Неточные совпадения
«Там видно будет», сказал себе Степан Аркадьич и,
встав, надел серый халат
на голубой шелковой подкладке, закинул кисти узлом и, вдоволь забрав воздуха в свой широкий грудной ящик, привычным бодрым шагом вывернутых ног, так легко носивших его полное тело, подошел к окну, поднял стору и громко позвонил.
На звонок тотчас же вошел старый друг, камердинер Матвей, неся платье, сапоги и телеграмму. Вслед за Матвеем вошел и цирюльник с припасами для бритья.
Окончив газету, вторую чашку кофе и калач с маслом, он
встал, стряхнул крошки калача с жилета и, расправив широкую грудь, радостно улыбнулся, не оттого, чтоб у него
на душе было что-нибудь особенно приятное, — радостную улыбку вызвало хорошее пищеварение.
И она стала говорить с Кити. Как ни неловко было Левину уйти теперь, ему всё-таки легче было сделать эту неловкость, чем остаться весь вечер и видеть Кити, которая изредка взглядывала
на него и избегала его взгляда. Он хотел
встать, но княгиня, заметив, что он молчит, обратилась к нему.
Услыхав шум платья и легких шагов уже в дверях, она оглянулась, и
на измученном лице ее невольно выразилось не радость, а удивление. Она
встала и обняла золовку.
К десяти часам, когда она обыкновенно прощалась с сыном и часто сама, пред тем как ехать
на бал, укладывала его, ей стало грустно, что она так далеко от него; и о чем бы ни говорили, она нет-нет и возвращалась мыслью к своему кудрявому Сереже. Ей захотелось посмотреть
на его карточку и поговорить о нем. Воспользовавшись первым предлогом, она
встала и своею легкою, решительною походкой пошла за альбомом. Лестница наверх в ее комнату выходила
на площадку большой входной теплой лестницы.
— Ах, не слушал бы! — мрачно проговорил князь,
вставая с кресла и как бы желая уйти, но останавливаясь в дверях. — Законы есть, матушка, и если ты уж вызвала меня
на это, то я тебе скажу, кто виноват во всем: ты и ты, одна ты. Законы против таких молодчиков всегда были и есть! Да-с, если бы не было того, чего не должно было быть, я — старик, но я бы поставил его
на барьер, этого франта. Да, а теперь и лечите, возите к себе этих шарлатанов.
Рябинин
встал и молча с улыбкой поглядел снизу вверх
на Левина.
— Пожалуй, рейнвейну, — сказал молодой офицер, робко косясь
на Вронского и стараясь поймать пальцами чуть отросшие усики. Видя, что Вронский не оборачивается, молодой офицер
встал.
Он взглянул
на нее умиленным, покорным взглядом, поцеловал ее руку,
встал и молча прошелся по террасе.
Она услыхала голос возвращавшегося сына и, окинув быстрым взглядом террасу, порывисто
встала. Взгляд ее зажегся знакомым ему огнем, она быстрым движением подняла свои красивые, покрытые кольцами руки, взяла его за голову, посмотрела
на него долгим взглядом и, приблизив свое лицо с открытыми, улыбающимися губами, быстро поцеловала его рот и оба глаза и оттолкнула. Она хотела итти, но он удержал ее.
Анна испуганно оглянулась, покорно
встала и положила руку
на руку мужа.
Мадам Шталь уже более десяти лет безвыездно жила за границей
на юге, никогда не
вставая с постели.
Петров
встал, опираясь
на палку, и робко посмотрел
на князя.
— Да что же интересного? Все они довольны, как медные гроши; всех победили. Ну, а мне-то чем же довольным быть? Я никого не победил, а только сапоги снимай сам, да еще за дверь их сам выставляй. Утром
вставай, сейчас же одевайся, иди в салон чай скверный пить. То ли дело дома! Проснешься не торопясь, посердишься
на что-нибудь, поворчишь, опомнишься хорошенько, всё обдумаешь, не торопишься.
На другое утро Константин Левин
встал раньше обыкновенного, но хозяйственные распоряжения задержали его, и, когда он приехал
на покос, косцы шли уже по второму ряду.
Сергей Иванович только что
встал. Напившись кофею, Левин уехал опять
на покос, прежде чем Сергей Иванович успел одеться и выйти в столовую.
Когда старик опять
встал, помолился и лег тут же под кустом, положив себе под изголовье травы, Левин сделал то же и, несмотря
на липких, упорных
на солнце мух и козявок, щекотавших его потное лицо и тело, заснул тотчас же и проснулся, только когда солнце зашло
на другую сторону куста и стало доставать его.
— Передашь курьеру, чтобы завтра доставил Анне Аркадьевне
на дачу, — сказал он и
встал.
Встав и пройдясь по комнате, он опять взглянул
на портрет, нахмурился и презрительно улыбнулся.
Она чувствовала, что слезы выступают ей
на глаза. «Разве я могу не любить его? — говорила она себе, вникая в его испуганный и вместе обрадованный взгляд. — И неужели он будет заодно с отцом, чтобы казнить меня? Неужели не пожалеет меня?» Слезы уже текли по ее лицу, и, чтобы скрыть их, она порывисто
встала и почти выбежала
на террасу.
Неожиданный молодой гость, которого привезла Сафо и которого она забыла, был однако такой важный гость, что, несмотря
на его молодость, обе дамы
встали, встречая его.
Увидав ее, он хотел
встать, раздумал, потом лицо его вспыхнуло, чего никогда прежде не видала Анна, и он быстро
встал и пошел ей навстречу, глядя не в глаза ей, а выше,
на ее лоб и прическу. Он подошел к ней, взял ее за руку и попросил сесть.
И в самом приятном расположении духа Свияжский
встал и отошел, видимо, предполагая, что разговор окончен
на том самом месте, где Левину казалось, что он только начинается.
Он
встал, чтобы итти к письменному столу, и Ласка, лежавшая у его ног, потягиваясь, тоже
встала и оглядывалась
на него, как бы спрашивая, куда итти.
— Напротив,
на последях еще веселей. Ну, однако мне пора, — сказал Степан Аркадьич,
вставая в десятый раз.
— Я не верю, не верю, не могу верить этому! — сжимая пред собой свои костлявые руки, с энергичным жестом проговорила Долли. Она быстро
встала и положила свою руку
на рукав Алексея Александровича. — Нам помешают здесь. Пойдемте сюда, пожалуйста.
Волнение Долли действовало
на Алексея Александровича. Он
встал и покорно пошел за нею в классную комнату. Они сели за стол, обтянутый изрезанною перочинными ножами клеенкой.
Когда
встали из-за стола, Левину хотелось итти за Кити в гостиную; но он боялся, не будет ли ей это неприятно по слишком большой очевидности его ухаживанья за ней. Он остался в кружке мужчин, принимая участие в общем разговоре, и, не глядя
на Кити, чувствовал ее движения, ее взгляды и то место,
на котором она была в гостиной.
Он
встал, и рыданья прервали его речь. Вронский тоже поднялся и в нагнутом, невыпрямленном состоянии, исподлобья глядел
на него. Он не понимал чувства Алексея Александровича. Но он чувствовал, что это было что-то высшее и даже недоступное ему в его мировоззрении.
«Честолюбие? Серпуховской? Свет? Двор?» Ни
на чем он не мог остановиться. Всё это имело смысл прежде, но теперь ничего этого уже не было. Он
встал с дивана, снял сюртук, выпустил ремень и, открыв мохнатую грудь, чтобы дышать свободнее, прошелся по комнате. «Так сходят с ума, — повторил он, — и так стреляются… чтобы не было стыдно», добавил он медленно.
Присутствие княгини Тверской, и по воспоминаниям, связанным с нею, и потому, что он вообще не любил ее, было неприятно Алексею Александровичу, и он пошел прямо в детскую. В первой детской Сережа, лежа грудью
на столе и положив ноги
на стул, рисовал что-то, весело приговаривая. Англичанка, заменившая во время болезни Анны француженку, с вязаньем миньярдиз сидевшая подле мальчика, поспешно
встала, присела и дернула Сережу.
Когда затихшего наконец ребенка опустили в глубокую кроватку и няня, поправив подушку, отошла от него, Алексей Александрович
встал и, с трудом ступая
на цыпочки, подошел к ребенку. С минуту он молчал и с тем же унылым лицом смотрел
на ребенка; но вдруг улыбка, двинув его волоса и кожу
на лбу, выступила ему
на лицо, и он так же тихо вышел из комнаты.
Он отстоял обедню, всенощную и вечерние правила и
на другой день,
встав раньше обыкновенного, не пив чаю, пришел в восемь часов утра в церковь для слушания утренних правил и исповеди.
Выбрав первую минуту молчания, Левин
встал, желая избавиться хоть
на минуту от мучительного чувства, и сказал, что пойдет приведет жену.
На десятый день после приезда в город Кити заболела. У нее сделалась головная боль, рвота, и она всё утро не могла
встать с постели.
После обеда однако Кити
встала и пошла, как всегда, с работой к больному. Он строго посмотрел
на нее, когда она вошла, и презрительно улыбнулся, когда она сказала, что была больна. В этот день он беспрестанно сморкался и жалобно стонал.
Она
встала и, сняв шляпу, взяла
на столике альбом, в котором были фотографические карточки сына в других возрастах.
— Еще этот, подле ветки, — указала она маленькой Маше маленькую сыроежку, перерезанную поперек своей упругой розовой шляпки сухою травинкой, из-под которой она выдиралась. Она
встала, когда Маша, разломив
на две белые половинки, подняла сыроежку. — Это мне детство напоминает, — прибавила она, отходя от детей рядом с Сергеем Ивановичем.
На счастье Левина, старая княгиня прекратила его страдания тем, что сама
встала и посоветовала Кити итти спать. Но и тут не обошлось без нового страдания для Левина. Прощаясь с хозяйкой, Васенька опять хотел поцеловать ее руку, но Кити, покраснев, с наивною грубостью, за которую ей потом выговаривала мать, сказала, отстраняя руку...
На другой день, дамы еще не
вставали, как охотничьи экипажи, катки и тележка стояли у подъезда, и Ласка, еще с утра понявшая, что едут
на охоту, навизжавшись и напрыгавшись досыта, сидела
на катках подле кучера, взволнованно и неодобрительно за промедление глядя
на дверь, из которой все еще не выходили охотники.
Все
встали встретить Дарью Александровну. Васенька
встал на минуту и со свойственным новым молодым людям отсутствием вежливости к дамам чуть поклонился и опять продолжал разговор, засмеявшись чему-то.
Она сказала с ним несколько слов, даже спокойно улыбнулась
на его шутку о выборах, которые он назвал «наш парламент». (Надо было улыбнуться, чтобы показать, что она поняла шутку.) Но тотчас же она отвернулась к княгине Марье Борисовне и ни разу не взглянула
на него, пока он не
встал прощаясь; тут она посмотрела
на него, но, очевидно, только потому, что неучтиво не смотреть
на человека, когда он кланяется.
Левин во всё время исполнения испытывал чувство глухого, смотрящего
на танцующих. Он был в совершенном недоумении, когда кончилась пиеса, и чувствовал большую усталость от напряженного и ничем не вознагражденного внимания. Со всех сторон послышались громкие рукоплескания. Все
встали, заходили, заговорили. Желая разъяснить по впечатлению других свое недоумение, Левин пошел ходить, отыскивая знатоков, и рад был, увидав одного из известных знатоков в разговоре со знакомым ему Песцовым.
Она
встала ему навстречу, не скрывая своей радости увидать его. И в том спокойствии, с которым она протянула ему маленькую и энергическую руку и познакомила его с Воркуевым и указала
на рыжеватую хорошенькую девочку, которая тут же сидела за работой, назвав ее своею воспитанницей, были знакомые и приятные Левину приемы женщины большого света, всегда спокойной и естественной.
Узнав, что доктор еще не
вставал, Левин из разных планов, представлявшихся ему, остановился
на следующем: Кузьме ехать с запиской к другому доктору, а самому ехать в аптеку за опиумом, а если, когда он вернется, доктор еще не
встанет, то, подкупив лакея или насильно, если тот не согласится, будить доктора во что бы то ни стало.
— Я прошу, — вдруг
вставая на ноги, бледный и с трясущеюся челюстью, пискливым голосом заговорил Алексей Александрович, — прошу вас прекратить, прекратить…. этот разговор.
— Vous comprenez l’anglais? [Вы понимаете по-английски?] — спросила Лидия Ивановна и, получив утвердительный ответ,
встала и начала перебирать
на полочке книги.
Француз спал или притворялся, что спит, прислонив голову к спинке кресла, и потною рукой, лежавшею
на колене, делал слабые движения, как будто ловя что-то. Алексей Александрович
встал, хотел осторожно, но, зацепив за стол, подошел и положил свою руку в руку Француза. Степан Аркадьич
встал тоже и, широко отворяя глава, желая разбудить себя, если он спит, смотрел то
на того, то
на другого. Всё это было наяву. Степан Аркадьич чувствовал, что у него в голове становится всё более и более нехорошо.
И ровно в ту минуту, как середина между колесами поравнялась с нею, она откинула красный мешочек и, вжав в плечи голову, упала под вагон
на руки и легким движением, как бы готовясь тотчас же
встать, опустилась
на колена.