Неточные совпадения
Некрасивого, доброго человека,
каким он себя считал, можно, полагал он, любить
как приятеля, но чтобы быть любимым тою любовью,
какою он сам любил Кити,
нужно было быть красавцем, а главное — особенным человеком.
— Но ей всё
нужно подробно. Съезди, если не устала, мой друг. Ну, тебе карету подаст Кондратий, а я еду в комитет. Опять буду обедать не один, — продолжал Алексей Александрович уже не шуточным тоном. — Ты не поверишь,
как я привык…
— Он всё не хочет давать мне развода! Ну что же мне делать? (Он был муж ее.) Я теперь хочу процесс начинать.
Как вы мне посоветуете? Камеровский, смотрите же за кофеем — ушел; вы видите, я занята делами! Я хочу процесс, потому что состояние мне
нужно мое. Вы понимаете ли эту глупость, что я ему будто бы неверна, с презрением сказала она, — и от этого он хочет пользоваться моим имением.
В конце зимы в доме Щербацких происходил консилиум, долженствовавший решить, в
каком положении находится здоровье Кити и что
нужно предпринять для восстановления ее ослабевающих сил.
— Определить,
как вы знаете, начало туберкулезного процесса мы не можем; до появления каверн нет ничего определенного. Но подозревать мы можем. И указание есть: дурное питание, нервное возбуждение и пр. Вопрос стоит так: при подозрении туберкулезного процесса что
нужно сделать, чтобы поддержать питание?
Каждый раз,
как он начинал думать об этом, он чувствовал, что
нужно попытаться еще раз, что добротою, нежностью, убеждением еще есть надежда спасти ее, заставить опомниться, и он каждый день сбирался говорить с ней.
Как ни старался Левин преодолеть себя, он был мрачен и молчалив. Ему
нужно было сделать один вопрос Степану Аркадьичу, но он не мог решиться и не находил ни формы, ни времени,
как и когда его сделать. Степан Аркадьич уже сошел к себе вниз, разделся, опять умылся, облекся в гофрированную ночную рубашку и лег, а Левин все медлил у него в комнате, говоря о разных пустяках и не будучи в силах спросить, что хотел.
Ему не
нужно было очень строго выдерживать себя, так
как вес его
как раз равнялся положенным четырем пудам с половиною; но надо было и не потолстеть, и потому он избегал мучного и сладкого.
— Из всякого положения есть выход.
Нужно решиться, — сказал он. — Всё лучше, чем то положение, в котором ты живешь. Я ведь вижу,
как ты мучаешься всем, и светом, и сыном, и мужем.
— Да, — сказал Алексей Александрович и, встав, заложил руки и потрещал ими. — Я заехал еще привезть тебе денег, так
как соловья баснями не кормят, — сказал он. — Тебе
нужно, я думаю.
Кити с гордостью смотрела на своего друга. Она восхищалась и ее искусством, и ее голосом, и ее лицом, но более всего восхищалась ее манерой, тем, что Варенька, очевидно, ничего не думала о своем пении и была совершенно равнодушна к похвалам; она
как будто спрашивала только:
нужно ли еще петь или довольно?
Но быть гласным, рассуждать о том, сколько золотарей
нужно и
как трубы провести в городе, где я не живу; быть присяжным и судить мужика, укравшего ветчину, и шесть часов слушать всякий вздор, который мелют защитники и прокуроры, и
как председатель спрашивает у моего старика Алешки-дурачка: «признаете ли вы, господин подсудимый, факт похищения ветчины?» — «Ась?»
— Я не буду судиться. Я никогда не зарежу, и мне этого нe
нужно. Ну уж! — продолжал он, опять перескакивая к совершенно нейдущему к делу, — наши земские учреждения и всё это — похоже на березки, которые мы натыкали,
как в Троицын день, для того чтобы было похоже на лес, который сам вырос в Европе, и не могу я от души поливать и верить в эти березки!
«
Нужно физическое движенье, а то мой характер решительно портится», подумал он и решился косить,
как ни неловко это будет ему перед братом и народом.
Для чего она сказала это, чего она за секунду не думала, она никак бы не могла объяснить. Она сказала это по тому только соображению, что, так
как Вронского не будет, то ей надо обеспечить свою свободу и попытаться как-нибудь увидать его. Но почему она именно сказала про старую фрейлину Вреде, к которой ей
нужно было,
как и ко многим другим, она не умела бы объяснить, а вместе с тем,
как потом оказалось, она, придумывая самые хитрые средства для свидания с Вронским, не могла придумать ничего лучшего.
— Но ты пойми, мне ничего не
нужно, — сказал Вронский, —
как только то, чтобы всё было,
как было.
«Ничего, ничего мне не
нужно, кроме этого счастия, — думал он, глядя на костяную шишечку звонка в промежуток между окнами и воображая себе Анну такою,
какою он видел ее в последний paз.
― Да, сон, ― сказала она. ― Давно уж я видела этот сон. Я видела, что я вбежала в свою спальню, что мне
нужно там взять что-то, узнать что-то; ты знаешь,
как это бывает во сне, ― говорила она, с ужасом широко открывая глаза, ― и в спальне, в углу стоит что-то.
Из театра Степан Аркадьич заехал в Охотный ряд, сам выбрал рыбу и спаржу к обеду и в 12 часов был уже у Дюссо, где ему
нужно было быть у троих,
как на его счастье, стоявших в одной гостинице: у Левина, остановившегося тут и недавно приехавшего из-за границы, у нового своего начальника, только что поступившего на это высшее место и ревизовавшего Москву, и у зятя Каренина, чтобы его непременно привезти обедать.
Алексей Александрович сел, чувствуя, что слова его не имели того действия, которое он ожидал, и что ему необходимо
нужно будет объясняться и что,
какие бы ни были его объяснения, отношения его к шурину останутся те же.
—
Как я рада, что вы пришли, — сказала ему Долли с испуганною улыбкой, встречая его в проходной гостиной, — мне
нужно поговорить с вами. Сядемте здесь.
Ему не
нужно было говорить этого. Дарья Александровна поняла это,
как только он взглянул ей в лицо; и ей стало жалко его, и вера в невинность ее друга поколебалась в ней.
— То-то и ужасно в этом роде горя, что нельзя,
как во всяком другом — в потере, в смерти, нести крест, а тут
нужно действовать, — сказал он,
как будто угадывая ее мысль. —
Нужно выйти из того унизительного положения, в которой вы поставлены; нельзя жить втроем.
Он долго не мог понять того, что она написала, и часто взглядывал в ее глаза. На него нашло затмение от счастия. Он никак не мог подставить те слова,
какие она разумела; но в прелестных сияющих счастием глазах ее он понял всё, что ему
нужно было знать. И он написал три буквы. Но он еще не кончил писать, а она уже читала за его рукой и сама докончила и написала ответ: Да.
Княгиня подошла к мужу, поцеловала его и хотела итти; но он удержал ее, обнял и нежно,
как молодой влюбленный, несколько раз, улыбаясь, поцеловал ее. Старики, очевидно, спутались на минутку и не знали хорошенько, они ли опять влюблены или только дочь их. Когда князь с княгиней вышли, Левин подошел к своей невесте и взял ее за руку. Он теперь овладел собой и мог говорить, и ему многое
нужно было сказать ей. Но он сказал совсем не то, что
нужно было.
— Следовательно, ты находишь, что его
нужно прекратить? — перебил его Алексей Александрович. — Но
как? — прибавил он, сделав непривычный жест руками пред глазами, — не вижу никакого возможного выхода.
Вернувшись в этот день домой, Левин испытывал радостное чувство того, что неловкое положение кончилось и кончилось так, что ему не пришлось лгать. Кроме того, у него осталось неясное воспоминание о том, что то, что говорил этот добрый и милый старичок, было совсем не так глупо,
как ему показалось сначала, и что тут что-то есть такое, что
нужно уяснить.
Левин слушал слова, и они поражали его. «
Как они догадались, что помощи, именно помощи? — думал он, вспоминая все свои недавние страхи и сомнения. Что я знаю? что я могу в этом страшном деле, — думал он, — без помощи? Именно помощи мне
нужно теперь».
— Непременно ты возьми эту комнатку, — сказала она Вронскому по-русски и говоря ему ты, так
как она уже поняла, что Голенищев в их уединении сделается близким человеком и что пред ним скрываться не
нужно.
У него была способность понимать искусство и верно, со вкусом подражать искусству, и он подумал, что у него есть то самое, что
нужно для художника, и, несколько времени поколебавшись,
какой он выберет род живописи: религиозный, исторический, жанр или реалистический, он принялся писать.
Еще бывши женихом, он был поражен тою определенностью, с которою она отказалась от поездки за границу и решила ехать в деревню,
как будто она знала что-то такое, что
нужно, и кроме своей любви могла еще думать о постороннем.
Он был недоволен ею за то, что она не могла взять на себя отпустить его, когда это было
нужно (и
как странно ему было думать, что он, так недавно еще не смевший верить тому счастью, что она может полюбить его, теперь чувствовал себя несчастным оттого, что она слишком любит его!), и недоволен собой за то, что не выдержал характера.
Все ее распоряжения надо было изменять, так
как они были неисполнимы, и изменялись они Корнеем, камердинером Алексея Александровича, который незаметно для всех повел теперь весь дом Каренина и спокойно и осторожно во время одеванья барина докладывал ему, что было
нужно.
Что бы он ни говорил, что бы ни предлагал, его слушали так,
как будто то, что он предлагает, давно уже известно и есть то самое, что не
нужно.
Кити видела, что с мужем что-то сделалось. Она хотела улучить минутку поговорить с ним наедине, но он поспешил уйти от нее, сказав, что ему
нужно в контору. Давно уже ему хозяйственные дела не казались так важны,
как нынче. «Им там всё праздник — думал он, — а тут дела не праздничные, которые не ждут и без которых жить нельзя».
Она видела по лицу Вронского, что ему чего-то
нужно было от нее. Она не ошиблась.
Как только они вошли через калитку опять в сад, он посмотрел в ту сторону, куда пошла Анна, и, убедившись, что она не может ни слышать, ни видеть их, начал...
Нужно было на его место поставить свежего, современного, дельного человека, совершенно нового, и повести дело так, чтоб извлечь из всех дарованных дворянству, не
как дворянству, а
как элементу земства, прав те выгоды самоуправления,
какие только могли быть извлечены.
Он забывал,
как ему потом разъяснил Сергей Иванович, тот силлогизм, что для общего блага
нужно было свергнуть губернского предводителя; для свержения же предводителя
нужно было большинство шаров; для большинства же шаров
нужно было дать Флерову право голоса; для признания же Флерова способным надо было объяснить,
как понимать статью закона.
Еще отец, нарочно громко заговоривший с Вронским, не кончил своего разговора,
как она была уже вполне готова смотреть на Вронского, говорить с ним, если
нужно, точно так же,
как она говорила с княгиней Марьей Борисовной, и, главное, так, чтобы всё до последней интонации и улыбки было одобрено мужем, которого невидимое присутствие она
как будто чувствовала над собой в эту минуту.
Левина уже не поражало теперь,
как в первое время его жизни в Москве, что для переезда с Воздвиженки на Сивцев Вражек
нужно было запрягать в тяжелую карету пару сильных лошадей, провезти эту карету по снежному месиву четверть версты и стоять там четыре часа, заплатив за это пять рублей. Теперь уже это казалось ему натурально.
― Ах,
как же! Я теперь чувствую,
как я мало образован. Мне для воспитания детей даже
нужно много освежить в памяти и просто выучиться. Потому что мало того, чтобы были учителя,
нужно, чтобы был наблюдатель,
как в вашем хозяйстве нужны работники и надсмотрщик. Вот я читаю ― он показал грамматику Буслаева, лежавшую на пюпитре ― требуют от Миши, и это так трудно… Ну вот объясните мне. Здесь он говорит…
Степан Аркадьич,
как к всегда, не праздно проводил время в Петербурге. В Петербурге, кроме дел: развода сестры и места, ему,
как и всегда,
нужно было освежиться,
как он говорил, после московской затхлости.
Чтобы спастись,
нужно только верить, и монахи не знают,
как это надо делать, а знает графиня Лидия Ивановна…
И увидав, что, желая успокоить себя, она совершила опять столько раз уже пройденный ею круг и вернулась к прежнему раздражению, она ужаснулась на самое себя. «Неужели нельзя? Неужели я не могу взять на себя? — сказала она себе и начала опять сначала. — Он правдив, он честен, он любит меня. Я люблю его, на-днях выйдет развод. Чего же еще
нужно?
Нужно спокойствие, доверие, и я возьму на себя. Да, теперь,
как он приедет, скажу, что я была виновата, хотя я и не была виновата, и мы уедем».
— О, нет! —
как будто с трудом понимая, — сказал Вронский. — Если вам всё равно, то будемте ходить. В вагонах такая духота. Письмо? Нет, благодарю вас; для того чтоб умереть, не
нужно рекомендаций. Нешто к Туркам… — сказал он, улыбнувшись одним ртом. Глаза продолжали иметь сердито-страдающее выражение.
Жить семье так,
как привыкли жить отцы и деды, то есть в тех же условиях образования и в тех же воспитывать детей, было несомненно
нужно.
Это было так же
нужно,
как обедать, когда есть хочется; и для этого так же
нужно,
как приготовить обед,
нужно было вести хозяйственную машину в Покровском так, чтобы были доходы.
Нельзя было не делать дел Сергея Ивановича, сестры, всех мужиков, ходивших за советами и привыкших к этому,
как нельзя бросить ребенка, которого держишь уже на руках.
Нужно было позаботиться об удобствах приглашенной свояченицы с детьми и жены с ребенком, и нельзя было не быть с ними хоть малую часть дня.
Он не вспоминал теперь,
как бывало прежде, всего хода мысли (этого не
нужно было ему).