя сегодня, да еще с проезжими! Что бы
тебе с ними уж до Москвы доехать? А у меня, родимый, нет
ни овса,
ни сена,
ни ужина!
— А помнишь ли, Никитушка, — продолжал он, обняв князя одною рукой за плеча, — помнишь ли, как
ты ни в какой игре обмана не терпел? Бороться ли с кем начнешь али на кулачках биться, скорей дашь себя на землю свалить, чем подножку подставишь или что против уговора сделаешь. Все, бывало, снесешь, а уж лукавства
ни себе,
ни другим не позволишь!
Прежде бывало, коли кто донес на
тебя, тот и очищай сам свою улику; а теперь какая у него
ни будь рознь в словах, берут
тебя и пытают по одной язычной молвке!
— Слушай! — произнес он, глядя на князя, — я помиловал
тебя сегодня за твое правдивое слово и прощения моего назад не возьму. Только знай, что, если будет на
тебе какая новая вина, я взыщу с
тебя и старую.
Ты же тогда, ведая за собою свою неправду, не захоти уходить в Литву или к хану, как иные чинят, а дай мне теперь же клятву, что, где бы
ты ни был,
ты везде будешь ожидать наказания, какое захочу положить на
тебя.
— Или
тебе весело видеть, что
ты как
ни статен, как
ни красен собой, а все остаешься между ними последний?
— Что? — сказала наконец мамка глухим, дребезжащим голосом, — молишься, батюшка? Молись, молись, Иван Васильич! Много
тебе еще отмаливаться! Еще б одни старые грехи лежали на душе твоей! Господь-то милостив; авось и простил бы! А то ведь у
тебя что
ни день, то новый грех, а иной раз и по два и по три на день придется!
«Ах
ты гой еси, царь Иван Васильевич!
Не сули мне полцарства,
ни золотой казны,
Только дай мне злодея Скурлатова:
Я сведу на то болото жидкое,
Что на ту ли Лужу Поганую!»
Что возговорит царь Иван Васильевич:
«Еще вот
тебе Малюта-злодей,
И делай с ним, что хочешь
ты...
— Про то знает князь. Да слышь
ты, Хомяк, князь не велит
ни жечь,
ни грабить дома!
— Ну, батюшка Ванюха, я и сам не знаю, что делать. Авось
ты чего не пригадаешь ли? Ведь один-то ум хорош, а два лучше! Вот и мельник
ни к кому другому, а к
тебе послал: ступай, говорит, к атаману, он поможет; уж я, говорит, по приметам вижу, что ему от этого будет всякая удача и корысть богатая! Ступай, говорит, к атаману!
— К
тебе, батюшка, к
тебе. Ступай, говорит, к атаману, отдай от меня поклон, скажи, чтобы во что б
ни стало выручил князя. Я-де, говорит, уж вижу, что ему от этого будет корысть богатая, по приметам, дескать, вижу. Пусть, во что б
ни стало, выручит князя! Я-де, говорит, этой службы не забуду. А не выручит атаман князя, всякая, говорит, будет напасть на него; исчахнет, говорит, словно былинка; совсем, говорит, пропадет!
— Не могу! — сказал он, — не могу идти за
тобою. Я обещал царю не выходить из его воли и ожидать, где бы я
ни был, суда его!
Когда придет
тебе пора ехать, я вместе с братиею буду молиться, дабы, где
ты ни пойдешь, бог везде исправил путь твой!
— Теперь, — сказал он радостно, —
ты мне брат, Никита Романыч! Что бы
ни случилось, я с
тобой неразлучен, кто
тебе друг, тот друг и мне; кто
тебе враг, тот и мне враг; буду любить твоею любовью, опаляться твоим гневом, мыслить твоею мыслию! Теперь мне и умирать веселее, и жить не горько; есть с кем жить, за кого умереть!
— Эх, дался
тебе этот летник! Разве я по своей охоте его надеваю? Иль
ты не знаешь царя? Да и что мне, в святые себя прочить, что ли? Уж я и так в Слободе пощусь ему в угождение;
ни одной заутрени не проспал; каждую середу и пятницу по сту земных поклонов кладу; как еще лба не расшиб! Кабы
тебе пришлось по целым неделям в стихаре ходить, небось и
ты б для перемены летник надел!
Вот уж полчаса я потешаюсь, а
ты, что
ни скажу, все за правду примаешь!
— А
ты, — сказал Серебряный, —
ни за что не пойдешь со мной?
— Я уже говорил
тебе, государь, что увез боярыню по ее же упросу; а когда я на дороге истек кровью, холопи мои нашли меня в лесу без памяти. Не было при мне
ни коня моего,
ни боярыни, перенесли меня на мельницу, к знахарю; он-то и зашептал кровь. Боле ничего не знаю.
Ты, мой меч-кладенец, вертись и крутись,
ты вертись и крутись, как у мельницы жернова вертятся,
ты круши и кроши всяку сталь, и уклад, и железо, и медь; пробивай, прорубай всяко мясо и кость; а вражьи удары чтобы прядали от
тебя, как камни от воды, и чтобы не было
тебе от них
ни царапины,
ни зазубрины!
— Чем хочешь
ты драться? — спросил приставленный к полю боярин, глядя с любопытством на парня, у которого не было
ни брони,
ни оружия.
— Солнышко мое красное! — вскричал он, хватаясь за полы царского охабня, — светик мой, государь, не губи меня, солнышко мое, месяц
ты мой, соколик мой, горностаек! Вспомни, как я служил
тебе, как от воли твоей
ни в чем не отказывался!
Не берег я головы
ни в ратном деле,
ни в Думе боярской, спорил, в малолетство твое, за
тебя и за матушку твою с Шуйскими и с Вольскими!
— Послушай, князь,
ты сам себя не бережешь; такой, видно, уж нрав у
тебя; но бог
тебя бережет. Как
ты до сих пор
ни лез в петлю, а все цел оставался. Должно быть, не написано
тебе пропасть
ни за что
ни про что. Кабы
ты с неделю тому вернулся, не знаю, что бы с
тобой было, а теперь, пожалуй, есть
тебе надежда; только не спеши на глаза Ивану Васильевичу; дай мне сперва увидеть его.
А
ты ни то,
ни другое; от царя не уходишь, а с царем не мыслишь; этак нельзя, князь; надо одно из двух.
— Погоди, князь, не отчаивайся. Вспомни, что я
тебе тогда говорил? Оставим опричников; не будем перечить царю; они сами перегубят друг друга! Вот уж троих главных не стало:
ни обоих Басмановых,
ни Вяземского. Дай срок, князь, и вся опричнина до смерти перегрызется!
— Михеич! — сказал Серебряный, — сослужи мне службу. Я прежде утра выступить не властен; надо моим людям царю крест целовать. Но
ты сею же ночью поезжай одвуконь, не жалей
ни себя,
ни коней; попросись к боярыне, расскажи ей все; упроси ее, чтобы приняла меня, чтобы
ни на что не решалась, не повидавшись со мною!
О чем
ты ни подумаешь, все у
тебя на лице так и напишется.
И невольно вспомнил Серебряный о Максиме и подумал, что не так посудил бы названый брат его. Он не сказал бы ему: «Она не по любви вышла за Морозова, она будет ждать
тебя!» Он сказал бы: «Спеши, брат мой! Не теряй
ни мгновения; замори коня и останови ее, пока еще время!»
— Небось некого в Сибири по дорогам грабить? — сказал Иоанн, недовольный настойчивостью атамана. —
Ты, я вижу,
ни одной статьи не забываешь для своего обихода, только и мы нашим слабым разумом обо всем уже подумали. Одежу поставят вам Строгоновы; я же положил мое царское жалованье начальным и рядовым людям. А чтоб и
ты, господин советчик, не остался без одежи, жалую
тебе шубу с моего плеча!
— Великий государь! — воскликнул он, — изо всех твоих милостей эта самая большая! Грех было бы мне чиниться на твоем подарке! Уж выберу в твоей оружейной что
ни на есть лучшее! Только, — прибавил он, немного подумав, — коли
ты, государь, не жалеешь своей сабли, то дозволь лучше отвезти ее от твоего царского имени Ермолаю Тимофеичу!
Неточные совпадения
Хлестаков (защищая рукою кушанье).Ну, ну, ну… оставь, дурак!
Ты привык там обращаться с другими: я, брат, не такого рода! со мной не советую… (Ест.)Боже мой, какой суп! (Продолжает есть.)Я думаю, еще
ни один человек в мире не едал такого супу: какие-то перья плавают вместо масла. (Режет курицу.)Ай, ай, ай, какая курица! Дай жаркое! Там супу немного осталось, Осип, возьми себе. (Режет жаркое.)Что это за жаркое? Это не жаркое.
(Насвистывает сначала из «Роберта», потом «Не шей
ты мне, матушка», а наконец
ни се
ни то.
Хлестаков. Да что? мне нет никакого дела до них. (В размышлении.)Я не знаю, однако ж, зачем вы говорите о злодеях или о какой-то унтер-офицерской вдове… Унтер-офицерская жена совсем другое, а меня вы не смеете высечь, до этого вам далеко… Вот еще! смотри
ты какой!.. Я заплачу, заплачу деньги, но у меня теперь нет. Я потому и сижу здесь, что у меня нет
ни копейки.
Купцы. Да уж куда милость твоя
ни запроводит его, все будет хорошо, лишь бы, то есть, от нас подальше. Не побрезгай, отец наш, хлебом и солью: кланяемся
тебе сахарцом и кузовком вина.
Анна Андреевна. Ну вот, уж целый час дожидаемся, а все
ты с своим глупым жеманством: совершенно оделась, нет, еще нужно копаться… Было бы не слушать ее вовсе. Экая досада! как нарочно,
ни души! как будто бы вымерло все.