Неточные совпадения
— По-нашему ли, Климушка?
А Глеб-то?.. —
Потолковано
Немало: в рот положено,
Что не они ответчики
За Глеба окаянного,
Всему
виною: крепь!
— Змея родит змеенышей.
А крепь — грехи помещика,
Грех Якова несчастного,
Грех Глеба родила!
Нет крепи —
нет помещика,
До петли доводящего
Усердного раба,
Нет крепи —
нет дворового,
Самоубийством мстящего
Злодею своему,
Нет крепи — Глеба нового
Не будет на Руси!
— Право, я не знаю, что в нем можно осуждать. Направления его я не знаю, но одно — он отличный малый, — отвечал Степан Аркадьич. — Я сейчас был у него, и, право, отличный малый. Мы позавтракали, и я его научил делать, знаешь, это питье,
вино с апельсинами. Это очень прохлаждает. И удивительно, что он не знал этого. Ему очень понравилось.
Нет, право, он славный малый.
— Мне обедать еще рано, а выпить надо. Я приду сейчас. Ей,
вина! — крикнул он своим знаменитым в командовании, густым и заставлявшим дрожать стекла голосом. —
Нет, не надо, — тотчас же опять крикнул он. — Ты домой, так я с тобой пойду.
— Так вели, Маша, принести ужинать: три порции, водки и
вина…
Нет, постой…
Нет, не надо… Иди.
—
Нет, я должен свою
вину искупить, и мне прекрасно на козлах.
И вдруг они оба почувствовали, что хотя они и друзья, хотя они обедали вместе и пили
вино, которое должно было бы еще более сблизить их, но что каждый думает только о своем, и одному до другого
нет дела. Облонский уже не раз испытывал это случающееся после обеда крайнее раздвоение вместо сближения и знал, что надо делать в этих случаях.
— Долли! — проговорил он, уже всхлипывая. — Ради Бога, подумай о детях, они не виноваты. Я виноват, и накажи меня, вели мне искупить свою
вину. Чем я могу, я всё готов! Я виноват,
нет слов сказать, как я виноват! Но, Долли, прости!
Сначала все к нему езжали;
Но так как с заднего крыльца
Обыкновенно подавали
Ему донского жеребца,
Лишь только вдоль большой дороги
Заслышат их домашни дроги, —
Поступком оскорбясь таким,
Все дружбу прекратили с ним.
«Сосед наш неуч; сумасбродит;
Он фармазон; он пьет одно
Стаканом красное
вино;
Он дамам к ручке не подходит;
Всё да да
нет; не скажет да-с
Иль нет-с». Таков был общий глас.
Но те, которым в дружной встрече
Я строфы первые читал…
Иных уж
нет, а те далече,
Как Сади некогда сказал.
Без них Онегин дорисован.
А та, с которой образован
Татьяны милый идеал…
О много, много рок отъял!
Блажен, кто праздник жизни рано
Оставил, не допив до дна
Бокала полного
вина,
Кто не дочел ее романа
И вдруг умел расстаться с ним,
Как я с Онегиным моим.
Глядишь — и площадь запестрела.
Всё оживилось; здесь и там
Бегут за делом и без дела,
Однако больше по делам.
Дитя расчета и отваги,
Идет купец взглянуть на флаги,
Проведать, шлют ли небеса
Ему знакомы паруса.
Какие новые товары
Вступили нынче в карантин?
Пришли ли бочки жданных
вин?
И что чума? и где пожары?
И
нет ли голода, войны
Или подобной новизны?
— Я Николая Петровича одного на свете люблю и век любить буду! — проговорила с внезапною силой Фенечка, между тем как рыданья так и поднимали ее горло, — а что вы видели, так я на Страшном суде скажу, что
вины моей в том
нет и не было, и уж лучше мне умереть сейчас, коли меня в таком деле подозревать могут, что я перед моим благодетелем, Николаем Петровичем…
— Вот тебе и отец города! — с восторгом и поучительно вскричал Дронов, потирая руки. — В этом участке таких цен, конечно,
нет, — продолжал он. — Дом стоит гроши, стар, мал, бездоходен. За землю можно получить тысяч двадцать пять, тридцать. Покупатель — есть, продажу можно совершить в неделю. Дело делать надобно быстро, как из пистолета, — закончил Дронов и, выпив еще стакан
вина, спросил: — Ну, как?
— Революционеров к пушкам не допускают, даже тех, которые сидят в самой Петропавловской крепости. Тут или какая-то совершенно невероятная случайность или — гадость, вот что! Вы сказали — депутация, — продолжал он, отхлебнув полстакана
вина и вытирая рот платком. — Вы думаете — пойдут пятьдесят человек?
Нет, идет пятьдесят тысяч, может быть — больше! Это, сударь мой, будет нечто вроде… крестового похода детей.
—
Нет, революцию-то ты не предвещай! Это ведь неверно, что «от слова — не станется». Когда за словами — факты, так неизбежно «станется». Да… Ну-ка, приглашай, хозяин,
вино пить…
В продолжение минуты он честно поискал:
нет ли в прошлом чего-то, что Варвара могла бы поставить в
вину ему? Но — ничего не нашел.
— Сочинил — Савва Мамонтов, миллионер, железные дороги строил, художников подкармливал, оперетки писал. Есть такие французы?
Нет таких французов. Не может быть, — добавил он сердито. — Это только у нас бывает. У нас, брат Всеволод, каждый рядится… несоответственно своему званию. И — силам. Все ходят в чужих шляпах. И не потому, что чужая — красивее, а… черт знает почему! Вдруг — революционер, а — почему? — Он подошел к столу, взял бутылку и, наливая
вино, пробормотал...
—
Нет, — ответил Самгин и начал рассказывать о Макарове. Марина, хлебнув мадеры, долго полоскала ею рот, затем, выплюнув
вино в полоскательную чашку, извинилась...
— Пушка.
Нет ли у вас
вина?
—
Нет, ты вот теперь лжешь, да неискусно. Что у тебя? Что с тобой, Илья? А! Так вот что значит баранина, кислое
вино! У тебя денег
нет! Куда ж ты деваешь?
Нет, не такие нравы были там: гость там прежде троекратного потчеванья и не дотронется ни до чего. Он очень хорошо знает, что однократное потчеванье чаще заключает в себе просьбу отказаться от предлагаемого блюда или
вина, нежели отведать его.
—
Нет,
нет! — Она закачала головой. —
Нет, не люблю, а только он… славный! Лучше всех здесь: держит себя хорошо, не ходит по трактирам, не играет на бильярде,
вина никакого не пьет…
—
Вина нет; у нас Шарль обедал, мы все выпили, водка, я думаю, есть…
— Дай мне скорее другие панталоны, да
нет ли
вина? — сказал он.
—
Нет, не забыто! Моя
вина написана у вас в глазах… Они всё говорят…
Райский воротился домой, отдал отчет бабушке о Леонтье, сказавши, что опасности
нет, но что никакое утешение теперь не поможет. Оба они решили послать на ночь Якова смотреть за Козловым, причем бабушка отправила целый ужин, чаю, рому,
вина — и бог знает чего еще.
И он прав: ничего
нет глупее, как называться Долгоруким, не будучи князем. Эту глупость я таскаю на себе без
вины. Впоследствии, когда я стал уже очень сердиться, то на вопрос: ты князь? всегда отвечал...
—
Нет, это я был причиною, — ответил он, — а вы только без
вины виноваты.
Нет, не незаконнорожденность, которою так дразнили меня у Тушара, не детские грустные годы, не месть и не право протеста явились началом моей «идеи»;
вина всему — один мой характер.
Меня даже зло взяло. Я не знал, как быть. «Надо послать к одному старику, — посоветовали мне, — он, бывало, принашивал меха в лавки, да вот что-то не видать…» — «
Нет, не извольте посылать», — сказал другой. «Отчего же, если у него есть? я пошлю». — «
Нет, он теперь употребляет…» — «Что употребляет?» — «Да, вино-с. Дрянной старичишка! А нынче и отемнел совсем». — «Отемнел?» — повторил я. «Ослеп», — добавил он.
Я узнал от смотрителя, однако ж, немного: он добавил, что там есть один каменный дом, а прочие деревянные; что есть продажа
вина; что господа все хорошие и купечество знатное; что зимой живут в городе, а летом на заимках (дачах), под камнем, «то есть камня никакого
нет, — сказал он, — это только так называется»; что проезжих бывает мало-мало; что если мне надо ехать дальше, то чтоб я спешил, а то по Лене осенью ехать нельзя, а берегом худо и т. п.
— Пьют! что вы? помилуйте, — защищали мы с жаром (нам очень хотелось отстоять идиллию и мечту о золотом веке), — у них и
вина нет: что им пить?
А
вина нет нигде на расстоянии тысячи двухсот верст.
Вы с морозу, вам хочется выпить рюмку
вина, бутылка и
вино составляют одну ледяную глыбу: поставьте к огню — она лопнет, а в обыкновенной комнатной температуре не растает и в час; захочется напиться чаю — это короче всего, хотя хлеб тоже обращается в камень, но он отходит скорее всего; но вынимать одно что-нибудь, то есть чай — сахар, нельзя: на морозе
нет средства разбирать, что взять, надо тащить все: и вот опять возни на целый час — собирать все!
Сингапур — один из всемирных рынков, куда пока еще стекается все, что нужно и не нужно, что полезно и вредно человеку. Здесь необходимые ткани и хлеб, отрава и целебные травы. Немцы, французы, англичане, американцы, армяне, персияне, индусы, китайцы — все приехало продать и купить: других потребностей и целей здесь
нет. Роскошь посылает сюда за тонкими ядами и пряностями, а комфорт шлет платье, белье, кожи,
вино, заводит дороги, домы, прорубается в глушь…
Но их мало, жизни
нет, и пустота везде. Мимо фрегата редко и робко скользят в байдарках полудикие туземцы. Только Афонька, доходивший в своих охотничьих подвигах, через леса и реки, и до китайских, и до наших границ и говорящий понемногу на всех языках, больше смесью всех, между прочим и наречиями диких, не робея, идет к нам и всегда норовит прийти к тому времени, когда команде раздают
вино. Кто-нибудь поднесет и ему: он выпьет и не благодарит выпивши, не скажет ни слова, оборотится и уйдет.
От берегов Охотского моря до Якутска
нет ни капли
вина.
Обеды Н. Н. Муравьева прекрасные, общество избранное и веселое,
вино, до которого, впрочем, мне никакого дела
нет, отличное, сигары — из первых рук — манильские, и состояние духа у всех приятное.
Он с умилением смотрел на каждого из нас, не различая, с кем уж он виделся, с кем
нет, вздыхал, жалел, что уехал из России, просил взять его с собой, а под конец обеда, выпив несколько рюмок
вина, совсем ослабел, плакал, говорил смесью разных языков, примешивая беспрестанно карашо, карашо.
Напротив, при воздержании от мяса, от всякой тяжелой пищи, также от пряностей (нужды
нет, что они тоже родятся в жарких местах), а более всего от
вина, легко выносишь жар; грудь, голова и легкие — в нормальном состоянии, и зной «допекает» только снаружи.
Вина нет, мужик не пьет; мы славно здесь поправились, а пришли без гроша.
Вина в самом деле пока в этой стороне
нет — непьющие этому рады: все, поневоле, ведут себя хорошо, не разоряются. И мы рады, что наше
вино вышло (разбилось на горе, говорят люди), только Петр Александрович жалобно по вечерам просит рюмку
вина, жалуясь, что зябнет. Но без
вина решительно лучше, нежели с ним: и люди наши трезвы, пьют себе чай, и, слава Богу, никто не болен, даже чуть ли не здоровее.
Слушая то Софью Васильевну, то Колосова, Нехлюдов видел, во-первых, что ни Софье Васильевне ни Колосову
нет никакого дела ни до драмы ни друг до друга, а что если они говорят, то только для удовлетворения физиологической потребности после еды пошевелить мускулами языка и горла; во-вторых, то, что Колосов, выпив водки,
вина, ликера, был немного пьян, не так пьян, как бывают пьяны редко пьющие мужики, но так, как бывают пьяны люди, сделавшие себе из
вина привычку.
Тарас говорил про себя, что когда он не выпьет, у него слов
нет, а что у него от
вина находятся слова хорошие, и он всё сказать может. И действительно, в трезвом состоянии Тарас больше молчал; когда же выпивал, что случалось с ним редко и и только в особенных случаях, то делался особенно приятно разговорчив. Он говорил тогда и много и хорошо, с большой простотою, правдивостью и, главное, ласковостью, которая так и светилась из его добрых голубых глаз и не сходящей с губ приветливой улыбки.
— Это ваша добрая воля, только
вины вашей тут особенной
нет. Со всеми бывает, и если с рассудком, то всё это заглаживается и забывается, и живут, — сказала Аграфена Петровна строго и серьезно, — и вам это на свой счет брать не к чему. Я и прежде слышала, что она сбилась с пути, так кто же этому виноват?
—
Нет… Вы слишком взволнованы, а
вино успокаивает.
Ветра
нет, и
нет ни солнца, ни света, ни тени, ни движенья, ни шума; в мягком воздухе разлит осенний запах, подобный запаху
вина; тонкий туман стоит вдали над желтыми полями.
Как это все укладывалось в его голове и почему это казалось ему так просто — объяснить не легко, хотя и не совсем невозможно: обиженный, одинокий, без близкой души человеческой, без гроша медного, да еще с кровью, зажженной
вином, он находился в состоянии, близком к помешательству, а
нет сомнения в том, что в самых нелепых выходках людей помешанных есть, на их глаза, своего рода логика и даже право.
—
Нет, это еще только одна сторона вашей
вины. Кругом будет гораздо больше. Но за покаяние награда: помощь в исправлении другой
вины, которую еще можно исправить. Вы теперь спокойна, Вера Павловна?
«
Нет, говорит,
вина я вам не дам, а чай пить, пожалуй, давайте».