— А что до этого дьявола в вывороченном тулупе, то его, в пример другим, заковать в кандалы и наказать примерно. Пусть знают, что значит власть! От кого же и голова поставлен, как не от царя? Потом доберемся и до других хлопцев: я не забыл, как проклятые сорванцы вогнали в огород стадо свиней, переевших мою капусту и огурцы; я не забыл, как чертовы дети отказались вымолотить мое жито; я не забыл… Но
провались они, мне нужно непременно узнать, какая это шельма в вывороченном тулупе.
Как-то, давным-давно тому назад, один его поклонник и друг, тоже немец и тоже бедный, издал на свой счет две его сонаты, — да и те остались целиком в подвалах музыкальных магазинов; глухо и бесследно
провалились они, словно их ночью кто в реку бросил.
И было на что рассердиться — в 1851 году Н. X. Рыбаков удачно дебютировал в «Гамлете» и «Уголино» на сцене Малого театра. Канцелярская переписка о приеме в штат затянулась на годы. Когда, наконец, последовало разрешение о принятии его на сцену, то Н. X. Рыбаков махнул рукой: «
Провались они, чиновники!»
Неточные совпадения
«Эх, Влас Ильич! где враки-то? — // Сказал бурмистр с досадою. — // Не в
их руках мы, что ль?.. // Придет пора последняя: // Заедем все в ухаб, // Не выедем никак, // В кромешный ад
провалимся, // Так ждет и там крестьянина // Работа на господ!»
Более всего заботила
его Стрелецкая слобода, которая и при предшественниках
его отличалась самым непреоборимым упорством. Стрельцы довели энергию бездействия почти до утонченности.
Они не только не являлись на сходки по приглашениям Бородавкина, но, завидев
его приближение, куда-то исчезали, словно сквозь землю
проваливались. Некого было убеждать, не у кого было ни о чем спросить. Слышалось, что кто-то где-то дрожит, но где дрожит и как дрожит — разыскать невозможно.
Дико́й. Что ж ты, украдешь, что ли, у кого? Держите
его! Этакой фальшивый мужичонка! С этим народом какому надо быть человеку? Я уж не знаю. (Обращаясь к народу.) Да вы, проклятые, хоть кого в грех введете! Вот не хотел нынче сердиться, а
он, как нарочно, рассердил-таки. Чтоб
ему провалиться! (Сердито.) Перестал, что ль, дождик-то?
«Семейные бани И. И. Домогайлова сообщают, что в дворянском отделении устроен для мужчин душ профессора Шарко, а для дам ароматические ванны», — читал
он, когда в дверь постучали и на
его крик: «Войдите!» вошел курчавый ученик Маракуева — Дунаев.
Он никогда не бывал у Клима, и Самгин встретил
его удивленно, поправляя очки. Дунаев, как всегда, улыбался, мелкие колечки густейшей бороды
его шевелились, а нос как-то странно углубился в усы, и шагал Дунаев так, точно
он ожидал, что может
провалиться сквозь пол.