Я принимал на веру то с детства внушенное мне толкование, что оба закона эти суть произведения святого духа, что законы эти соглашаются, что Христос
утверждает закон Моисея и дополняет и восполняет его.
Неточные совпадения
Не будем только
утверждать, что привычное зло, которым мы пользуемся, есть несомненная божественная истина, и тогда ясно, что естественно и свойственно человеку: насилие или
закон Христа?
Но мне было внушено, что Христос не отрицает
закон Моисея, а, напротив,
утверждает его весь до малейшей черты и йоты и восполняет его.
Насколько я знал тогда Ветхий Завет, в особенности последние книги Моисея, в которых изложены такие мелочные, бессмысленные и часто жестокие правила, при каждом из которых говорится: «и бог сказал Моисею», мне казалось странным, чтобы Христос мог
утвердить весь этот
закон, и непонятно, зачем он это сделал.
И потому Христос, употребляя слово
закон — «тора», употребляет его, то
утверждая его, как Исаия и другие пророки, в смысле
закона бога, который вечен, то отрицая его в смысле писанного
закона пяти книг. Но для различия, когда он, отрицая его, употребляет это слово в смысле писанного
закона, он прибавляет всегда слово: «и пророки», или слово: «ваш», присоединяя его к слову
закон.
Но когда Христос говорит: я не нарушить пришел
закон, но научить вас исполнять его, потому что ничто не может измениться в
законе, а всё должно исполниться, он говорит не о
законе писанном, а о
законе божественном, вечном, и
утверждает его.
Пусть те, которые толкуют слова Христа так, что он
утверждал весь
закон Моисея, пусть они объяснят себе: кого же во всю свою деятельность обличал Христос, против кого восставал, называя их фарисеями, законниками, книжниками?
Христос не мог
утверждать весь
закон, но он не мог также и отрицать весь
закон и пророков, тот
закон, в котором сказано: люби ближнего как самого себя, и тех пророков, словами которых он часто высказывает свои мысли.
По всем церковным толкованиям, особенно с пятого века, Христос не нарушал писанный
закон, а
утверждал его.
Говорится, что Христос сам
утвердил клятву на суде, когда на слова первосвященника: «Заклинаю тебя богом живым», отвечал: ты сказал; говорится, что апостол Павел призывает бога во свидетельство истины своих слов, что есть, очевидно, та же клятва; говорится, что клятвы были предписаны
законом Моисеевым, но господь не отменил этих клятв; говорится, что отменяются только клятвы пустые, фарисейски-лицемерные.
Если иностранные Писатели доныне говорят, что в России нет Среднего состояния, то пожалеем об их дерзком невежестве, но скажем, что Екатерина даровала сему важному состоянию истинную политическую жизнь и цену: что все прежние его установления были недостаточны, нетверды и не образовали полной системы; что Она первая обратила его в государственное достоинство, которое основано на трудолюбии и добрых нравах и которое может быть утрачено пороками [См.: «Городовое Положение».]; что Она первая поставила на его главную степень цвет ума и талантов — мужей, просвещенных науками, украшенных изящными дарованиями [Ученые и художники по сему закону имеют право на достоинство Именитых Граждан.]; и чрез то
утвердила законом, что государство, уважая общественную пользу трудолюбием снисканных богатств, равномерно уважает и личные таланты, и признает их нужными для своего благоденствия.
Неточные совпадения
Третий пример был при Беневоленском, когда был"подвергнут расспросным речам"дворянский сын Алешка Беспятов, за то, что в укору градоначальнику, любившему заниматься законодательством,
утверждал:"Худы-де те
законы, кои писать надо, а те
законы исправны, кои и без письма в естестве у каждого человека нерукотворно написаны".
В сей мысли еще более меня
утверждает то, что город Глупов по самой природе своей есть, так сказать, область второзакония, для которой нет даже надобности в
законах отяготительных и многосмысленных.
Вся языческая полнота жизни, так соблазняющая многих и в наше время, не есть зло и не подлежит уничтожению; все это богатство бытия должно быть завоевано окончательно, и недостаточность и ложь язычества в том и заключалась, что оно не могло отвоевать и
утвердить бытие, что
закон тления губил мир и язычество беспомощно перед ним останавливалось.
Плешивцев
утверждает, что человек должен быть консерватором не только за страх, но и за совесть; Тебеньков же объявляет, что прибавка слов"и за совесть"только усложняет дело и что человек вполне прав перед обществом и
законом, если может доказать, что он консерватор"только за страх".
Он не прекращает своих поисков не потому, что это была прихоть бунтующей природы, как
утверждают литературные клоповники, а потому, что искания эти столь же естественны, как естествен и самый
закон прогрессивного нарастания правды.