Неточные совпадения
— Долли! — проговорил он, уже всхлипывая. — Ради Бога, подумай о детях, они не виноваты. Я виноват, и накажи меня, вели мне искупить свою
вину. Чем я могу, я всё готов! Я виноват,
нет слов сказать, как я виноват! Но, Долли, прости!
И вдруг они оба почувствовали, что хотя они и друзья, хотя они обедали вместе и пили
вино, которое должно было бы еще более сблизить их, но что каждый думает только о своем, и одному до другого
нет дела. Облонский уже не раз испытывал это случающееся после обеда крайнее раздвоение вместо сближения и знал, что надо делать в этих случаях.
— Так вели, Маша, принести ужинать: три порции, водки и
вина…
Нет, постой…
Нет, не надо… Иди.
— Мне обедать еще рано, а выпить надо. Я приду сейчас. Ей,
вина! — крикнул он своим знаменитым в командовании, густым и заставлявшим дрожать стекла голосом. —
Нет, не надо, — тотчас же опять крикнул он. — Ты домой, так я с тобой пойду.
— Право, я не знаю, что в нем можно осуждать. Направления его я не знаю, но одно — он отличный малый, — отвечал Степан Аркадьич. — Я сейчас был у него, и, право, отличный малый. Мы позавтракали, и я его научил делать, знаешь, это питье,
вино с апельсинами. Это очень прохлаждает. И удивительно, что он не знал этого. Ему очень понравилось.
Нет, право, он славный малый.
—
Нет, я должен свою
вину искупить, и мне прекрасно на козлах.
— Не печалься, друзьяка! — отозвался куренной атаман Бородатый. — В том
нет вины твоей, что схватили тебя нагого. Беда может быть со всяким человеком; но стыдно им, что выставили тебя на позор, не прикрывши прилично наготы твоей.
В продолжение стола, перед кем стояло в бутылке вино, те свободно наливали и пили; перед кем же его не было, тот пил одну воду. Петрусь, как необыкновенного ума был человек и шагавший быстро вперед, видя, что перед ним
нет вина, протянул руку через стол, чтобы взять к себе бутылку… Как же вскрикнет на него полковник, чтобы он не смел так вольничать и что ему о вине стыдно и думать! Посмотрели бы вы, господин полковник, — подумал я сам себе. — как мы и водочку дуем, и сколько лет уже!
Один из наших товарищей (мы ехали сначала втроем), большой насмешник, уверяет, что если б люди наши знали, что до Якутска в продаже
нет вина, так, может быть, вино на горе не разбилось бы.
Неточные совпадения
— По-нашему ли, Климушка? // А Глеб-то?.. — // Потолковано // Немало: в рот положено, // Что не они ответчики // За Глеба окаянного, // Всему
виною: крепь! // — Змея родит змеенышей. // А крепь — грехи помещика, // Грех Якова несчастного, // Грех Глеба родила! //
Нет крепи —
нет помещика, // До петли доводящего // Усердного раба, //
Нет крепи —
нет дворового, // Самоубийством мстящего // Злодею своему, //
Нет крепи — Глеба нового // Не будет на Руси!
Сначала все к нему езжали; // Но так как с заднего крыльца // Обыкновенно подавали // Ему донского жеребца, // Лишь только вдоль большой дороги // Заслышат их домашни дроги, — // Поступком оскорбясь таким, // Все дружбу прекратили с ним. // «Сосед наш неуч; сумасбродит; // Он фармазон; он пьет одно // Стаканом красное
вино; // Он дамам к ручке не подходит; // Всё да да
нет; не скажет да-с // Иль нет-с». Таков был общий глас.
Но те, которым в дружной встрече // Я строфы первые читал… // Иных уж
нет, а те далече, // Как Сади некогда сказал. // Без них Онегин дорисован. // А та, с которой образован // Татьяны милый идеал… // О много, много рок отъял! // Блажен, кто праздник жизни рано // Оставил, не допив до дна // Бокала полного
вина, // Кто не дочел ее романа // И вдруг умел расстаться с ним, // Как я с Онегиным моим.
Глядишь — и площадь запестрела. // Всё оживилось; здесь и там // Бегут за делом и без дела, // Однако больше по делам. // Дитя расчета и отваги, // Идет купец взглянуть на флаги, // Проведать, шлют ли небеса // Ему знакомы паруса. // Какие новые товары // Вступили нынче в карантин? // Пришли ли бочки жданных
вин? // И что чума? и где пожары? // И
нет ли голода, войны // Или подобной новизны?
— Я Николая Петровича одного на свете люблю и век любить буду! — проговорила с внезапною силой Фенечка, между тем как рыданья так и поднимали ее горло, — а что вы видели, так я на Страшном суде скажу, что
вины моей в том
нет и не было, и уж лучше мне умереть сейчас, коли меня в таком деле подозревать могут, что я перед моим благодетелем, Николаем Петровичем…