Неточные совпадения
Это был единственный
человек во всей моей жизни, строго логически разрешивший тот вечный
вопрос, который при нашем общественном строе стоял передо мной и стоит перед каждым
человеком, называющим себя христианином.
Ни один
человек не может уйти от решения этого
вопроса.
Различие этих переводов еще усиливает мои сомнения. И я задаю себе
вопрос: что значат и могут значить греческое слово κρίνω, употребленное в обоих Евангелиях, и слово καταδικάζω, употребленное у Луки — евангелиста, писавшего, по мнению знатоков, на довольно хорошем греческом языке. Как переведет эти слова
человек, ничего не знающий об учении евангельском и его толкованиях и имеющий перед собой одно это изречение?
Мы так привыкли к тому, по меньшей мере странному толкованию, что фарисеи и какие-то злые иудеи распяли Христа, что тот простой
вопрос о том, где же были те не фарисеи и не злые, а настоящие иудеи, державшие закон, и не приходит нам в голову. Стоит задать себе этот
вопрос, чтобы всё стало совершенно ясно. Христос — будь он бог или
человек — принес свое учение в мир среди народа, державшегося закона, определявшего всю жизнь
людей и называвшегося законом бога. Как мог отнестись к этому закону Христос?
Единственный же существенный для каждого верующего
вопрос о том, как соединить два противоречивые закона, определяющие жизнь
людей, остается даже без попытки разрешения.
И
вопрос о том: есть ли мне или не есть те яблоки, которые соблазняют меня? — не существует для
человека по этому учению.
На
вопрос, что значит: возвысить сына человеческого, Христос отвечает: жить в том свете, который есть в
людях.
Разбирая отвлеченно
вопрос о том, чье положение будет лучше: учеников Христа или учеников мира? нельзя не видеть, что положение учеников Христа должно быть лучше уже потому, что ученики Христа, делая всем добро, не будут возбуждать ненависти в
людях.
Они не могут не знать, что их гонят на бойню; с неразрешимым
вопросом — зачем? и с отчаянием в сердце идут они и мрут от холода, голода и заразительных болезней до тех пор, пока их не поставят под пули и ядра и не велят им самим убивать неизвестных им
людей.
Ведь если бы
люди ничего сами не делали, а были поставлены внешней силой в то положение, в котором они находятся, они бы могли на
вопрос: зачем вы в таком положении? совершенно разумно ответить: мы не знаем, но мы очутились в таком положении и находимся в нем.
Но
люди делают свое положение сами для себя, для других и в особенности для своих детей, и потому на
вопросы: зачем вы собираете и сами собирались в миллионы войск, которыми вы убиваете и увечите друг друга? зачем вы тратили и тратите страшные силы людские, выражающиеся миллиардами, на постройку ненужных и вредных вам городов, зачем вы устраиваете свои игрушечные суды и посылаете
людей, которых считаете преступными, из Франции в Каэну, из России в Сибирь, из Англии в Австралию, когда вы сами знаете, что это бессмысленно? зачем вы оставляете любимое вами земледелие и трудитесь на фабриках и заводах, которые вы сами не любите? зачем воспитываете детей так, чтобы они продолжали эту не одобряемую вами жизнь? зачем вы всё это делаете?
Ни один цивилизованный передовой
человек теперь не в состоянии дать ответ на прямой
вопрос: зачем ты живешь тою жизнью, которой ты живешь?
Верующий католик, протестант, православный на
вопрос: зачем он живет так, как он живет, т. е. противно тому учению Христа бога, которое он исповедует? всегда вместо прямого ответа начинает говорить о плачевном состоянии безверия нынешнего поколения, о злых
людях, производящих безверие, и о значении и будущности истинной церкви.
Средний
человек, огромное большинство полуверующих, полуневерующих цивилизованных
людей, тех, которые всегда без исключения жалуются на свою жизнь и на устройство нашей жизни и предвидят погибель всему, — этот средний
человек на
вопрос: зачем он сам живет этой осуждаемой им жизнью и ничего не делает, чтобы улучшить ее? — всегда вместо прямого ответа начнет говорить не о себе, а о чем-нибудь общем: о правосудии, о торговле, о государстве, о цивилизации.
Он на место личного
вопроса подставляет общий, а подставляет его и верующий, и философ, и средний
человек потому, что у него нет никакого ответа на личный
вопрос жизни, потому что у него нет никакого настоящего учения о жизни.
А тут мертвая тишина, мягкие шаги молчаливых, не отвечающих на
вопросы людей, звуки отпираемых, запираемых дверей, в обычные часы пища, посещение молчаливых людей и сквозь тусклые стекла свет от поднимающегося солнца, темнота и та же тишина, те же мягкие шаги, и одни и те же звуки.
Неточные совпадения
Стародум. Оттого, мой друг, что при нынешних супружествах редко с сердцем советуют. Дело в том, знатен ли, богат ли жених? Хороша ли, богата ли невеста? О благонравии
вопросу нет. Никому и в голову не входит, что в глазах мыслящих
людей честный
человек без большого чина — презнатная особа; что добродетель все заменяет, а добродетели ничто заменить не может. Признаюсь тебе, что сердце мое тогда только будет спокойно, когда увижу тебя за мужем, достойным твоего сердца, когда взаимная любовь ваша…
Г-жа Простакова. Ах, батюшка, это что за
вопрос? Разве я не властна и в своих
людях?
Тем не менее
вопрос «охранительных
людей» все-таки не прошел даром. Когда толпа окончательно двинулась по указанию Пахомыча, то несколько
человек отделились и отправились прямо на бригадирский двор. Произошел раскол. Явились так называемые «отпадшие», то есть такие прозорливцы, которых задача состояла в том, чтобы оградить свои спины от потрясений, ожидающихся в будущем. «Отпадшие» пришли на бригадирский двор, но сказать ничего не сказали, а только потоптались на месте, чтобы засвидетельствовать.
Уважение к старшим исчезло; агитировали
вопрос, не следует ли, по достижении
людьми известных лет, устранять их из жизни, но корысть одержала верх, и порешили на том, чтобы стариков и старух продать в рабство.
Может быть, это решенный
вопрос о всеобщем истреблении, а может быть, только о том, чтобы все
люди имели грудь, выпяченную вперед на манер колеса.