Неточные совпадения
Прежде были опеки, суды, а теперь земство, не в виде взяток, а в виде незаслуженного жалованья, — говорил он так горячо,
как будто кто-нибудь из присутствовавших оспаривал его мнение.
— Ну, ну,
как мы
прежде сидели, — сказала Анна Аркадьевна, садясь на свое место.
— А затем, что мужики теперь такие же рабы,
какими были
прежде, и от этого-то вам с Сергеем Иванычем и неприятно, что их хотят вывести из этого рабства, — сказал Николай Левин, раздраженный возражением.
— Живу один в деревне,
как жил
прежде, занимаюсь хозяйством, — отвечал Константин, с ужасом вглядываясь в жадность, с которою брат его пил и ел, и стараясь скрыть свое внимание.
— У меня нет никакого горя, — говорила она успокоившись, — но ты можешь ли понять, что мне всё стало гадко, противно, грубо, и
прежде всего я сама. Ты не можешь себе представить,
какие у меня гадкие мысли обо всем.
— И мне то же говорит муж, но я не верю, — сказала княгиня Мягкая. — Если бы мужья наши не говорили, мы бы видели то, что есть, а Алексей Александрович, по моему, просто глуп. Я шопотом говорю это… Не правда ли,
как всё ясно делается?
Прежде, когда мне велели находить его умным, я всё искала и находила, что я сама глупа, не видя его ума; а
как только я сказала: он глуп, но шопотом, — всё так ясно стало, не правда ли?
Внешние отношения Алексея Александровича с женою были такие же,
как и
прежде. Единственная разница состояла в том, что он еще более был занят, чем
прежде.
Как и в прежние года, он с открытием весны поехал на воды за границу поправлять свое расстраиваемое ежегодно усиленным зимним трудом здоровье и,
как обыкновенно, вернулся в июле и тотчас же с увеличенною энергией взялся за свою обычную работу.
Как и обыкновенно, жена его переехала на дачу, а он остался в Петербурге.
Сережа, и
прежде робкий в отношении к отцу, теперь, после того
как Алексей Александрович стал его звать молодым человеком и
как ему зашла в голову загадка о том, друг или враг Вронский, чуждался отца. Он,
как бы прося защиты, оглянулся на мать. С одною матерью ему было хорошо. Алексей Александрович между тем, заговорив с гувернанткой, держал сына за плечо, и Сереже было так мучительно неловко, что Анна видела, что он собирается плакать.
— Нет, — отвечала Варенька, положив свою руку на ноты и улыбаясь, — нет, споемте это. И она спела это так же спокойно, холодно и хорошо,
как и
прежде.
Оправившись, она простилась и пошла в дом, чтобы взять шляпу. Кити пошла за нею. Даже Варенька представлялась ей теперь другою. Она не была хуже, но она была другая, чем та,
какою она
прежде воображала ее себе.
Прежде она одевалась для себя, чтобы быть красивой и нравиться; потом, чем больше она старелась, тем неприятнее ей становилось одеваться; она видела,
как она подурнела.
Обдумывая дальнейшие подробности, Алексей Александрович не видел даже, почему его отношения к жене не могли оставаться такие же почти,
как и
прежде.
Семья не может быть разрушена по капризу, произволу или даже по преступлению одного из супругов, и наша жизнь должна итти,
как она шла
прежде.
Она была порядочная женщина, подарившая ему свою любовь, и он любил ее, и потому она была для него женщина, достойная такого же и еще большего уважения, чем законная жена. Он дал бы отрубить себе руку
прежде, чем позволить себе словом, намеком не только оскорбить ее, но не выказать ей того уважения, на
какое только может рассчитывать женщина.
Он и
прежде часто испытывал радостное сознание своего тела, но никогда он так не любил себя, своего тела,
как теперь.
Левину невыносимо скучно было в этот вечер с дамами: его,
как никогда
прежде, волновала мысль о том, что то недовольство хозяйством, которое он теперь испытывал, есть не исключительное его положение, а общее условие, в котором находится дело в России, что устройство какого-нибудь такого отношения рабочих, где бы они работали,
как у мужика на половине дороги, есть не мечта, а задача, которую необходимо решить. И ему казалось, что эту задачу можно решить и должно попытаться это сделать.
Правда, что на скотном дворе дело шло до сих пор не лучше, чем
прежде, и Иван сильно противодействовал теплому помещению коров и сливочному маслу, утверждая, что корове на холоду потребуется меньше корму и что сметанное масло спорее, и требовал жалованья,
как и в старину, и нисколько не интересовался тем, что деньги, получаемые им, были не жалованье, а выдача вперед доли барыша.
Сердясь на самого себя за это гадкое чувство, Левин сбежал в переднюю.
Как только он вблизи увидал брата, это чувство личного разочарования тотчас же исчезло и заменилось жалостью.
Как ни страшен был брат Николай своей худобой и болезненностью
прежде, теперь он еще похудел, еще изнемог. Это был скелет, покрытый кожей.
И смерть эта, которая тут, в этом любимом брате, с просонков стонущем и безразлично по привычке призывавшем то Бога, то чорта, была совсем не так далека,
как ему
прежде казалось.
— Это ужасно! — сказал Степан Аркадьич, тяжело вздохнув. — Я бы одно сделал, Алексей Александрович. Умоляю тебя, сделай это! — сказал он. — Дело еще не начато,
как я понял.
Прежде чем ты начнешь дело, повидайся с моею женой, поговори с ней. Она любит Анну
как сестру, любит тебя, и она удивительная женщина. Ради Бога поговори с ней! Сделай мне эту дружбу, я умоляю тебя!
«
Какая,
какая она? Та ли,
какая была
прежде, или та,
какая была в карете? Что, если правду говорила Дарья Александровна? Отчего же и не правда?» думал он.
Сначала, когда говорилось о влиянии, которое имеет один народ на другой, Левину невольно приходило в голову то, что он имел сказать по этому предмету; но мысли эти,
прежде для него очень важные,
как бы во сне мелькали в его голове и не имели для него теперь ни малейшего интереса.
— Да, удивительно, прелесть! — сказала Долли, взглядывая на Туровцына, чувствовавшего, что говорили о нем, и кротко улыбаясь ему. Левин еще раз взглянул на Туровцына и удивился,
как он
прежде не понимал всей прелести этого человека.
И Левина охватило новое чувство любви к этому
прежде чуждому ему человеку, старому князю, когда он смотрел,
как Кити долго и нежно целовала его мясистую руку.
Он у постели больной жены в первый раз в жизни отдался тому чувству умиленного сострадания, которое в нем вызывали страдания других людей и которого он
прежде стыдился,
как вредной слабости; и жалость к ней, и раскаяние в том, что он желал ее смерти, и, главное, самая радость прощения сделали то, что он вдруг почувствовал не только утоление своих страданий, но и душевное спокойствие, которого он никогда
прежде не испытывал.
Он этим поступком
как будто смыл с себя стыд и унижение, которые он
прежде испытывал.
Первое время после того,
как он соединился с нею и надел штатское платье, он почувствовал всю прелесть свободы вообще, которой он не знал
прежде, и свободы любви, и был доволен, но недолго.
И Левин видел, что устройство всех этих мелочей совсем не так легко было,
как ему казалось
прежде.
— Да… нет, — говорил Левин, путаясь в словах. —
Как же ты не дал знать
прежде, то есть во время еще моей свадьбы? Я наводил справки везде.
Прежде каждое отдельное желание, вызванное страданием или лишением,
как голод, усталость, жажда, удовлетворялись отправлением тела, дававшим наслаждение; но теперь лишение и страдание не получали удовлетворения, а попытка удовлетворения вызывала новое страдание.
«Женатый заботится о мирском,
как угодить жене, неженатый заботится о Господнем,
как угодить Господу», говорит апостол Павел, и Алексей Александрович, во всех делах руководившийся теперь Писанием, часто вспоминал этот текст. Ему казалось, что, с тех пор
как он остался без жены, он этими самыми проектами более служил Господу, чем
прежде.
— Нет, но
как? Вы всё-таки его любили,
прежде чем вам позволили говорить?
Месяц, еще светивший, когда он выходил, теперь только блестел,
как кусок ртути; утреннюю зарницу, которую
прежде нельзя было не видеть, теперь надо было искать;
прежде неопределенные пятна на дальнем поле теперь уже ясно были видны.
Зато уже теперь, на этом четырехчасовом переезде, все
прежде задержанные мысли вдруг столпились в ее голове, и она передумала всю свою жизнь,
как никогда
прежде, и с самых разных сторон.
Полный обед — это ты и предстоящие мне разговоры с тобой, которых я ни с кем не могла иметь; и я не знаю, за
какой разговор
прежде взяться.
Было самое скучное, тяжелое в деревне осеннее время, и потому Вронский, готовясь к борьбе, со строгим и холодным выражением,
как он никогда
прежде не говорил с Анной, объявил ей о своем отъезде.
Теперь, присутствуя на выборах и участвуя в них, он старался также не осуждать, не спорить, а сколько возможно понять то дело, которым с такою серьезностью и увлечением занимались уважаемые им честные и хорошие люди. С тех пор
как он женился, Левину открылось столько новых, серьезных сторон,
прежде, по легкомысленному к ним отношению, казавшихся ничтожными, что и в деле выборов он предполагал и искал серьезного значения.
Даже княжна Варвара, делавшая пасьянс, подтвердила это, и Анна, вспыхнув, встала, но, вместо того чтоб итти вниз,
как она
прежде два раза ходила, она остановилась.
«Да, да, вот женщина!» думал Левин, забывшись и упорно глядя на ее красивое, подвижное лицо, которое теперь вдруг совершенно переменилось. Левин не слыхал, о чем она говорила, перегнувшись к брату, но он был поражен переменой ее выражения.
Прежде столь прекрасное в своем спокойствии, ее лицо вдруг выразило странное любопытство, гнев и гордость. Но это продолжалось только одну минуту. Она сощурилась,
как бы вспоминая что-то.
Он был к ней холоднее, чем
прежде,
как будто он раскаивался в том, что покорился.
Левин не торопясь достал десятирублевую бумажку и, медленно выговаривая слова, но и не теряя времени, подал ему бумажку и объяснил, что Петр Дмитрич (
как велик и значителен казался теперь Левину
прежде столь неважный Петр Дмитрич!) обещал быть во всякое время, что он, наверно, не рассердится, и потому чтобы он будил сейчас.
Упав на колени пред постелью, он держал пред губами руку жены и целовал ее, и рука эта слабым движением пальцев отвечала на его поцелуи. А между тем там, в ногах постели, в ловких руках Лизаветы Петровны,
как огонек над светильником, колебалась жизнь человеческого существа, которого никогда
прежде не было и которое так же, с тем же правом, с тою же значительностью для себя, будет жить и плодить себе подобных.
Теперь, когда он спал, она любила его так, что при виде его не могла удержать слез нежности; но она знала, что если б он проснулся, то он посмотрел бы на нее холодным, сознающим свою правоту взглядом, и что,
прежде чем говорить ему о своей любви, она должна бы была доказать ему,
как он был виноват пред нею.
В то время
как она говорила с артельщиком, кучер Михайла, румяный, веселый, в синей щегольской поддевке и цепочке, очевидно гордый тем, что он так хорошо исполнил поручение, подошел к ней и подал записку. Она распечатала, и сердце ее сжалось еще
прежде, чем она прочла.
— Так вы жену мою увидите. Я писал ей, но вы
прежде увидите; пожалуйста, скажите, что меня видели и что all right. [всё в порядке.] Она поймет. А впрочем, скажите ей, будьте добры, что я назначен членом комиссии соединенного… Ну, да она поймет! Знаете, les petites misères de la vie humaine, [маленькие неприятности человеческой жизни,] —
как бы извиняясь, обратился он к княгине. — А Мягкая-то, не Лиза, а Бибиш, посылает-таки тысячу ружей и двенадцать сестер. Я вам говорил?
После этого Кити с невольною улыбкой умиления вспомнила сконфуженность своего мужа, его неоднократные неловкие подходы к занимавшему его делу, и
как он наконец, придумав одно единственное средство, не оскорбив, помочь Долли, предложил Кити отдать ей свою часть именья, о чем она
прежде не догадалась.
Когда Левин думал о том, что он такое и для чего он живет, он не находил ответа и приходил в отчаянье; но когда он переставал спрашивать себя об этом, он
как будто знал и что он такое и для чего он живет, потому что твердо и определенно действовал и жил; даже в это последнее время он гораздо тверже и определеннее жил, чем
прежде.
Дела эти занимали его не потому, чтоб он оправдывал их для себя какими-нибудь общими взглядами,
как он это делывал
прежде; напротив, теперь, с одной стороны, разочаровавшись неудачей прежних предприятий для общей пользы, с другой стороны, слишком занятый своими мыслями и самым количеством дел, которые со всех сторон наваливались на него, он совершенно оставил всякие соображения об общей пользе, и дела эти занимали его только потому, что ему казалось, что он должен был делать то, что он делал, — что он не мог иначе.
Как бы пробудившись от сна, Левин долго не мог опомниться. Он оглядывал сытую лошадь, взмылившуюся между ляжками и на шее, где терлись поводки, оглядывал Ивана кучера, сидевшего подле него, и вспоминал о том, что он ждал брата, что жена, вероятно, беспокоится его долгим отсутствием, и старался догадаться, кто был гость, приехавший с братом. И брат, и жена, и неизвестный гость представлялись ему теперь иначе, чем
прежде. Ему казалось, что теперь его отношения со всеми людьми уже будут другие.
Он не вспоминал теперь,
как бывало
прежде, всего хода мысли (этого не нужно было ему).