― Я пришел вам сказать, что я завтра уезжаю в Москву и не вернусь более в этот дом, и вы будете иметь известие о моем решении чрез адвоката, которому я поручу дело развода. Сын же мой переедет к сестре, ― сказал Алексей Александрович, с усилием вспоминая то, что он хотел
сказать о сыне.
Неточные совпадения
— Ну, нет, —
сказала графиня, взяв ее за руку, — я бы с вами объехала вокруг света и не соскучилась бы. Вы одна из тех милых женщин, с которыми и поговорить и помолчать приятно. А
о сыне вашем, пожалуйста, не думайте; нельзя же никогда не разлучаться.
— Да, мы всё время с графиней говорили, я
о своем, она
о своем
сыне, —
сказала Каренина, и опять улыбка осветила ее лицо, улыбка ласковая, относившаяся к нему.
Когда она думала
о Вронском, ей представлялось, что он не любит ее, что он уже начинает тяготиться ею, что она не может предложить ему себя, и чувствовала враждебность к нему зa это. Ей казалось, что те слова, которые она
сказала мужу и которые она беспрестанно повторяла в своем воображении, что она их
сказала всем и что все их слышали. Она не могла решиться взглянуть в глаза тем, с кем она жила. Она не могла решиться позвать девушку и еще меньше сойти вниз и увидать
сына и гувернантку.
— Весьма трудно ошибаться, когда жена сама объявляет
о том мужу. Объявляет, что восемь лет жизни и
сын — что всё это ошибка и что она хочет жить сначала, —
сказал он сердито, сопя носом.
Алексей Александрович погладил рукой по волосам
сына, ответил на вопрос гувернантки
о здоровье жены и спросил
о том, что
сказал доктор
о baby [ребенке.].
Как ни сильно желала Анна свиданья с
сыном, как ни давно думала
о том и готовилась к тому, она никак не ожидала, чтоб это свидание так сильно подействовало на нее. Вернувшись в свое одинокое отделение в гостинице, она долго не могла понять, зачем она здесь. «Да, всё это кончено, и я опять одна»,
сказала она себе и, не снимая шляпы, села на стоявшее у камина кресло. Уставившись неподвижными глазами на бронзовые часы, стоявшие на столе между окон, она стала думать.
Он слышал, как его лошади жевали сено, потом как хозяин со старшим малым собирался и уехал в ночное; потом слышал, как солдат укладывался спать с другой стороны сарая с племянником, маленьким
сыном хозяина; слышал, как мальчик тоненьким голоском сообщил дяде свое впечатление
о собаках, которые казались мальчику страшными и огромными; потом как мальчик расспрашивал, кого будут ловить эти собаки, и как солдат хриплым и сонным голосом говорил ему, что завтра охотники пойдут в болото и будут палить из ружей, и как потом, чтоб отделаться от вопросов мальчика, он
сказал: «Спи, Васька, спи, а то смотри», и скоро сам захрапел, и всё затихло; только слышно было ржание лошадей и каркание бекаса.
Вы принуждаете
сказать о сыне // То, что желал от вас бы утаить. // Он, государь, к несчастью, недостоин // Ни милостей, ни вашего вниманья. // Он молодость свою проводит в буйстве, // В пороках низких…
Неточные совпадения
— Блудный
сын! —
сказал Чичиков. —
О таких людях и жалеть нечего.
Но нужно
сказать поболее
о сыновьях его.
В один из таких дней двенадцатилетний
сын Меннерса, Хин, заметив, что отцовская лодка бьется под мостками
о сваи, ломая борта, пошел и
сказал об этом отцу.
— Вы меня совершенно осчастливили, — промолвил он, не переставая улыбаться, — я должен вам
сказать, что я… боготворю моего
сына;
о моей старухе я уже не говорю: известно — мать!
Рындин — разорившийся помещик, бывший товарищ народовольцев, потом — толстовец, теперь — фантазер и анархист, большой, сутулый, лет шестидесяти, но очень моложавый; у него грубое, всегда нахмуренное лицо, резкий голос, длинные руки. Он пользуется репутацией человека безгранично доброго, человека «не от мира сего». Старший
сын его сослан, средний — сидит в тюрьме, младший, отказавшись учиться в гимназии, ушел из шестого класса в столярную мастерскую.
О старике Рындине Татьяна
сказала: