— Хорошо, — сказал Пьер, глядя на Долохова, который, взяв
в руки бутылку рома, подходил к окну, из которого виднелся свет неба и сливавшихся на нем утренней и вечерней зари.
Неточные совпадения
Долохов с
бутылкой рома
в руке вскочил на окно.
Спустив ноги и распершись обеими
руками в края окна, он примерился, уселся, отпустил
руки, подвинулся направо, налево и достал
бутылку.
Долохов сидел всё
в том же положении, только голова загнулась назад, так что курчавые волосы затылка прикасались к воротнику рубахи, и
рука с
бутылкой поднималась всё выше и выше, содрогаясь и делая усилие.
Курносое и черноволосатое лицо Васьки Денисова и вся его маленькая сбитая фигурка с его жилистою (с короткими пальцами, покрытыми волосами) кистью
руки,
в которой он держал ефес вынутой наголо сабли, было точно такое же, как и всегда, особенно к вечеру, после выпитых двух
бутылок.
И вот в потребное время он взял
в руку бутылку мадеры и пошел вокруг, нагибаясь к каждому гостю с вопросом: «Прикажете?», но, дойдя до сына и приклонясь к нему, он не выдержал и, вместо «прикажете вина», простонал:
Встретились обе шайки случайно, при разгроме одной и той же винной лавки, и, вместо того чтобы вступить в пререкания и борьбу, побратались за бутылкой. А обоих атаманов, стоявших начеку с небрежно опущенными маузерами, пьяные мужики, суя
в руки бутылки с отбитыми горлышками, толкали друг к другу и убеждали помириться. И Васька, также пьяный, вдруг прослезился и отдал маузер Митрофану, говоря слезливо:
Неточные совпадения
Освободясь от пробки влажной, //
Бутылка хлопнула; вино // Шипит; и вот с осанкой важной, // Куплетом мучимый давно, // Трике встает; пред ним собранье // Хранит глубокое молчанье. // Татьяна чуть жива; Трике, // К ней обратясь с листком
в руке, // Запел, фальшивя. Плески, клики // Его приветствуют. Она // Певцу присесть принуждена; // Поэт же скромный, хоть великий, // Ее здоровье первый пьет // И ей куплет передает.
Они подошли к дому; то был действительно трактир Меннерса.
В раскрытом окне, на столе, виднелась
бутылка; возле нее чья-то грязная
рука доила полуседой ус.
Самгин отошел от окна, лег на диван и стал думать о женщинах, о Тосе, Марине. А вечером,
в купе вагона, он отдыхал от себя, слушая непрерывную, возбужденную речь Ивана Матвеевича Дронова. Дронов сидел против него, держа
в руке стакан белого вина,
бутылка была зажата у него между колен, ладонью правой
руки он растирал небритый подбородок, щеки, и Самгину казалось, что даже сквозь железный шум под ногами он слышит треск жестких волос.
Подтащил его к столу, нагруженному
бутылками, тарелками, и, наливая дрожащей
рукой водку
в рюмки, крикнул:
Тагильский пошевелился
в кресле, но не встал, а Дронов, взяв хозяина под
руку, отвел его
в столовую, где лампа над столом освещала сердито кипевший, ярко начищенный самовар, золотистое вино
в двух
бутылках, стекло и фарфор посуды.