— Коли мы прежде дрались, — сказал он, — и не давали спуску французам, как под Шенграбеном, что́ же теперь будет, когда он впереди? Мы все умрем, с наслаждением
умрем за него. Так, господа? Может быть, я не так говорю, я много выпил; да я так чувствую, и вы тоже. За здоровье Александра первого! Урра!
Неточные совпадения
Те речи большею частию держались совсем при других условиях, те говорились большею частию в минуты побед и торжеств и преимущественно на смертном одре от полученных ран, в то время как государь благодарил его
за геройские поступки, и он,
умирая, высказывал ему подтвержденную на деле любовь свою.
«Людовика XVI казнили
за то, что они говорили, что он был бесчестен и преступник (пришло Пьеру в голову), и они были правы с своей точки зрения, так же как правы и те, которые
за него
умирали мученическою смертью и причисляли его к лику святых.
— Ах, да, больницы, лекарства. У него удар, он
умирает, а ты пустил ему кровь, вылечил. Он калекой будет ходить десять лет, всем в тягость. Гораздо покойнее и проще ему
умереть. Другие родятся, и так их много. Ежели бы ты жалел, что у тебя лишний работник пропал — как я смотрю на него, а то ты из любви же к нему его хочешь лечить. А ему этого не нужно. Да и потом, что́
за воображение, что медицина кого-нибудь и когда-нибудь вылечивала! Убивать — так! — сказал он, злобно нахмурившись и отвернувшись от Пьера.
— И чтò же, разве наши ополченцы составили пользу для государства? Никакой! только разорили наши хозяйства. Лучше еще набор… а то вернется к вам ни солдат, ни мужик, и только один разврат. Дворяне не жалеют своего живота, мы сами поголовно пойдем, возьмем еще рекрут и всем нам только клич кликни гусай (он так выговаривал государь), мы все
умрем за пего, — прибавил оратор, одушевляясь.
Надежды на исцеление не было. Везти его было нельзя. И что бы было, ежели бы он
умер дорогой? «Не лучше ли бы было конец, совсем конец!» иногда думала княжна Марья. Она день и ночь, почти без сна, следила
за ним и, страшно сказать, она часто следила
за ним не с надеждой найти признаки облегчения, но следила, часто желая найти признаки приближения к концу.
И как мне жаль, что он
умер, и как я рад, что он жив опять!» С одной стороны стола сидели Анатоль, Долохов, Несвицкой, Денисов и другие такие же (категория этих людей так же ясно была во сне определена в душе Пьера, как и категория тех людей, которых он называл они), и эти люди, Анатоль, Долохов, громко кричали, пели; но из-за их крика слышен был голос благодетеля, неумолкаемо говоривший, и звук его слов был так же значителен и непрерывен, как гул поля сраженья, но он был приятен и утешителен.
«Да, любовь (думал он опять с совершенною ясностью), но не та любовь, которая любит
за что-нибудь, для чего-нибудь, или почему-нибудь, но та любовь, которую я испытал в первый раз, когда
умирая я увидал своего врага и всё-таки полюбил его.
«Могло или не могло это быть?» думал он теперь, глядя на нее и прислушиваясь к легкому стальному звуку спиц. «Неужели только
за тем так странно свела меня с нею судьба, чтобы мне
умереть?.. Неужели мне открылась истина жизни только для того, чтоб я жил во лжи? Я люблю ее больше всего в мире. Но чтó же делать мне, ежели я люблю ее?» сказал он, и он вдруг невольно застонал по привычке, которую он приобрел во время своих страданий.
Свадьба Наташи, вышедшей в 13-м году
за Безухова, было последнее радостное событие в старой семье Ростовых. В тот же год граф Илья Андреевич
умер и, как это всегда бывает, со смертью его распалась старая семья.
Хотя Пьеру, Наташе, Николаю, графине Марье и Денисову многое нужно было переговорить такого, чтò не говорилось при графине, не потому, чтобы что-нибудь скрывалось от нее, но потому, что она так отстала от многого, что, начав говорить про что-нибудь при ней, надо бы было отвечать на ее вопросы, некстати вставляемые, и повторять вновь уже несколько раз повторенное ей: рассказывать, что тот
умер, тот женился, чего она не могла вновь запомнить; но они по обычаю сидели
за чаем в гостиной у самовара и Пьер отвечал на вопросы графини, ей самой ненужные и никого не интересующие, о том, что князь Василий постарел и что графиня Марья Алексеевна велела кланяться и помнить и т. д…
— Ты сомневаешься в моей любви? — горячо заговорил он. — Думаешь, что я медлю от боязни за себя, а не за тебя? Не оберегаю, как стеной, твоего имени, не бодрствую, как мать, чтоб не смел коснуться слух тебя… Ах, Ольга! Требуй доказательств! Повторю тебе, что если б ты с другим могла быть счастливее, я бы без ропота уступил права свои; если б надо было
умереть за тебя, я бы с радостью умер! — со слезами досказал он.
Положил я, детки, вам словечко сказать одно, небольшое, — продолжал он с тихой, прекрасной улыбкой, которую я никогда не забуду, и обратился вдруг ко мне: — Ты, милый, церкви святой ревнуй, и аще позовет время — и
умри за нее; да подожди, не пугайся, не сейчас, — усмехнулся он.
— Пожалуйста, переведите это, — сказал он Нехлюдову. — Вы поссорились и подрались, а Христос, который
умер за нас, дал нам другое средство разрешать наши ссоры. Спросите у них, знают ли они, как по закону Христа надо поступить с человеком, который обижает нас.
Неточные совпадения
Запомнил Гриша песенку // И голосом молитвенным // Тихонько в семинарии, // Где было темно, холодно, // Угрюмо, строго, голодно, // Певал — тужил о матушке // И обо всей вахлачине, // Кормилице своей. // И скоро в сердце мальчика // С любовью к бедной матери // Любовь ко всей вахлачине // Слилась, — и лет пятнадцати // Григорий твердо знал уже, // Кому отдаст всю жизнь свою // И
за кого
умрет.
Другой вариант утверждает, что Иванов совсем не
умер, а был уволен в отставку
за то, что голова его вследствие постепенного присыхания мозгов (от ненужности в их употреблении) перешла в зачаточное состояние.
Но в 1770 году Двоекуров
умер, и два градоначальника, последовавшие
за ним, не только не поддержали его преобразований, но даже, так сказать, загадили их.
Нельзя было простить работнику, ушедшему в рабочую пору домой потому, что у него отец
умер, как ни жалко было его, и надо было расчесть его дешевле
за прогульные дорогие месяцы; но нельзя было и не выдавать месячины старым, ни на что не нужным дворовым.
— Я и сам не знаю хорошенько. Знаю только, что она
за всё благодарит Бога, зa всякое несчастие, и
за то, что у ней
умер муж, благодарит Бога. Ну, и выходит смешно, потому что они дурно жили.