Неточные совпадения
Соня была тоненькая, миниатюрненькая брюнетка с мягким, отененным длинными ресницами взглядом, густою черною косою, два раза обвивавшею ее голову, и желтоватым оттенком кожи на
лице и
в особенности на обнаженных худощавых, но грациозных мускулистых руках и шее.
Но, проходя мимо диванной, она заметила, что
в ней у двух окошек симметрично сидели две пары. Она остановилась и презрительно улыбнулась.
Соня сидела близко подле Николая, который переписывал ей стихи,
в первый раз сочиненные им. Борис с Наташей сидели у другого окна и замолчали, когда вошла Вера.
Соня и Наташа с виноватыми и счастливыми
лицами взглянули на Веру.
Действительно,
Соня в своем воздушном розовом платьице, приминая его, лежала ничком на грязной полосатой няниной перине, на сундуке и, закрыв
лицо пальчиками, навзрыд плакала, подрагивая своими оголенными плечиками.
Соня не могла больше говорить и опять спрятала голову
в руках и перине. Наташа начинала успокоиваться, но по
лицу ее видно было, что она понимала всю важность горя своего друга.
Соня, отряхнув пух и спрятав стихи за пазуху, к шейке с выступавшими костями груди, легкими, веселыми шагами, с раскрасневшимся
лицом, побежала вслед за Наташей по коридору
в диванную. По просьбе гостей молодые люди спели квартет «Ключ», который всем очень понравился; потом Николай спел вновь выученную им песню...
— Поздно, десятый час, — отвечал Наташин голос, и
в соседней комнате послышалось шуршанье крахмаленных платьев, шопот и смех девичьих голосов, и
в чуть растворенную дверь мелькнуло что-то голубое, ленты, черные волоса и веселые
лица. Это была Наташа с
Соней и Петей, которые пришли наведаться, не встал ли.
— Сейчас, сейчас, не ходи, папа, — крикнула она отцу, отворившему дверь, еще из под дымки юбки, закрывавшей всё ее
лицо.
Соня захлопнула дверь. Через минуту графа впустили. Он был
в синем фраке, чулках и башмаках, надушенный и припомаженный.
На третий день праздника после обеда все домашние разошлись по своим комнатам. Было самое скучное время дня. Николай, ездивший утром к соседям, заснул
в диванной. Старый граф отдыхал
в своем кабинете.
В гостиной за круглым столом сидела
Соня, срисовывая узор. Графиня раскладывала карты. Настасья Ивановна-шут с печальным
лицом сидел у окна с двумя старушками. Наташа вошла
в комнату, подошла к
Соне, посмотрела, чтó она делает, потом подошла к матери и молча остановилась.
— Как видно, Nicolas! — сказал голос
Сони. — Николай оглянулся на
Соню и пригнулся, чтобы ближе рассмотреть ее
лицо. Какое-то совсем новое, милое,
лицо, с черными бровями и усами,
в лунном свете, близко и далеко, выглядывало из соболей.
«Совсем другая, и всё та же», думал Николай, глядя на ее
лицо, всё освещенное лунным светом. Он продел руки под шубку, прикрывавшую ее голову, обнял, прижал к себе и поцеловал
в губы, над которыми были усы и от которых пахло жженой пробкой.
Соня в самую середину губ поцеловала его и, выпростав маленькие руки, с обеих сторон взяла его за щеки.
Наташа нашла с помощью
Сони и горничной положение зеркалу;
лицо ее приняло серьезное выражение, и она замолкла. Долго она сидела, глядя на ряд уходящих свечей
в зеркалах, предполагая (соображаясь с слышанными рассказами) то, что она увидит гроб, то, что увидит его, князя Андрея,
в этом последнем, сливающемся, смутном квадрате. Но как ни готова она была принять малейшее пятно за образ человека или гроба, она ничего не видала. Она часто стала мигать и отошла от зеркала.
Соня утерла слезы и подошла к Наташе, опять вглядываясь
в ее
лицо.
И с решительностью и нежностью, которая бывает
в минуты пробуждения, она обняла подругу. Но заметив смущение на
лице Сони,
лицо Наташи выразило смущение и подозрительность.
Граф, судя по мнимой болезни, по расстройству дочери, по сконфуженным
лицам Сони и Марьи Дмитриевны, ясно видел, что
в его отсутствие должно было что-нибудь случиться; но ему так страшно было думать, что что-нибудь постыдное случилось с его любимою дочерью, он так любил свое веселое спокойствие, что он избегал расспросов и всё старался уверить себя, что ничего особенного не было и только тужил о том, что по случаю ее нездоровья откладывался их отъезд
в деревню.
Соня с встревоженным
лицом вошла
в гостиную.
После обеда граф уселся покойно
в кресло и с серьезным
лицом попросил
Соню, славившуюся мастерством чтения, читать.
— Помнишь ты, — с испуганным и торжественным
лицом говорила
Соня, — помнишь, когда я за тебя
в зеркало смотрела…
В Отрадном, на святках… Помнишь, чтò я видела?…
Кроме общего чувства отчуждения от всех людей, Наташа
в это время испытывала особенное чувство отчуждения от
лиц своей семьи. Все свои: отец, мать,
Соня, были так ей близки, привычны, так будничны, что все их слова, чувства казались ей оскорблением того мира,
в котором она жила последнее время, и она не только была равнодушна, но враждебно смотрела на них. Она слышала слова Дуняши, о Петре Ильиче, о несчастии, но не поняла их.
Наташа не любила общества вообще, но она тем более дорожила обществом родных — графини Марьи, брата, матери и
Сони. Она дорожила обществом тех людей, к которым она, растрепанная,
в халате, могла выйти большими шагами из детской с радостным
лицом и показать пеленку с желтым вместо зеленого пятна, и выслушать утешения о том, что теперь ребенку гораздо лучше.
Неточные совпадения
Соня даже с удивлением смотрела на внезапно просветлевшее
лицо его; он несколько мгновений молча и пристально
в нее вглядывался, весь рассказ о ней покойника отца ее пронесся
в эту минуту вдруг
в его памяти…
Соня поспешила тотчас же передать ей извинение Петра Петровича, стараясь говорить вслух, чтобы все могли слышать, и употребляя самые отборно почтительные выражения, нарочно даже подсочиненные от
лица Петра Петровича и разукрашенные ею. Она прибавила, что Петр Петрович велел особенно передать, что он, как только ему будет возможно, немедленно прибудет, чтобы поговорить о делах наедине и условиться о том, что можно сделать и предпринять
в дальнейшем, и проч. и проч.
Соня больше прежнего смутилась, и краска ударила ей опять
в лицо.
Пульхерия Александровна взглянула на
Соню и слегка прищурилась. Несмотря на все свое замешательство перед настойчивым и вызывающим взглядом Роди, она никак не могла отказать себе
в этом удовольствии. Дунечка серьезно, пристально уставилась прямо
в лицо бедной девушки и с недоумением ее рассматривала.
Соня, услышав рекомендацию, подняла было глаза опять, но смутилась еще более прежнего.
Через минуту вошла со свечой и
Соня, поставила свечку и стала сама перед ним, совсем растерявшаяся, вся
в невыразимом волнении и, видимо, испуганная его неожиданным посещением. Вдруг краска бросилась
в ее бледное
лицо, и даже слезы выступили на глазах… Ей было и тошно, и стыдно, и сладко… Раскольников быстро отвернулся и сел на стул к столу. Мельком успел он охватить взглядом комнату.