Неточные совпадения
Ровно в двенадцать, когда Анна еще сидела за письменным столом, дописывая письмо
к Долли, послышались ровные шаги в туфлях, и Алексей Александрович, вымытый и причесанный, с
книгою под мышкой, подошел
к ней.
Вернувшись домой, Алексей Александрович прошел
к себе в кабинет, как он это делал обыкновенно, и сел в кресло, развернув на заложенном разрезным ножом месте
книгу о папизме, и читал до часу, как обыкновенно делал; только изредка он потирал себе высокий лоб и встряхивал голову, как бы отгоняя что-то.
— Это не нам судить, — сказала госпожа Шталь, заметив оттенок выражения на лице князя. — Так вы пришлете мне эту
книгу, любезный граф? Очень благодарю вас, — обратилась она
к молодому Шведу.
— Ну, иди, иди, и я сейчас приду
к тебе, — сказал Сергей Иванович, покачивая головой, глядя на брата. — Иди же скорей, — прибавил он улыбаясь и, собрав свои
книги, приготовился итти. Ему самому вдруг стало весело и не хотелось расставаться с братом. — Ну, а во время дождя где ты был?
Алексей Александрович велел подать чай в кабинет и, играя массивным ножом, пошел
к креслу, у которого была приготовлена лампа и начатая французская
книга о евгюбических надписях.
Почитав еще
книгу о евгюбических надписях и возобновив интерес
к ним, Алексей Александрович в 11 часов пошел спать, и когда он, лежа в постели, вспомнил о событии с женой, оно ему представилось уже совсем не в таком мрачном виде.
В политико-экономических
книгах, в Милле, например, которого он изучал первого с большим жаром, надеясь всякую минуту найти разрешение занимавших его вопросов, он нашел выведенные из положения европейского хозяйства законы; но он никак не видел, почему эти законы, неприложимые
к России, должны быть общие.
Когда дьякон кончил ектенью, священник обратился
к обручавшимся с
книгой...
И прочтя несколько
книг антропологии, педагогики и дидактики, Алексей Александрович составил себе план воспитания и, пригласив лучшего петербургского педагога для руководства, приступил
к делу.
Воспоминание о жене, которая так много была виновата пред ним и пред которою он был так свят, как справедливо говорила ему графиня Лидия Ивановна, не должно было бы смущать его; но он не был спокоен: он не мог понимать
книги, которую он читал, не мог отогнать мучительных воспоминаний о своих отношениях
к ней, о тех ошибках, которые он, как ему теперь казалось, сделал относительно ее.
— Ты гулял хорошо? — сказал Алексей Александрович, садясь на свое кресло, придвигая
к себе
книгу Ветхого Завета и открывая ее. Несмотря на то, что Алексей Александрович не раз говорил Сереже, что всякий христианин должен твердо знать священную историю, он сам в Ветхом Завете часто справлялся с
книгой, и Сережа заметил это.
Она выписывала все те
книги, о которых с похвалой упоминалось в получаемых ею иностранных газетах и журналах, и с тою внимательностью
к читаемому, которая бывает только в уединении, прочитывала их.
Кроме того, все предметы, которыми занимался Вронский, она изучала по
книгам и специальным журналам, так что часто он обращался прямо
к ней с агрономическим, архитектурными, даже иногда коннозаводческими и спортсменскими вопросами.
Она сидела в гостиной, под лампой, с новою
книгой Тэна и читала, прислушиваясь
к звукам ветра на дворе и ожидая каждую минуту приезда экипажа.
― Да вот написал почти
книгу об естественных условиях рабочего в отношении
к земле, ― сказал Катавасов. ― Я не специалист, но мне понравилось, как естественнику, то, что он не берет человечества как чего-то вне зоологических законов, а, напротив, видит зависимость его от среды и в этой зависимости отыскивает законы развития.
― Я собственно начал писать сельскохозяйственную
книгу, но невольно, занявшись главным орудием сельского хозяйства, рабочим, ― сказал Левин краснея, ― пришел
к результатам совершенно неожиданным.
Она услыхала порывистый звонок Вронского и поспешно утерла эти слезы, и не только утерла слезы, но села
к лампе и развернула
книгу, притворившись спокойною. Надо было показать ему, что она недовольна тем, что он не вернулся, как обещал, только недовольна, но никак не показывать ему своего горя и, главное, жалости о себе. Ей можно было жалеть о себе, но не ему о ней. Она не хотела борьбы, упрекала его за то, что он хотел бороться, но невольно сама становилась в положение борьбы.
Невольно, бессознательно для себя, он теперь во всякой
книге, во всяком разговоре, во всяком человеке искал отношения
к этим вопросам и разрешения их.
Неточные совпадения
Заметив любознательность // Крестьян, дворовый седенький //
К ним с
книгой подошел: // — Купите! — Как ни тужился, // Мудреного заглавия // Не одолел Демьян: // «Садись-ка ты помещиком // Под липой на скамеечку // Да сам ее читай!»
Потом остановились на мысли, что будет произведена повсеместная «выемка», и стали готовиться
к ней: прятали
книги, письма, лоскутки бумаги, деньги и даже иконы — одним словом, все, в чем можно было усмотреть какое-нибудь «оказательство».
К счастию, эта записка уцелела вполне [Она печатается дословно в конце настоящей
книги, в числе оправдательных документов.
Еще во времена Бородавкина летописец упоминает о некотором Ионке Козыре, который, после продолжительных странствий по теплым морям и кисельным берегам, возвратился в родной город и привез с собой собственного сочинения
книгу под названием:"Письма
к другу о водворении на земле добродетели". Но так как биография этого Ионки составляет драгоценный материал для истории русского либерализма, то читатель, конечно, не посетует, если она будет рассказана здесь с некоторыми подробностями.
Несмотря на свою расплывчивость, учение Козыря приобрело, однако ж, столько прозелитов [Прозели́т (греч.) — заново уверовавший, новый последователь.] в Глупове, что градоначальник Бородавкин счел нелишним обеспокоиться этим. Сначала он вытребовал
к себе
книгу «О водворении на земле добродетели» и освидетельствовал ее; потом вытребовал и самого автора для освидетельствования.