Неточные совпадения
Степан Аркадьич
уже был умыт и расчесан и сбирался одеваться, когда Матвей, медленно ступая поскрипывающими сапогами, с телеграммой
в руке, вернулся
в комнату. Цирюльника
уже не было.
Мгновенно разостлав свежую скатерть на покрытый
уже скатертью круглый стол под бронзовым бра, он пододвинул бархатные стулья и остановился перед Степаном Аркадьичем с салфеткой и карточкой
в руках, ожидая приказаний.
— Не могу, — отвечал Левин. — Ты постарайся, войди
в в меня, стань на точку зрения деревенского жителя. Мы
в деревне стараемся привести свои
руки в такое положение, чтоб удобно было ими работать; для этого обстригаем ногти, засучиваем иногда рукава. А тут люди нарочно отпускают ногти, насколько они могут держаться, и прицепляют
в виде запонок блюдечки, чтоб
уж ничего нельзя было делать
руками.
Она
уже подходила к дверям, когда услыхала его шаги. «Нет! нечестно. Чего мне бояться? Я ничего дурного не сделала. Что будет, то будет! Скажу правду. Да с ним не может быть неловко. Вот он, сказала она себе, увидав всю его сильную и робкую фигуру с блестящими, устремленными на себя глазами. Она прямо взглянула ему
в лицо, как бы умоляя его о пощаде, и подала
руку.
Девушка взяла мешок и собачку, дворецкий и артельщик другие мешки. Вронский взял под
руку мать; но когда они
уже выходили из вагона, вдруг несколько человек с испуганными лицами пробежали мимо. Пробежал и начальник станции
в своей необыкновенного цвета фуражке. Очевидно, что-то случилось необыкновенное. Народ от поезда бежал назад.
Когда Анна вошла
в комнату, Долли сидела
в маленькой гостиной с белоголовым пухлым мальчиком,
уж теперь похожим на отца, и слушала его урок из французского чтения. Мальчик читал, вертя
в руке и стараясь оторвать чуть державшуюся пуговицу курточки. Мать несколько раз отнимала
руку, но пухлая ручонка опять бралась за пуговицу. Мать оторвала пуговицу и положила ее
в карман.
Аннушка
уже дремала, держа красный мешочек на коленах широкими
руками в перчатках, из которых одна была прорвана.
Она вздохнула еще раз, чтобы надышаться, и
уже вынула
руку из муфты, чтобы взяться за столбик и войти
в вагон, как еще человек
в военном пальто подле нее самой заслонил ей колеблющийся свет фонаря.
— Ах, ужаснее всего мне эти соболезнованья! — вскрикнула Кити, вдруг рассердившись. Она повернулась на стуле, покраснела и быстро зашевелила пальцами, сжимая то тою, то другою
рукой пряжку пояса, которую она держала. Долли знала эту манеру сестры перехватывать
руками, когда она приходила
в горячность; она знала, как Кити способна была
в минуту горячности забыться и наговорить много лишнего и неприятного, и Долли хотела успокоить ее; но было
уже поздно.
Место тяги было недалеко над речкой
в мелком осиннике. Подъехав к лесу, Левин слез и провел Облонского на угол мшистой и топкой полянки,
уже освободившейся от снега. Сам он вернулся на другой край к двойняшке-березе и, прислонив ружье к развилине сухого нижнего сучка, снял кафтан, перепоясался и попробовал свободы движений
рук.
Когда
уже половина детей были одеты, к купальне подошли и робко остановились нарядные бабы, ходившие за сныткой и молочником. Матрена Филимоновна кликнула одну, чтобы дать ей высушить уроненную
в воду простыню и рубашку, и Дарья Александровна разговорилась с бабами. Бабы, сначала смеявшиеся
в руку и не понимавшие вопроса, скоро осмелились и разговорились, тотчас же подкупив Дарью Александровну искренним любованьем детьми, которое они выказывали.
— Вот видите ли, я
в счастливом положении, —
уже без смеха начала она, взяв
в руку чашку.
— Тем хуже, чем прочнее положение женщины
в свете, тем хуже. Это всё равно, как
уже не то что тащить fardeau
руками, а вырывать его у другого.
Он долго не мог понять того, что она написала, и часто взглядывал
в ее глаза. На него нашло затмение от счастия. Он никак не мог подставить те слова, какие она разумела; но
в прелестных сияющих счастием глазах ее он понял всё, что ему нужно было знать. И он написал три буквы. Но он еще не кончил писать, а она
уже читала за его
рукой и сама докончила и написала ответ: Да.
Волны моря бессознательной жизни стали
уже сходиться над его головой, как вдруг, — точно сильнейший заряд электричества был разряжен
в него, — он вздрогнул так, что всем телом подпрыгнул на пружинах дивана и, упершись
руками, с испугом вскочил на колени.
Проводив княгиню Бетси до сеней, еще раз поцеловав ее
руку выше перчатки, там, где бьется пульс, и, наврав ей еще такого неприличного вздору, что она
уже не знала, сердиться ли ей или смеяться, Степан Аркадьич пошел к сестре. Он застал ее
в слезах.
Всё это знал Левин, и ему мучительно, больно было смотреть на этот умоляющий, полный надежды взгляд и на эту исхудалую кисть
руки, с трудом поднимающуюся и кладущую крестное знамение на тугообтянутый лоб, на эти выдающиеся плечи и хрипящую пустую грудь, которые
уже не могли вместить
в себе той жизни, о которой больной просил.
С
рукой мертвеца
в своей
руке он сидел полчаса, час, еще час. Он теперь
уже вовсе не думал о смерти. Он думал о том, что делает Кити, кто живет
в соседнем нумере, свой ли дом у доктора. Ему захотелось есть и спать. Он осторожно выпростал
руку и ощупал ноги. Ноги были холодны, но больной дышал. Левин опять на цыпочках хотел выйти, но больной опять зашевелился и сказал...
Предсказание Марьи Николаевны было верно. Больной к ночи
уже был не
в силах поднимать
рук и только смотрел пред собой, не изменяя внимательно сосредоточенного выражения взгляда. Даже когда брат или Кити наклонялись над ним, так, чтоб он мог их видеть, он так же смотрел. Кити послала за священником, чтобы читать отходную.
— Нет, вы мне только скажите, Василий Лукич, — спросил он вдруг,
уже сидя за рабочим столом и держа
в руках книгу, — что больше Александра Невского? Вы знаете, папа получил Александра Невского?
Помощник швейцара, незнакомый Анне молодой малый, только что отворил ей дверь, как она
уже вошла
в нее и, вынув из муфты трехрублевую бумажку, поспешно сунула ему
в руку.
Сергей Иванович говорил себе это
в то время, как он был
уже в десяти шагах от Вареньки. Опустившись на колени и защищая
руками гриб от Гриши, она звала маленькую Машу.
Когда Левин со Степаном Аркадьичем пришли
в избу мужика, у которого всегда останавливался Левин, Весловский
уже был там. Он сидел
в средине избы и, держась обеими
руками зa лавку, с которой его стаскивал солдат, брат хозяйки, за облитые тиной сапоги, смеялся своим заразительно-веселым смехом.
Некоторые улыбнулись. Левин покраснел, поспешно сунул под сукно
руку и положил направо, так как шар был
в правой
руке. Положив, он вспомнил, что надо было засунуть и левую
руку, и засунул ее, но
уже поздно, и, еще более сконфузившись, поскорее ушел
в самые задние ряды.
― А! вот и они! ―
в конце
уже обеда сказал Степан Аркадьич, перегибаясь через спинку стула и протягивая
руку шедшему к нему Вронскому с высоким гвардейским полковником.
В лице Вронского светилось тоже общее клубное веселое добродушие. Он весело облокотился на плечо Степану Аркадьичу, что-то шепча ему, и с тою же веселою улыбкой протянул
руку Левину.
Этого Левин
уже не мог выдержать; он решительно вырвал у него из
рук пузырек и побежал
в большие стеклянные двери.
— Mon ami, [Друг мой,] — сказала Лидия Ивановна, осторожно, чтобы не шуметь, занося складки своего шелкового платья и
в возбуждении своем называя
уже Каренина не Алексеем Александровичем, a «mon ami», — donnez lui la main. Vous voyez? [дайте ему
руку. Видите?] Шш! — зашикала она на вошедшего опять лакея. — Не принимать.
— Нет, я и сама не успею, — сказала она и тотчас же подумала: «стало быть, можно было устроиться так, чтобы сделать, как я хотела». — Нет, как ты хотел, так и делай. Иди
в столовую, я сейчас приду, только отобрать эти ненужные вещи, — сказала она, передавая на
руку Аннушки, на которой
уже лежала гора тряпок, еще что-то.
Уже совсем стемнело, и на юге, куда он смотрел, не было туч. Тучи стояли с противной стороны. Оттуда вспыхивала молния, и слышался дальний гром. Левин прислушивался к равномерно падающим с лип
в саду каплям и смотрел на знакомый ему треугольник звезд и на проходящий
в середине его млечный путь с его разветвлением. При каждой вспышке молнии не только млечный путь, но и яркие звезды исчезали, но, как только потухала молния, опять, как будто брошенные какой-то меткой
рукой, появлялись на тех же местах.
Неточные совпадения
Почтмейстер. Сам не знаю, неестественная сила побудила. Призвал было
уже курьера, с тем чтобы отправить его с эштафетой, — но любопытство такое одолело, какого еще никогда не чувствовал. Не могу, не могу! слышу, что не могу! тянет, так вот и тянет!
В одном ухе так вот и слышу: «Эй, не распечатывай! пропадешь, как курица»; а
в другом словно бес какой шепчет: «Распечатай, распечатай, распечатай!» И как придавил сургуч — по жилам огонь, а распечатал — мороз, ей-богу мороз. И
руки дрожат, и все помутилось.
Аммос Федорович. А я на этот счет покоен.
В самом деле, кто зайдет
в уездный суд? А если и заглянет
в какую-нибудь бумагу, так он жизни не будет рад. Я вот
уж пятнадцать лет сижу на судейском стуле, а как загляну
в докладную записку — а! только
рукой махну. Сам Соломон не разрешит, что
в ней правда и что неправда.
Так как я знаю, что за тобою, как за всяким, водятся грешки, потому что ты человек умный и не любишь пропускать того, что плывет
в руки…» (остановясь), ну, здесь свои… «то советую тебе взять предосторожность, ибо он может приехать во всякий час, если только
уже не приехал и не живет где-нибудь инкогнито…
Уж в баньке он попарился, // Ушицы ложкой собственной, // С
рукой благословляющей, // Досыта похлебал.
И то
уж благо: с Домною // Делился им; младенцами // Давно
в земле истлели бы // Ее родные деточки, // Не будь
рука вахлацкая // Щедра, чем Бог послал.